Террор и Эребус

Борта обступает холодный сгустившийся сумрак.
В минувшем оставив упрёки, проекты, труды,
Промеры глубин и страховок огромные суммы,
«Террор» и «Эребус» навечно уходят во льды.

На траурном небе шелками — цветное свеченье.
Меняется ветер и за борт отправился лаг.
Затихли молитвы. Старпом не даёт поручений.
Матросы с баграми готовы. Всё ясно и так.

А кажется: льдины намеренно ходят кругами
И в жерле пролива толпятся, как бледный мираж.
Ругается боцман, за ванты хватаясь руками.
От качки и стужи стеклянный звенит такелаж.

А Джейн не стареет и ждёт своего капитана,
Читает газеты, с гостями играет в крокет.
«Террор» и «Эребус» ещё не окутала тайна,
Но их больше нет, моя милая, их больше нет.

Им виделся Путь, их манила высокая ставка,
Как песня Сирены, как ласковый свет маяков,
Но Арктика в злобе всё туже сжимала удавку
На детских надеждах обманутых ей чужаков.

Вторая зимовка. Застыло упругое море.
Смертельного дрейфа запущен последний отсчёт…
А Джейн при гостях научилась не думать о горе,
И под фортепьяно высокие ноты берет.

В ледовых объятьях шпангоуты воют от боли.
Спустили на лёд карабины, палатки и снедь.
Упрямо чернеющей змейкой по белому полю
Пропавшие люди плетутся, как будто во сне.

А Джейн, вспоминая его поцелуи, не плачет,
Но всё воскрешает минуты счастливые те…
Кто может идти, тот идёт без надежд на удачу
И кортиком долбит могилы в седой мерзлоте.

Она неохотно, но всё-таки крошится (сталь же!),
Баюкает мёртвых и не отпускает живых.
Их мучают голод и вспышки безумья, а дальше…
Спасибо Всевышнему, что не узнаете Вы.

Вам — вдовий наряд, словно полог арктической ночи,
Беседы за чаем, участливый щебет подруг,
Письмо адмирала без «может быть» и многоточий,
Немного Овидия и капитанский сундук.

А им – неотправленных писем испорченный почерк
(И в письмах - по-прежнему «скоро увидимся, Джейн»),
Родной силуэт, проплывающий мимо средь прочих
Подсунутых памятью призраков и миражей,

Проклятия ветра, торосов корявые туши
И подлой позёмкой засыпанный след храбрецов…
Как сальные свечи, сгорают безмолвно их души,
Полярным сияньем тревожа пугливых песцов.