Страна творчества

Лидия Невская
06.07.2025 г.

Нам всю жизнь внушали, что мы должны жить ради родины.  Родина это то место, где ты родился, но ты не выбирал это место. Это получилось спонтанно. Просто в этом месте в данное время находились твои родители. А чаще всего мать, потому отцы всегда имеют право отказаться от воспитания детей. Это жуткое право против человечности.

   Я каждый день всю свою сознательную жизнь думала, где моя родина. Мама моя финка по национальности и мне всегда во всех журналах и официальных бумагах писали, что я финка.
  Но мама родилась и жила в ленинградской области в деревне Суссари. Это финская деревня возле Шушары. Раньше эти земли назывались Ингерманландия.

   Мама пережила блокаду Ленинграда и была репрессирована по национальному признаку в Сибирь. Там я и родилась. Это всё Россия.

 В раннем детстве я не понимала, где я и кто я. А когда стала понимать, на меня обрушился шквал обязанностей.

- Ты должна отдать родине свою честь, доброту, силы, знания, талант.
А родина мне что ничего не должна? Она не должна дать мне честь, доброту, знания и беречь мой талант? Она разве не должна следить за тем, что я ем, как живу, обеспечить мне хорошую жизнь?
  И если она мне этого не дала, разве я не имею права уехать из этой родины и найти себе другую страну, которая позаботится обо мне лучше, чем та, где я по воле случая родилась, где меня сразу же бросил отец, а мать пережила страшные времена блокады Ленинграда, смерть матери, болезнь близких, одиннадцать лет ссылки, лишение квартиры в любимом городе Ленинград, только потому что она по воле случая родилась от матери финки, двадцать пять лет жизни в бараке и в коммуналке?
   Моя мама, которая закончила школу с отличием не смогла учиться дальше, потому что ей запретил комендант из-за того, что она финка, а живёт в России. В то время, как её русская подруга троешница и лентяйка поступила учиться в медицинское училище и стала медсестрой.
   А вот самой хорошей медсестрой была бы моя мама. Она до самой своей смерти помогала всем и меня учила, что я должна сначала думать о других, а потом о себе, что «я» - это последняя буква в алфавите.
  Она работала буфетчицей в столовой, но прочитала всю русскую классическую литературу и всю зарубежную.

   Мы выписывали очень много разных научных журналов от «Мурзилки», «Пионерской правды» до журнала «Наука и техника», а также она смотрела передачи про путешествия по всему земному шару, а сама не была нигде, кроме барака и коммунальной квартиры в маленьком городке на Волге, где по воле случая пришлось притулиться.

  Когда она упала в ванной и разбила себе голову,ей было восемьдесят семь лет, мы вызвали скорую, привезли её в больницу. Там даже не стали смотреть что с ней. Медсестра зашила ей рану на голове в антисанитарных условиях в коридоре приёмного отделения на носилках и сказала:
- Забирайте. Мы такую рухлядь не берём.
  Я была в шоке, поэтому не запомнила имя этой женщины. Видя, как в больнице отнеслись к моей маме, я даже обрадовалась, что можно поскорее уехать из этого бессердечного места.
   А ночью её парализовало. Её падение и было первым признаком приближающегося инсульта и если бы её взяли ещё вчера в палату, сделали анализы и сразу же оказали медицинскую помощь, то она бы ещё пожила. Потому что она, не смотря на все перенесённые ужасы, была крепкая и трудолюбивая женщина.
 
   В нашем доме на первом этаже жил одинокий старик. К нему никто не приходил, он не в состоянии был ходить сам, только сидел на лавочке у подъезда. Моя мама никогда не проходила мимо него.
Идя из магазина, она обязательно дарила ему булочку или пакет молока.  Возвращаясь  с дачи, обязательно угощала его помидоркой или ягодами.
  Никто не обращал внимания на одинокого старика, только она.
  Другие даже отворачивались, потому что от него сильно пахло.
Не знаю, почему к нему не ходили социальные работники. Может, тогда это было ещё не принято, но лицо этого старика я помню.
  Оно было всегда отрешённым от жизни, но когда появлялась моя мама, она улыбался слабой, искренней улыбкой.

  Она всю жизнь помогала своей старшей родной  сестре и мне говорила, что мы обязаны помогать ближним.

  Её сестра второй раз вышла замуж, а моя мама так прожила всю жизнь одна.
Я у мамы была одна и она у меня была одна.

