Виктор Петрович Астафьев

Над берегом диким, где сосны шумят,
Где Енисей катит волну ледяную,
Стоит деревушка, знакомая взгляду,
Хранящая память о жизни, вживую.

Здесь мальчик когда-то, сиротское детство,
Смотрел на великую эту реку,
И впитывал в душу простое наследство —
Любовь к этой земле на своём веку.

То был наш Петрович, наш Виктор Астафьев,
С душою открытой, как сибирский простор,
Он вырос из боли, из горьких распятий,
И вынес на свет этот внутренний сор.

Он помнил, как бабушка Катерина
Молилась и пряла при свете лучины,
Как пахла в избушке простая малина,
И как тяжелы были вдовьи кручины.

Он нёс через годы, сквозь дымные битвы,
Тот запах таёжный, ту синь над рекой,
И в страшных окопах слагались молитвы
О том, чтоб вернуться в Овсянку домой.

И он возвратился, но с раной глубокой,
Чтоб в слове простом рассказать о войне,
О правде солдатской, жестокой, высокой,
Что выжжена в сердце, на самом на дне.

Писал он о Царь-рыбе, грозной хозяйке
Могучей реки, что не знает границ,
О жадности нашей, о жизни-хозяйке,
О совести, павшей пред совестью ниц.

В его рассказах — не вымысел книжный,
А голос народа, живой и родной,
Мужик-богохульник и праведник ближний,
И каждый с особой, нелёгкой судьбой.

В его каждой строчке — и горечь, и нежность,
И запах ухи на речном берегу,
И зимних снегов ледяная безбрежность,
И первая зелень на майском лугу.

Он не украшал эту жизнь, не лукавил,
Он видел её, как она есть, без прикрас,
И памятник словом нетленным оставил
Той русской деревне, что гаснет сейчас.

Течёт Енисей, унося десятилетья,
Но книги лежат на столах, как завет,
Чтоб мы не забыли в своём лихолетье
Простой человечности искренний свет.

Спасибо, Петрович, за честное слово,
За то, что сумел до души докричать,
Что в мире подлунном нет в жизни иного
Сокровища, чем дом, река, и мать.

И пусть над Овсянкой всё так же светает,
И плещет волна о знакомый утёс,
А память о вас, как звезда, не растает
Средь тысяч других безымянных сибирских звёзд.