Люстра, Гумилёв и кот в гамаке

Имперский кот Чуч, инспектор второго класса, раскачивался в гамаке, подвешенном к люстре. Его лапы болтались в воздухе, а взгляд упирался в потолок, где обычно обитал Арчи. 

— Шось там Гумилёв паписал своей бабе... — задумчиво протянул он. — Россия, на ушах стояла лет 100... и до сих пор их не поняла, и так на ушах и стоит... 

Ксас, которого этот монолог выдернул из режима энергосбережения, резко приподнялся: 
— Ты хоть кого-то из них читал? Хотя бы вот это? 

И процитировал, с непривычной для киборга интонацией: 

*"Я пришла сюда, бездельница,* 
*Все равно мне, где скучать!* 
*На пригорке дремлет мельница.* 
*Годы можно здесь молчать..."* 

Чуч замер. Его уши дрогнули, усы изогнулись в вопросительном знаке. 

### Часть 1: Кот и поэзия 
— Над засохшей повиликою... — продолжил Ксас, и голос его, обычно металлический, вдруг стал теплее гипердвигателя на малых оборотах. 

Чуч закрыл глаза. Перед ним поплыли образы: 
- Мельница (которая, конечно же, была похожа на их крейсер, только с лопастями). 
- Пчела (а вот это уже Гав, если бы он вдруг перестал жрать сосиски и занялся опылением). 
- Русалка (ну, тут явно Эжения, но только если бы она вдруг согласилась надеть хвост вместо сапог). 

— Бля... — прошептал кот. — Это ж... про нас. 

### Часть 2: Где же русалка? 
Эжения, услышав свое имя, высунула голову из-под одеяла: 
— Кто тут меня в русалки записал? 
— Ахматова, — без тени смущения сказал Ксас. 
— Ну, тогда ладно. 

Гав, почуяв неладное, притащил сосиску и положил её перед Чучем, как жертву богам поэзии. 

### Часть 3: Безграничность 
Чуч, всё ещё вися вниз головой, протянул: 
— Вот и я о чём... Безграничность поэзии... 
— Это ты про что? — насторожилась Эжения. 
— Ну как... — кот махнул лапой. — Можно написать про мельницу, а на самом деле — про всю Россию. Или про нас. Или вот я вишу на люстре, а на самом деле — это, ****ь, символ. 

Арчи, материализовавшись прямо в гамаке, добавил: 
— Левый стих — про мельницы, правый — про русалок. А середина — про то, как все мы болтаемся меж небом и землёй. 

### Финал 
Ксас, к всеобщему удивлению, впервые за 10 лет отключил чип-таймер и просто слушал, как скрипят гамачные верёвки. 

Эжения не пила (но налила чаю). 

Гав съел сосиску (но потом принёс ещё одну — уже «для атмосферы»). 

А Чуч так и остался висеть вниз головой, бормоча: 
— "Годы можно здесь молчать"... Ага, щас. Мы ж ещё клингонам стихи не зачитали. 

P.S. На следующий день клингоны запросили «носки с рифмами». Чуч отправил им пару с вышивкой *«Бездельница — мельница — скучать — молчать»*. 

Ксас сказал, что это диверсия против поэзии. Но часы на его запястье тикали, и в этом был какой-то ритм.