Записи из дневника К. О теле букв и проклятии алфа

Записи из дневника К.: О теле букв и проклятии алфавита

Гностик Марк понимал то, что мы забыли в своем стремлении к цифровому бессмертию: буквы — это не символы, а живая плоть. Каждая буква имеет вес, запах, температуру. Альфа и Омега составляют голову божественной истины не потому, что они первая и последняя, а потому, что между ними растянута вся агония человеческого сознания, пытающегося выразить невыразимое. Мы думаем, что пишем словами, но на самом деле режем собственное тело на куски и складываем из этих кусков жалкое подобие смысла.

Бета и Пси обвивают шею истины, как петля палача. Двенадцать пар букв, подобранных по принципу зеркального отражения — это не мистическая схема, а анатомический атлас нашего духовного разложения. Позднеантичная астрология разделила человеческое тело на зоны влияния, не подозревая, что каждая зона — это отдельная тюремная камера, где заперта частица нашего «я». Мы не пишем алфавитом — алфавит пишет нас, составляет нас из собственных букв, как патологоанатом собирает труп из органов.

 «Целокупность» — какое лицемерное слово! Алфавит от альфы до омеги обещает завершенность, но каждая буква — это трещина в целостности бытия. Мы собираем слова, как дети собирают пазлы, не понимая, что каждый кусочек — это фрагмент разбитого зеркала, в котором отражается наше искаженное лицо. Телесный микрокосм от темени до пят — это карта нашего поражения, подробная схема того, как дух превращается в мясо, а мясо тлеет в земле.

Округленная, сферическая целость астрологического макрокосма — это не гармония, а совершенная тюрьма. Сфера не имеет углов, из которых можно было бы сбежать. Звезды не направляют нас — они следят за нами, как надзиратели в паноптикуме Бентама. Гностик Марк построил из букв тело истины, но забыл главное: истина не имеет тела, а тело не содержит истины. Есть только буквы, бесконечно комбинирующиеся в бессмысленные слова, и слова, распадающиеся на буквы, как гнилое мясо на червей.

Гамма и Хи составляют плечи и руки божественной истины — но что это за объятия, которые не могут обнять ничего, кроме пустоты? Дельта и Фи образуют грудь, но какое сердце бьется в груди из букв? Эпсилон и Ипсилон — грудобрюшная преграда, разделяющая дух и плоть, но в теле из алфавита нет ни духа, ни плоти, есть только бесконечное повторение одного и того же жеста — попытка сказать что-то важное и неспособность произнести ничего, кроме алфавита.

До самых ступней — вот куда доходит мистическое тело алфавита гностика Марка. Но куда идут эти ступни? По какой дороге они ведут истину? Может быть, это дорога к Голгофе, где каждая буква будет распята на кресте собственного значения. Или это дорога в никуда, бесконечная тропа, протоптанная поколениями писцов, переписчиков, поэтов и безумцев, которые думали, что буквы могут спасти их от молчания.

Мы все — невольные ученики гностика Марка, обреченные видеть в каждой букве частицу божественного тела. Но это тело мертво, оно никогда не было живым. Это франкенштейн, сшитый из кусков алфавита, галлюцинация грамотности, которая заставляет нас верить, что мы можем выразить себя через письмо. На самом деле письмо выражает нас — превращает нас в текст, в набор букв, в мистическое тело, которое существует только на бумаге и умирает вместе с последним читателем.

Все эти размышления — попытка разобрать мистическое тело алфавита по косточкам, понять, из чего сделана истина. Но чем больше я пишу, тем яснее понимаю: истина не в буквах и не в словах. Истина в той пустоте, в состоянии безмыслия («унмани авастха»), которое наступает, когда кончаются слова, когда рука перестает писать, когда алфавит, наконец, замолкает. В этом состоянии нет ни альфы, ни омеги — есть только пустота, которую мы пытаемся заполнить буквами, не понимая, что пустота священна именно своей пустотой.