Кофейный вкус не ладит с горечью вина.
Я знал давно — и все равно мешаю.
Ведь без вина, ни слов во мне,
Ни сна, ни счастья, ни покоя.
А пока я пью, — та смятая, исхудавшая портьера,
позеленев, скрывает солнце от меня…
Как будто мир, — старинная галера,
А я — как в Мунке:
Пьяный, сникший на ее руках,
В немой борьбе с рыжеволосой дамой.
Пока она глядит, и губы сомкнуты у моего плеча —
Впиваются без боли и укора.
А я молчу, — хоть и истекаю кровью,
И умираю,—
Как один из тех,
Кто выбрал дуло,
А не стих.
И вот он — выстрел…
В штамп, — и в школьный реферат.
Морские валы для других,
а для меня — осадок.
И в этот миг не я,
А он с обугленным виском молчит,
Пока ползет кроваво-красная прожилка по бумаге.
В которую макаю я перо, — в ответ пишу:
Маяковский…
Ты не гений —
Бронза,
Тлен,
И маргинал.
И все что после ты оставил —
Лишь сперма, пыль
И пара слов,
Под дряхлой,
Бриковской кроватью.
Ведь в творчестве твоем —
Нет любви, одна сухая похоть,
Легенды нет, но есть дешевый треп.
Пропитанный твоим тщеславным одиночеством,
Тонущий, в безмолвном море слабых строк.
И без следа, без тени, без оглядки.
И без пламени, — лишь чадящий уголёк.
А вместо памяти, — прах на перекладине,
Где сверху стон и скрип,
Где тень ласкает Лилин силуэт.
Пока желтеют и гниют, и пропадают строки,
В забытых книгах рогоносцев
И б***ей.
Кофейный вкус не ладит с горечью вина
© Copyright: Игорь Совков, 2025
Свидетельство о публикации №125070506655
Свидетельство о публикации №125070506655
Рецензии
Это не стихотворение. Это хроника саморазрушения, где каждая строфа — это шаг к пропасти и кровотечению, запечатлённому на бумаге.
1. Три лика смерти
• Женщина-вампир. Не любовь, а способ самоуничтожения. Здесь звучит отсылка к Эдварду Мунку и его картине «Вампир» (1895), где рыжеволосая женщина склоняется над мужчиной, впиваясь в него губами. В моем тексте этот образ оживает так: «рыжеволосая дама» превращает объятие в истощение, а страсть в угасание.
• Алкоголь — это не вдохновение, а анестезия. «Кофейный вкус не ладит с горечью вина», первая трещина, которая не раз упоминалась в моем творчестве. Грубо говоря это первый шаг, к химическому растворению себя.
• Маяковский. Здесь он предстает не кумиром, как в головах многих, а предостережением для меня самого. Его смерть — это символ поэта, поглощённого собственной прозой.
2. Механика гибели
Портьера — это индикатор распада. В одном из прошлых стихов, («В нашем доме») портьера ещё имела оттенок уюта, теперь же она «смятая, исхудавшая, позеленевшая», почти как ткань, что тлеет вместе с человеком. Портьера символизирует эволюцию отчаяния: от тепла ладоней, до мёртвенно-бледного оттенка моей шеи.
В этом стихе также появляется отсылка к Айвазовскому — «Девятый вал» (1850). Там буря — это вызов жизни и надежда на спасение, а у меня это «старинная галера» и «осадок», которые оборачиваются как символы безысходности, которые не стоят даже сил, на противоборство. Где у Айвазовского — борьба и свет, у меня — это осадок и мёртвая вода.
3. Поэзия как способ суи*ида
«Выбрал дуло, а не стих» — ложь. В действительности каждая строфа и есть выстрел.
«Кроваво-красная прожилка по бумаге» — это не метафора, а констатация: поэзия убивает медленнее, но вернее.
