Журавли

Стою, гляжу на землю под ногами,
Как на Голгофе, на своем холме.
Считаете, мы стали журавлями,
Растаяв с криком в светлой синеве?

Как это тщетно - путать страх с любовью,
Смерть украшать покоем на века.
На самом деле там лишь порох с кровью -
Спроси любого ты фронтовика.

Там только боль и дрожь земли побитой,
Да вспышки взрывов, да стрельба кругом.
Я оказался тоже средь убитых,
Но от того не стал я журавлем.

Деревья тянут к небу ветви-крючья
И ждут дождя дурманящий глоток.
И плачет, разорвавшись о "колючку",
Над этим полем хриплый ветерок.

Здесь наша память бродит над полями,
Что нашей кровью вдоволь напились.
Мы все никак не станем журавлями,
В бою тяжелом здесь отдавши жизнь.

Я помню больше, чем бы мне хотелось,
Чем помнить мертвым должно под землей.
Как небо синим куполом вертелось,
Как я поднялся в свой последний бой.

Наш комиссар был с нами очень строгим,
Он все твердил про "с честью умереть".
Когда мне взрывом оторвало ноги,
В бреду я видел маму, а не смерть.

Нет, не было себя ни капли жалко,
И не хотелось славы и наград.
Тащила, надрываясь, санитарка
Меня от поля боя в медсанбат.

Срывая ногти на руках до крови,
От тяжести то плача, то хрипя,
Сжимая зубы, мрачно хмуря брови,
Она меня спасала, не себя.

И вот когда мы заползли в воронку,
Когда огнем прижал нас пулемет,
Мне стало жалко смелую девчонку -
Погибнет, а меня ведь не спасет.

Глаза ее увидев над собою,
Увидев слезы по щеке ручьем,
Я прошептал ей - уходи, прикрою...
Нам верная могила здесь вдвоем.

Она сперва и злилась, и кричала,
Сказала, что любой из нас ей брат,
Что никого ни разу не бросала,
Но протянула мне свой автомат.

Хоть мои руки были непослушны,
Я не давал поднять им головы.
А мне прожить еще минуту нужно,
Пускай она останется в живых.

И вот когда закончились патроны,
Когда затвор открылся и дымил,
Под очереди пулеметной стоны
Из жизни я неслышно уходил.
 
Уже летел я мыслями куда-то,
Вот с расписными ставнями наш дом...
Лежала в кулаке моем граната,
И немец развернул меня пинком.

Он замолчал, раскрывши рот, с испугу.
Уже почти не видя ничего,
Я приподнял свою с гранатой руку,
Как будто поприветствовав его...

Все лгут про журавлей, они лишь птицы.
У них нет званий, нет имен и дат,
Им дела нету, что не возвратится
Уж никогда в родимый дом солдат.

Я не гляжу на небо, где куда-то
Все уплывают дали в облаках.
Смотрю на землю, в ней лежат солдаты,
Вы жизнью им обязаны в веках.