Идеал

Какой вопрос, мой друг, вы задали лукаво!
Он стар, как мир, и вечно будет нов.
Кто — идеал? Чья безупречна слава?
Кто — образец для умных всех голов?

Спросите мужа с книжной полкой вровень,
Что Цицерона на досуге чтёт.
Он скажет: «Идеал — кто хладнокровен,
Кто мыслью ясной до всего дойдёт.

Кто чужд толпе, её страстям и крику,
Кто ценит честь превыше звонких благ,
Кто видит в каждом деле суть велику,
И держит гордо свой духовный стяг.

Он знает меру в пище и в веселье,
В его речах — гармония и слог.
Душа его — незыблемая келья,
Где обитает разум, строгий бог».

Теперь спросите пахаря простого,
Что от зари до ночи гнёт хребет.
Он, утерев со лба свой пот, сурово
Промолвит вам в ответ совсем не то:

«Какой такой... чудак? Мне дела нету
До этих ваших книжных болтунов.
Хороший человек — кто даст совету,
Кто в дом пустить голодного готов.

Кто трудится, не крал и не лукавил,
Кто слово держит, как мужик, своё.
Кто деток вырастил и дом поставил,
Вот — идеал! Вот — счастье, ё-моё!».

А есть и третий, кто прошёл науки,
Но циник он, и желчен его смех.
Он скажет: «Идеал — лишь плод от скуки,
Придуманный для утешенья всех.

Нет идеалов! Есть лишь только маски,
Что мы меняем в жизненной игре.
Сегодня — ангел из волшебной сказки,
А завтра — зверь, что рыщет на горе.

И самый лучший — тот, кто всех хитрее,
Кто маску носит так, что не сорвать.
Кто своего добьётся, всех быстрее,
И сможет выгоду из дружбы извлекать».

Так где же правда? В мудрости учёной?
В простом законе пахаря-отца?
Иль в правде циника, на мир ожесточенный?
Боюсь, не будет этому конца.

Быть может, идеал — не изваянье,
Что в рамку вставлено на сотни лет,
А вечное души людской метанье
Между добром и злом, меж «да» и «нет».