Вариант...

Здесь, где пыль оседает на подоконник, как последний довод пространства против времени,
где тень от кружки — единственный памятник движенью солнца по небесам, лишенным воображения,
я пишу тебе. Пишу не потому, что надежда теплится в углах этой комнаты, сдавленной улицей,
а потому, что молчание громче слов, когда их бросают в пустоту, как гальку в колодец без дна.

Слова эти — не мост. Они — обломки плота, на котором пытались переплыть Лету.
Каждое — щепка, обожженная смыслом, который ускользает, как вода сквозь пальцы.
Ты прочтешь их, быть может, завтра. Или через год. Или когда листва вновь станет желтой,
как страница старого письма, найденного в книге, купленной за гроши у слепого торговца на набережной.

Не ищи в них тепла. Печь давно потухла. Остался лишь пепел фраз, холодный на ощупь,
да сквозняк, гуляющий меж строчек, как бездомный пес меж мусорных баков.
Я пишу тебе о том, что было. О том, чего не стало. О том, что могло бы быть,
но стало лишь призраком, бродящим по коридорам памяти, стучащим в запертые двери.

И время здесь — не лекарь. Оно — палач, медленно точащий топор забвенья.
Каждое написанное слово — попытка отсрочки. Маленький бунт против энтропии,
против превращения всего сущего в пыль, которой уже забиты все щели этого мира.

Пишу тебе. Потому что больше некому. Потому что бумага — последний свидетель,
белее, чем кости забытых под снегом. Потому что чернила — это кровь, что еще способна течь.
Потому что конверт — это шаг в никуда. Потому что почта — это вера в чудо,
в то, что хоть что-то может дойти куда-то, минуя бездну, что зияет между "здесь" и "там".

Пишу. Ставлю точку. Как гвоздь в крышку гроба. Как последний аккорд в фуге опустевшего собора.
Звук затихает. Остается только пыль на подоконнике. И тень от кружки.
И тиканье часов, отсчитывающих вечность...