Зверь

Иду по пустоши, выжженной.
Взгляд ломит, колючий, как сажа, снег.
Стелится черною смолью ночь.
Был я человек.
А может, привидилось?

Комья земли с тяжестью
то ли руками, то ли лапами ворочую.
Топкая почва дышит моими венами.
Багреет под глазами жизнь.
Над моей головой растёт каменный монолит.

Его вершина своим уродливым шпилем
словно Вавилонская башня, пронзает небо,
разделяя его на до и после.
С неё что-то мерзкое,
слегка свесившись,
на меня смотрит.

Зверь, что привёл бы в ужас даже Фобоса.
Его бычьи глаза притягивают и отталкивают гостеприимным, манящим холодом.
Грива гремит,
ударяется по полу шагами легиона кричащих тел.

Безмозглое, чуждое любому живому созданию,
никем не созданное,
будто оно само себя извергло из мертвого лона несчастной матери.
Зубы в круче нёба,
верстая вёрсты и километры глотки.
В десна зарываются.
На них девять ангельских чинов проткнуты.

Я вопрошал зверя, горькие слезы сглатывая:
Почему?
Почему пожрал тот все благодетели?

Обезумевший зверь залился гомерическим хохотом.
Безформенная масса желчи заходила в судорогах,
и из бездонной пасти вырвалась речь:
"Я поглотил богов и творений ими созданных."
В моем чреве Лотан и Темтум,
Левиафан и Цербер

Я растворил в себе своих детей.
Я не слышал их криков, шум.
Мой голод есть вечное движение —
Уроборос, перпетум.

В утробе похороню заживо
звуки материнских голосов,
и каждый звон надежд отразится
от купола —
купола моего желудка.

Выбравшись из темных закоулков моего разума,
скрежет его голоса покрыл скорбной дланью безмолвия
мировую материю,
и воспарил мыслью над голыми стенами,
и высосал костный мозг ясности
из хребта мироздания.

Да будет пустота,

и стала пустота.

Лишь я в ней.

Был я человек.

А может, привидилось?