Екатеринбург. Июль. 1918

Июль. Середина. Урал спал в тиши,
В подвале сыром, где окон не счесть,
Стояли с ружьём — без званий, в тени,
Не ради наград, не за личную честь.

Царица, царевны, наследник и царь —
Без крика, без суда — у смертного входа.
В Ипатьевском доме — тревога и страх,
Ночная, немая последняя свода.

Они были пленники — падший престол,
Им не дали шанса, не вняли мольбам.
А фронт подступал, белый шёл на Урал —
И в штабе решили: «Конец всем делам».

Юровский стоял, как вершитель суда,
Он жестом коротким подал знак палачам.
И вскрикнул в подвал, зазвенела беда,
Разорвана болью тишина по ночам.

Николай перекрестился в тени,
Александра — у сына, без слёз, без ответа.
Царевны стояли, как светлые сны,
И младший — прижат к материнским силуэтам.

Стреляли угрюмо — чужие, свои,
Без жалости в лицах, без чувства в глазах.
Но пули рикошетом скользили вдали —
Царевны носили алмазы в стеганках.

Штыками добили. Прикладом — в упор.
Остались лишь эхо, лишь пепел и стоны.
А после — повезли через лес на восток,
И бросили в шахту, в безвестные склоны.

Облили бензином, сожгли наугад,
Чтоб пепел исчез — ни креста, ни преданья.
Но пламя не скрыло всей боли утрат —
Осталась дорога, осталась память.

Не были героями, не стали мудрей —
Исполнили волю без веры, без чести.
И каждый из них не дожил до идей,
Что стали химерами, став в кровь и в месть.