   А у её сестры был сын от первого мужа и две дочери от второго. Первый муж от неё ушёл ещё в ссылке. А второй умер через десять лет совместной жизни. За эти десять лет он успел построить свой дом и оставил жену  одну с тремя детьми. Вот поэтому мама решила, что она должна помогать сестре в её тяжёлом положении и меня заставила думать так.
  Я всю свою жизнь думала, что обязана, что должна заботиться о них. Я ходила к тёте каждый день, помогала нянчить своих двоюродных младших сестёр.
   Мы на свои деньги покупали им одежду, я причёсывала их, читала им книги, учила играть на пианино, Марину даже стала водить в спортивную школу, но ей это быстро надоело.
  Мама покупала им продукты даже тогда, когда их старший сын
женился, привёл в дом жену, у них родились дети. Тут моя мама ещё больше стала им помогать.
- Их так много! - говорила она.
  Она в своей столовой могла по сниженной цене купить ведро яиц и после ночной смены, не выспавшись, буквально падая с ног, она ехала на автобусе и везла это ведро яиц семье старшей сестры, хотя там все были уже взрослые, даже маленькие сестрёнки уже были в состоянии приехать за этим ведром, но мама делала это сама.
  Я пыталась её уговорить не помогать больше им, ведь мы сами не богатые.
Помню мама мне покупала на базаре кулёчек ягод, хотя у тёти Лены был свой огород, сад и у неё можно было бы сорвать несколько ягод для меня. Нет, мне это делать запрещалось.

  Я даже яблоко с дерево не срывала сама, только если тётка мне его даст. Летом помню её вкусные компоты, которые всегда стояли на плите, а ещё помню её печку. Как я любила смотреть на огонь. В бараке печки не было. Так что тёплый домашний очаг для меня был около печки моей тётки. Мама мне его не дала.
Она вообще никогда не ласкала меня, не говорила ласковых материнских слов. Сейчас я понимаю, что ей было некогда.
   Она работала одна на всю огромную семью. Её старшая сестра была домохозяйкой, дети учились.
  Мама моя работала в буфете железнодорожного ДЭПо, поэтому её график работы был суточный: день, ночь, двое дома.
  Дома она почти всегда спала, то перед ночной сменой, то после ночной смены. Но в промежутках между сменами всё-таки успевала стирать, варить, помогать сестре и всем, кто попадался в поле её зрения. Она кормила голубей. Всегда у неё в на столе стоял таз с намокающим хлебом. Она смешивала его с зерном и выносила во двор голубям.
  И я заразилась этой её добротой. Я с детства стала писать стихи, не знаю почему, но поняла, что я это могу и это стало моим проклятием, моими обязанностями перед обществом. Меня везде просили сочинять поздравления. Сначала я делала это в школе, потом в техникуме, а потом на работе. Мамина способность помогать всем и везде тоже передалась мне. Когда я по какой-то причине не могла сочинять стихи, болела или были другие важные семейные дела, потому что я тоже вышла замуж и у меня уже тоже были дети и материнские обязанности, и я пыталась отказаться, то мне напрямую говорили:
- А кто, если не ты, будет сочинять нам поэтические поздравления? Мы не умеем, а ты можешь!
И я сдавалась, бросая свои личные дела, ради общественных.
Мне за это никто ничего не давал. Это была моя общественная нагрузка. Если кто-то просил частным порядком написать стихи родственникам или детям к свадьбе, то всё-равно давать деньги было нельзя, это аморально. Общество считало, что я должна  бескорыстно дарить свой талани людям. Это моё высшее предначертание, но совесть у некоторых всё-таки просыпалась и мне давали за стихотворение в полный печатный лист одну шоколадку, иногда яблоки с дачи, полотенце, а как-то даже дали новые женские плавки.
  Легче стало в перестройку, когда за всё стали платить деньгами. Я стала кормилицей в семье, вместе с мамой, потому что она получала пенсию, а я получала небольшие, очень маленькие, но всё-таки деньги за стихи для поздравлений. Зарплату в то время часто задерживали. Жили мы впроголодь.
  В литературное объединение города я пришла  в четырнадцать лет. Мои стихи стали печать в городских и районных газетах, но слово гонорар я так и не узнала. Кроме того, я должна была ещё и благодарить редакторов за то, что они вообще обратили на меня своё драгоценное внимание. Особенно, я почувствовала свой долг, когда появился в городе главный редактор Олег Алексеевич. Он понял, что меня можно использовать на всю катушку. Эта молодая поэтесса к его счастью ещё и очень скромная, стыдливая, стеснительная, но ответственная и увлечённая поэзией.

