Анатомический театр зоильства

Страдая много, автор юный 
свой труд принёс на главный суд, 
где крутят колесо Фортуны 
и критики клиентов ждут. 

Поэт предстал на паперть башни, 
что строил новый Вавилон, 
забыв притворно день вчерашний — 
как будто это страшный сон. 

Поэт увидел колумниста, 
что встретил на своём пути — 
с глазами добрыми садиста 
приветливо просил зайти. 

Исполнил тот свою задачу: 
довёл в просторный кабинет — 
был офис, где поэты плачут 
и выхода иного нет. 

Был приглашён, как на татами, 
и думал — ждут его всерьёз. 
Вступил на скользкий пол ногами — 
поверхность, мокрую от слёз. 

А за столом сидит лукаво 
маститый критик — сам Зоил: 
стихи поэтов рвал руками, 
полёт листов остановил. 

Поэт с фантазией богатой 
увидел: перед ним палач, 
вершащий Лирику распятой 
и любящий истошный плач. 

Поэт сказал: «Прозектор слова, 
я к вам принёс свои стихи, 
у них прекрасная основа — 
живое тело из стихий». 

«Мараться с вами неохота», — 
подумал критик, не раскрыв: 
рука тверда, а глаз намётан, 
со словом веским на разрыв. 

С молящим взглядом, автор новый 
кладёт на стол свои листы — 
ждал критик с выводом готовым, 
с глазами царства пустоты. 

«Родил я выспренные строки, 
творя из всех возможных сил!» 
«Родил? Вот диво — видят боги! 
Каким же местом ты родил?» 

(Мужчина ведь рожать не может — 
природа вида такова. 
Как я устал, всевышний Боже — 
опять слова, слова, слова! 

Тоска одна, но с видом бодрым 
прикрикну, словно часовой: 
«А впрочем, благостно посмотрим: 
найдётся ль кто-нибудь живой?») 

И он, не ощущая жалость, 
с иронией сказал под нос: 
«Что в строках жизнь — то показалось; 
зачем мне выкидыш принёс?» 

«Но как, позвольте, в этом теле 
вы усмотрели чей-то труп? 
Не может быть? На самом деле — 
здесь жизнь! Ведь я не так уж глуп!» 

«Смотри сюда: скелет неровный, 
и рёбра поразил рахит. 
Твои слова подобны брёвнам — 
как будто мёртвый груз лежит. 

А ливер? Сгнил твой дюжий ливер! 
(Хоть почки, вроде, ничего...) 
Не вижу смысла в этом чтиве — 
читатель взвоет от него». 

«Но текст шагал, достиг полётов — 
весомый плод моих трудов!» 
«Твой слог хромал ещё до родов. 
Ты — автор порченных плодов!» 

И стало вдруг поэту видно: 
от желчной критика руки, 
что было с виду монолитным, 
вдруг развалилось на куски. 

Хотел служить он Музе вящей, 
но критик опустил восторг: 
Оставь надежды, всяк входящий; 
Он думал — храм. А это морг!