Три гинеи

ТРИ ГИНЕИ
Из записок доктора Джона Х. Уотсона, лондонского врача

В один туманный мартовский вечер, когда морось мягко струилась вдоль Бейкер-стрит, а миссис Хадсон подала нам безукоризненно горячий чай с лимоном и курагою, к нам в комнату вошёл человек столь необычного вида, что даже Холмс, погружённый в разборку газетной вырезки, поднял глаза.

— Вы пришли с улицы Пэл-Мэл, — сказал Холмс, даже не приветствуя.

— Разумеется, но как… — начал гость, прижимая к груди потрёпанный цилиндр.

— Простите, Уотсон, — усмехнулся Холмс, — но запах дешёвого виски и персидского табака, характерного для клуба Три Пера, не оставляет сомнений. Но, скорее, к делу.

Гость представился: мистер Артур Сэвидж, скромный бухгалтер одной из страховых компаний. Его рассказ показался мне странным с самого начала.

— Три дня назад, сэр, — говорил он дрожащим голосом, — я получил конверт без обратного адреса. В нём была только одна золотая гинея и записка: «Это — первая. Ожидай вторую». На следующее утро — вторая. А сегодня — третья, с припиской: «Ты должен знать, что делать. Не подведи».

Холмс моментально оживился. Он подошёл к камину и постучал трубкой по мрамору.

— Три гинеи… любопытно. Стиль посланий и ритм — почти масонский. Но гинея нынче редка. Вы храните их?

— Разумеется, сэр! Вот они.

Он протянул чёрную бархатную коробочку. Холмс аккуратно взял монеты, повертел в свете лампы.

— Все три чеканены в 1812 году… Королевский монетный двор, знак второго типа. Интересно… Не иначе как дело о Джонатане Кресвике, — пробормотал он.

Я вздрогнул: это имя было связано с неразгаданным преступлением десятилетней давности, в котором фигурировала та же самая серия монет.

Холмс соскочил с кресла.

— Уотсон! Ваш плащ! Мы отправляемся на улицу Хендон, в дом леди Элеоноры Грей. Если я прав, то эта женщина мертва… а если ошибаюсь — она в смертельной опасности.

Мы прибыли к дому на Хендон-роуд в половине девятого. Там царила сумятица: слуги сбивались с ног, а дворецкий говорил о «запертой двери и странном свете». Холмс молча поднялся наверх, я за ним. Дверь в спальню была взломана. На полу лежала леденящаяся фигура пожилой женщины, а на прикроватной тумбе — четвёртая гинея.

— Поздно… — прошептал я.

Холмс молча поднял монету.

— Но кто?

Он протянул мне записку, лежавшую под подушкой. На ней были всего два слова:
«Прощай, Артур».

Позже, когда мы вернулись на Бейкер-стрит, Холмс сел к огню, закинул ногу на ногу и сказал:

— Всё началось в 1812 году, когда прапрадед мистера Сэвиджа, капитан флота, похитил государственные облигации и скрылся. Монеты были кодом. Три гинеи — три поколения. Последняя гинея — долг крови. Миссис Грей знала… и послала внуку предупреждение, замаскированное под угрозу. Она не хотела его смерти — она хотела, чтобы он вспомнил. Увы, поздно.

Я не знал, что ответить. Только Лондон за окном дышал своим влажным ветром.