Бал в изгнании

В чужом дворце, где люстры — пауки,
И тени в вальсе кружат по паркету,
Мы, изгнанники, смотрим сквозь замки
На гаснущую юности комету.
Здесь музыка — тоскливый, давний вздох,
Шампанское — забытая отрава,
И каждый гость, как будто бы продрог,
В глазах не боль, а призрачная слава.

Танцует князь, чей титул — пустой звук,
С княгиней, что давно уже не юность.
Их руки помнят холод давних вьюг,
А губы шепчут старую безумность.
И вот скользит по залу дева-тень,
Её глаза — два омута бездонных.
Она забыла имя, дом и день,
Лишь помнит блеск брильянтов похоронных.



А я стою, прижавшись к колоннаде,
Где пахнет пылью и чужой судьбой.
В хмельном бокале, словно в маскараде,
Я вижу город, что оставил мой.
Там тополя шумели над рекой,
Там смех звенел, там пел цыганский хор…
Здесь лишь чужой, холодный, блеклый зной
И отголоски призрачных раздоров.


Мы пьем за тех, кто канул в темноту,
За тех, кто верил в завтрашний рассвет.
И каждый тост — как в бездну пустоту,
Где нет надежды и не гаснет след.
И вот полночь, часы пробили дробно,
Рассыпав звуки битого стекла.
И этот бал, такой нелепый, скорбный,
Уносит в ночь осколки от тепла.


Мы разойдемся, растворясь в тиши,
Чтоб завтра вновь сойтись на этом балле.
И где-то там, в измученной душе,
Ещё мерцает призрачный фонарик…
И где-то там, в измученной душе,
Ещё мерцает призрачный фонарик…