  И пошло, и поехало. Я стала секретарём литературного объединения, помощницей его председателя, литературным консультантом, помогала начинающим, поддерживала сомневающихся, потом стала вести детскую «Поэтическую мастерскую», была внештатным корреспондентом, мои статьи печатались, занимали порой всю страницу, но гонорары я не получала.  Мне главный редактор с усмешкой говорил: «Ты докажи сначала, что ты настоящий корреспондент!»
  Я, конечно же , никогда этого не доказала, потому что это было просто издевательство над личностью. Его надо было судить за унижение человеческого достоинства и сокрытие таланта, а его постоянно награждали. Я не получала заслуженных наград.
  Мои заслуги он приписывал себе.  Когда мои ученики занимали первые места в поэтических конкурсах, он писал в газете, что это воспитанники его литературного объединения, не называя моего имени, то есть, не называя имя руководителя «Поэтической мастерской» , которая к тому же принадлежала не к литературному объединению города Сызрань, а ко Дворцу творчества детей и молодёжи. Как же так можно объявлять на весь город об успехах  учеников  «Поэтической мастерской» , не поздравляя их преподавателя?
  Так было все годы.

  Позади трудные года Перестройки, Советский Союз развалился. Когда-то в газетах я читала о национальностях  в СССР.  Кто-то предлагал не писать в паспортах разные национальности, а создать одну национальность — советские.
  Я была очень рада, потому что быть в России финкой было сложно. Не смотря на то, что везде пишут и говорят, что все  национальности в СССР были равны. Нет и нет.
  В нашем бараке соседи косились на мою маму — финку. Она сама боялась всю свою жизнь говорить о своих чувствах открыто. После репрессий такие люди испытывали страх перед людьми и даже их детям на генетическом уровне передался этот страх. Поэтому я росла замкнутой девочкой. Мне даже в школьной характеристике классный руководитель написала : «В свой душевный мир никого не пускает».

  И вот с Перестройкой всплыли в первые ряды бывшие профсоюзные работники,  комсорги и просто наглецы.
  Такие передовики появились и в литературном объединении.

  Пришли и стали командовать, выступать и убирать с дороги таких бескорыстных и добрых писателей, как я.
  Они начали меня травить и убирать с дороги, человека, который основал это литературное объединение, теперь стал не нужен.
  Я поняла, что мне не будет отныне житья в своём городе, где я прожила до шестидесяти лет. Меня перестали печатать. Мне плевали в лицо открыто и  исподтишка. Не включили в один сборник, потом в другой. Якобы, потеряли мои стихи, не заметили, что меня нет. Не заметили раз, не заметили два, а потом и вовсе вычеркнули из списка членов литературного объединения те, кто пришёл в него два года назад, а я уже была в нём пятьдесят лет.
   От такой несправедливости, я плакала до потери сознания, но кого это волновало? Образовалась группа из шести человек, которые сплотились против меня, наговаривали главному всякие гадости, а он верил им, а не мне, потому что сам использовал меня, мой талант не благородным образом, и ему тоже выгодно избавиться от меня. Теперь я это понимаю, но не сразу я поняла это. Сначала пыталась поговорить с ним, убедить, что со мной его шестёрка поступает по-свински, что всё это от зависти. Заслуг у меня перед городом в любом случае в несколько десятков раз больше, чем у них.
  Я разговаривала и с Мочаловой Еленой Георгиевной, но и она была из команды руководителей и ей не хотелось терять свои амбиции и высокое положение из-за какой-то талантливой скромницы. Легче убрать её с дороги, заставить замолчать, а лучше выжить из города насовсем.
  Когда она делала календарь, посвящённый "Году литературы" в России, она даже не внесла меня в список писателей города, хотя прекрасно знала о моих заслугах, ведь её собственный племянник
Чаплыгин Ванечка ходил в мою «Поэтическую мастерскую» и даже посвящал мне стихи, как самому любимому педагогу в его жизни.
Все мои ученики пишут, что время, проведённое на моих занятиях для них самое счастливое. Разве это не доказательство того, что город должен ценить такого человека, а не вычёркивать из списка членов литературного объединения.
  Когда я сказала, что уезжаю на пмж в Финляндию даже обрадовались. Прошло восемь лет и началась специальная военная операция с Украиной.
Вот тут раскрылась вся их гнилая сущность. Они стали играть на своём патриотизме. Они - патриоты, потому что живут в России, а я, значит,  предатель, потому что живу в Хельсинки.
  А то, что они выживали меня из моей родины нагло и беспринципно это как называется?
  Самой главной причиной моего отъезда всё-таки была болезнь моего мужа, с которым я прожила сорок три года. Это очень большой срок. Не каждая пара проживает вместе столько лет. В Финляндии уже жила моя дочь и я повезла туда мужа в надежде, что его там вылечат. В сызранской больнице, не было даже табуретки, чтобы сидеть рядом с больным, а тем более ночевать. Я спала там у него под кроватью.
  В Финляндии его вылечили, но он умер через три года в 2016-м году от воспаления лёгких опять же в сызранской больнице.
Мы в тот год приехали в Сызрань на похороны моего двоюродного брата, сына маминой сестры.
  Было очень жарко на Волге в тот год. Моего мужа продуло кондиционером в  столовой, в которой были поминки по моему двоюродному брату. Шамиль не перенёс эту болезнь, потому что три года был на лекарствах. Организм был ослаблен.
  Бывшие мои соратники по литературному объединению уже все вступили в Союз писателей России, даже те, кто пришёл совсем недавно, даже те, у кого была на тот момент всего одна персональная книга.   Мне же главный руководитель не давал рекомендацию в Союз писателей России, мотивируя тем, что у меня всего два персональных сборника, детская книга «Понарошку и всерьёз» и маленькая брошюрка «По расписанию судьбы» в составе кассеты, то есть сборника разных поэтов под  одной обложке.
  Но как же так получилось, что другие поэты и поэтессы были приняты в Союз писателей России с одним персональным сборником? Меня просто обманул главный руководитель?
  Потом ещё раз он выкинул меня из рекомендованных,. Накануне я сказала ему, что моя дочь, жившая на тот период, в Санкт- Петербурге, просит приехать и посидеть с её ребёнком, моей внучкой, пока она будет отдыхать на море в Болгарии.
  Почему-то, Портнягин Олег Алексеевич решил именно в этот день рекомендовать меня в кандидаты в Союз писателей, позвонил и сообщил мне об этом. Я в это время уже ехала в поезде. Естественно, я не смогла выскочить из поезда и вернуться в Сызрань, чтобы исполнить мою мечту и, наконец то, его снисходительность.
  Потом, я узнала, что на очередном заседании литературного объединения, он объявил, что рекомендовал Невскую в Союз писателей, а она отказалась, поэтому он заменил меня на более покладистую кандидатку.
Чушь, собачья. Он просто использовал момент для того, чтобы опорочить меня.

