Я родился из порохового дыма

Я родился из порохового дыма, 
Когда революция билась в истерике.   
Мне в колыбель насыпали пуль,   
А вместо соски дали штык. 
 
Вырос в подвалах с диссидентами, 
Где стены кричали стихами Есенина. 
Первая любовь — это запах тюрьмы,   
Первая кровь — на ладонях родины. 


Мои университеты — баррикады,   
Дипломы — ожоги от гранат.   
Я учил алгебру по приговорам, 
Геометрию — по следам сапог на спине. 


В шестнадцать мне выковали совесть 
Из обрезков колючей проволоки. 
Мои песни рождались в воронках,   
Где эхо стреляет в спину стихам. 
 
Я — архив запрещённых мелодий, 
Где каждый аккорд — это выстрел. 
Мои струны — натянутые нервы,   
Гриф — позвоночник повешенного поэта. 

За мной следят десять тысяч теней, 
Каждая — с лицом моего детства. 
Я пою, пока не кончится воздух, 
Пока последний палач не заплачет. 

Я — трещина в зеркале эпохи,   
Где отражаются все и никто.   
Меня собирали из осколков   
Слепые дети апокалипсиса. 

Моя колыбель — это воронка, 
Моя мать — это вой сирен. 
Я учился ходить по проволоке   
Между "больше нет" и "ещё можно". 


Во мне грохот трёх гражданских войн,
Где последний патрон — это мой.   
В подворотнях спят мои демоны,   
Причащаясь кровавой иконой. 

Я — бронепоезд в степях коллекций, 
Где в вагонах — поэты в секции. 
Раздави меня, время, в такт метроному,   
Я давно уже мёртв, просто помню об этом... 

Мои вены — трамвайные рельсы, 
Где сцепленья идей разлетелись.   
Ты лови последний вагон в полночь,   
Если хочешь узнать, где мне больно. 

Я — архив сожжённых досье, 
Где каждый лист — это "Боже...".   
Мне бы водки, да тень на стене,   
Да гитару, чтоб рвать струны в клочья. 

Тысяча церквей в моих рёбрах, 
Но в каждой — расстрельный ров. 
Я целую эту землю в губозакат,   
Зная — рай продают у ворот. 

Засыпьте меня нотными знаками, 
Пусть вместо крови — чернила. 
Я буду петь, даже когда от меня 
Останется имя да пыль на гитаре.