Письмо в Ад

Дружище Сэм!

Твой Ад –
ужасен, но сегодня мне видится – куда опаснее извне. Мой грозный мудрый брат, хранитель Преисподней... Шучу. :) Хранитель – да, но мудрый – ну уж нет!
Пишу тебе. С утра письмо отправлю с гончей. Они – твои друзья – ну прелесть, что за псы. В Аду, я помню, тьма и перебои с почтой. Когда наладят связь? Неплохо бы спросить.

Я – в общем, ничего. Живу. Подался в барды: им можно говорить о доме и семье, мол, брешут – оттого в них правды – меньше кварты, метафор, мол, игра, да суета сует. И в целом – ерунда, не может быть, как будто, ни ангелов, ни тьмы, ни бога...
А ещё я, кажется, убил хозяина сосуда: молчит который год – был сильно истощён.

Теперь я в нём один. Сосуд, однако, хрупок да слаб – до сотни лет продержится едва – и, словно человек, сцепив от боли зубы, я слышу, как звенит хмельная голова, как рвано скачет пульс – что чёрт из табакерки, как бьётся у виска живое.
А вчера спросили о семье в какой-то старой церкви: я ахнул и слегка – с три короба – наврал.

Ну как – наврал? Мой ум – ковчег воспоминаний, во мне чужие сны. В церковной пустоте о том я говорил, кто жил со мной – на грани, чьи мысли я забрал, чьим телом завладел, в чьём сердце прорастил соцветия тумана...
Я врал – и тем был прав. А если б я сказал, мол, брат мой – Самаил, папаша – падший ангел... – сбежали бы быстрей, чем кончится нисан.

И так – везде. В Аду веками обитая, глотая дым и прах – свободен ты, а я – давно потерян, Сэм. Небесный бард – скитаюсь по войнам и пирам, по барам и церквям, ведут меня пути по выжженному следу, людские голоса спаялись в пьяный гул...

Письмо получишь – жди, я как-нибудь  заеду.

Я так измотан, брат.

Я

Больше

Не могу.