И всё-таки я дождалась дня, когда меня приняли в Союз писателей, спустя пятьдесят четыре года, имея уже двенадцать персональных книг по поэзии и прозе, а его собственный сын вступил в Союз писателей России в том же году , как пришёл в лито и с одной книжкой.
Разве это справедливо?

В данный момент мне в открытую говорят: «Сиди в своей Финляндии и молчи».
  Они издали сборник стихов для передовой и отправили его туда. Мне даже не позвонили, хотя я в интернете все дни напролёт и на связи каждую минуту.
  Мои ученики — мальчики «Поэтической мастерской» воюют на СВО. Павел Недоступов пошёл добровольцем и погиб. Люди, стихи которых вошли в сборник, никакого отношения к СВО не имеют. Всё это сделано только для показухи. Их дети сидят в кустах и они не пойдут никогда на фронт.
Прошу прощения, но это паршиво выглядит на фоне того, что они говорят про меня.
   Рассказы моего ученика, погибшего на СВО включили в альманах, но на презентацию не пригласили его родителей, потерявших единственного сына. Высокопоставленные поэты и писатели Сызрани решили таким образом отомстить мне.  Даже в Москве Геннадий Иванов, Российский поэт. Первый секретарь правления Союза писателей России, председатель исполнительного комитета Международной литературной премии имени Сергея Есенина «О Русь, взмахни крылами…» , был удивлён такому поведению Портнягина, но в то же время он сказал, что наказать его не получится, потому что такие люди всегда найдут себе оправдание.
  И, действительно, вместо наказания Портнягина Олега Алексеевича в этом же месяце внесли в список «Почётных жителей города Сызрань». Это заговор всей администрации.
  Мне он так и сказал: «Кто ты такая? Сейчас каждый сам за себя!»

Почему он не говорил мне такие слова раньше, когда я почти шестьдесят лет отдала литературному объединению и не просто ходила, а отдавала всё  своё личное время, с головой уходила в стихи других поэтов и талантливых детей, особенно ночи, потому что днём у меня была своя семья, свои дети, две дачи, на которых я с двадцати пяти лет выращивала ягоды, овощи и цветы.
  По телевидению и в интернете обличают иноагентов, причисляя к ним порой не заслуженно.
  Меня травили задолго до этого и когда я не выдержала и уехала, я вдруг стала предателем. Разве те, кто так поступил патриоты?   Никто из них не извинился передо мной, а наоборот стараются обидеть с  каждым днём всё сильнее и сильнее. Надо запретить травить всех подряд, используя ситуацию, и осквернять хороших людей.
  Я не говорю плохо о России, я говорю плохо о конкретных подлецах, а чтобы вы сделали на моём месте, когда плюют в душу те, кто обязан мне своими успехами, кого я приводила в литературное объединение и включала свет своей души, чтобы осветить им дорогу в счастливую "Страну творчества"?

  Живу спокойно, здоровье подводит, но пишу и буду писать, буду издавать книги на зависть тех, кто желает мне всего плохого. Эффект бумеранга в природе существует и справедливость восторжествует. Восстановится мир во всём мире.