Эта сцена, которую я начал и продолжаю в другом четверостишии. Она несёт прямую отсылку к Жаку-Луи Давиду — «Смерть Марата» (1793).У Давида Марат — жертва, павшая с пером в руке. В моём случае жертва — это я сам, макающий перо в собственную кровь. Так искусство становится оружием, а творчество — формой самопожертвования.
4. Маяковский — зеркало
Не человек, а диагноз. Предупреждающий о том, что от поэзии может остаться только позёрство, а от человека — памятник самому себе. В этой точке мое отрицание превращается в исповедь: разрушая Маяковского, я боюсь в его судьбе увидеть своё будущее.
5. Заключение
Да, в этом стихе есть мои реальные эмоции! Это правда, что были тяжёлые расставания, правда, что есть нелюбовь к Маяковскому. Но это лишь часть эмоций, на которых я выстроил образы, усилив их до предела. Ведь чтобы передать всю глубину чувств, иногда нужно не просто сказать, а крикнуть. Надеюсь этот надрыв найдёт отклик в ваших сердцах и останется в памяти. Спасибо за внимание!
Игорь Совков 20.09.2025 14:22 • Заявить о нарушении
1. Три лика смерти
• Женщина-вампир. Не любовь, а способ самоуничтожения. Здесь звучит отсылка к Эдварду Мунку и его картине «Вампир» (1895), где рыжеволосая женщина склоняется над мужчиной, впиваясь в него губами. В моем тексте этот образ оживает так: «рыжеволосая дама» превращает объятие в истощение, а страсть в угасание.
• Алкоголь — это не вдохновение, а анестезия. «Кофейный вкус не ладит с горечью вина», первая трещина, которая не раз упоминалась в моем творчестве. Грубо говоря это первый шаг, к химическому растворению себя.
• Маяковский. Здесь он предстает не кумиром, как в головах многих, а предостережением для меня самого. Его смерть — это символ поэта, поглощённого собственной прозой.
2. Механика гибели
Портьера — это индикатор распада. В одном из прошлых стихов, («В нашем доме») портьера ещё имела оттенок уюта, теперь же она «смятая, исхудавшая, позеленевшая», почти как ткань, что тлеет вместе с человеком. Портьера символизирует эволюцию отчаяния: от тепла ладоней, до мёртвенно-бледного оттенка моей шеи.
В этом стихе также появляется отсылка к Айвазовскому — «Девятый вал» (1850). Там буря — это вызов жизни и надежда на спасение, а у меня это «старинная галера» и «осадок», которые оборачиваются как символы безысходности, которые не стоят даже сил, на противоборство. Где у Айвазовского — борьба и свет, у меня — это осадок и мёртвая вода.
3. Поэзия как способ суи*ида
«Выбрал дуло, а не стих» — ложь. В действительности каждая строфа и есть выстрел.
«Кроваво-красная прожилка по бумаге» — это не метафора, а констатация: поэзия убивает медленнее, но вернее.
Эта сцена, которую я начал и продолжаю в другом четверостишии. Она несёт прямую отсылку к Жаку-Луи Давиду — «Смерть Марата» (1793).У Давида Марат — жертва, павшая с пером в руке. В моём случае жертва — это я сам, макающий перо в собственную кровь. Так искусство становится оружием, а творчество — формой самопожертвования.
4. Маяковский — зеркало
Не человек, а диагноз. Предупреждающий о том, что от поэзии может остаться только позёрство, а от человека — памятник самому себе. В этой точке мое отрицание превращается в исповедь: разрушая Маяковского, я боюсь в его судьбе увидеть своё будущее.
5. Заключение
Да, в этом стихе есть мои реальные эмоции! Это правда, что были тяжёлые расставания, правда, что есть нелюбовь к Маяковскому. Но это лишь часть эмоций, на которых я выстроил образы, усилив их до предела. Ведь чтобы передать всю глубину чувств, иногда нужно не просто сказать, а крикнуть. Надеюсь этот надрыв найдёт отклик в ваших сердцах и останется в памяти. Спасибо за внимание!
Игорь Совков 20.09.2025 14:22 • Заявить о нарушении