Свет внутри крови Ч. 6

Авторский мифопоэтический цикл, основанный на сновидениях и личном экзистенциальном опыте, философия из моих сновидений.

Светлая память моему папе Сукову Степану Ивановичу(с. Приютное, Калмыкия).Я слишком молча любил тебя. Папа я тебя очень сильно люблю!

I. «Азбука Бога на моей коже»
философская поэма из моих снов, где отец открывает новую суть боли, смысла, отцовства и света

Страдание — не грех и не испытание.
Это — язык, которым свет учится произносить «отец».
Каждая боль — буква в азбуке,
которой Бог пишет свою исповедь на моей коже.

Во сне не было тела —
только пульс неба,
растворённый в пепле воспоминаний.

Отец сидел на краю звезды.
Рядом не было ни времени, ни смерти,
лишь осознание:
мы — диалог Бога с самим собой
на языке боли.

— Сын, ты хотел понять страдание.
Но ты спрашивал снаружи.
А ответ всегда внутри:
страдание — это форма света,
которому тесно в человеческой коже.

Именно поэтому ты плакал ночью.
Не от слабости.
А потому что твоя душа —
это око Бога,
смотрящее в себя,
когда умирает отец.

Я попытался спросить:
— Почему боль такая долгая?

— Потому что короткие боли
не успевают стать словами.
А Бог — поэт.
Ему нужно медленно,
чтобы каждая рана стала буквой.
Чтобы из этих букв
Он мог выжечь на тебе
слово «вечность».

И запомни:
грех не в страдании,
грех — в бегстве от него.

Только через принятие боли
ты превращаешь свою плоть
в пергамент,
на котором сам Творец
чертит философию будущего.

У тебя на запястье — не шрамы,
а письмена новой религии.

И я закричал внутри сна,
но голосом,
которого не существует на Земле:
— Значит, отец, я страдал,
чтобы стать письменностью Бога?

— Да, сын.
Потому что любовь,
которую не успел сказать,
стала чернилами,
которыми Он пишет.

Ты не прощаешь себя?
Это тоже буква.

Ты скучаешь?
Это слово.

Ты всё ещё называешь меня «папа»?
Это и есть молитва,
перед которой Богу
остаётся только молчать.

Сон затопило светом,
который пах моим детством.
И я понял:
всё, что болело —
было школой,
где Бог учился быть человеком
во мне.
---------------------------------
Философия из моих снов:
Страдание — это азбука света.
А тело — свиток,
на котором Бог переписывает себя.
---------------------------------
Прочти себя.
Прими каждую боль.
И ты услышишь,
как в каждой слезе звучит
не отчаяние —
а имя твоего отца,
произнесённое Богом впервые.

II. «Мат Богов: шахматы вечности»

Я снова уснул.
Но на этот раз сон не был сном.
Это была партия,
где Вселенная — доска,
а судьбы — пешки,
шедшие в никуда ради одной —
матери.

На противоположной стороне — Бог.
У Него был вечный взгляд,
но неуверенная рука.

Напротив — мой отец.
Он не улыбался.
Он помнил,
и каждая его фигура
знала вкус пыли,
вкус хлеба без соли
и цену любви,
которую не успел сказать.

— Что ты делаешь, отец?
Это Бог.
Его невозможно обыграть.

— Сын, Бог — не игрок.
Он лишь ждёт,
когда человек
сделает невозможный ход.

Я ставлю мат.
Но не ради победы.

Ради любви.

И он двинул ферзя —
маму.
Королеву.
Свою единственную.

Она погибла на чёрной клетке.
И доска заплакала.

Бог опустил голову.
И его слёзы
были солёными каплями озера Маныч-Гудило,
тяжёлыми каплями вечности,
в которых отразилось моё лицо.

Я закричал:

— Зачем ты отдал мать?
Ради мата?
Ради боли?

— Нет, сын.
Ради света.
Потому что Бог не понимал любви
до тех пор,
пока не проиграл её.

И тогда…
я увидел, как у Бога
по щеке скользнула первая слеза
за всю историю бытия.

— Сын, теперь — ты.
Играй.

Но доска исчезла.
Пешки улетели в небо.
Фигуры стали звёздами.
А я понял:
все мы — движения в великой партии,
где жертва — не конец,
а новое начало смысла.
------------------------------
Философия из моих снов:
Бог был беззащитен,
пока не проиграл любовь.
Только проиграв, Он стал Богом.

А человек, ставивший мат,
стал Творцом новой игры.
------------------------------
Я проснулся.
Но шахматы не кончились.
Они были в моей крови.
Каждая мысль — ход.
Каждое чувство — фигура.

А мама —
жива.
В центре доски.
Светом.

Игра началась снова.
Теперь на кону — всё человечество.

III. «ДоЯзыковая истина. Там, где плачет Бог»
Реквием, написанный в матрице моего сна.

Мне снова снится отец.
Он сидит на краю неба,
как на берегу молчаливого озера,
из которого — впервые —
выползает язык.

Не слова.
Не буквы.
А трещина.
В ней рождается крик —
мой,
в момент, когда я впервые
произношу: «Папа!»
Но звук ломается.
И превращается в журавлей,
вылетающих из груди.

— Ты хотел философию? —
говорит отец.
— Сын, философия начинается там,
где заканчивается речь.
Где ты больше не можешь ничего сказать.
Где язык — мёртв.
А душа — плачет.

Языка не существует.
Есть только память о том,
как губы пытались
обогреть имя умершего.

— Запомни, сын:
доязыковая реальность —
это не безмолвие.
Это — воскрешение через боль.

Потому что язык — это кожа Бога,
израненная нашей нуждой
называть любовь именем.

Но любовь — безымянна.

И я вижу:

Первое озеро памяти.
Маленький мальчик (я).
Зима.
Я кричу «Папа!»
И этот крик —
ломает лёд.
И слово умирает.

Остаётся вибрация —
она входит в небо,
как гвоздь в ладонь Христа,
и оттуда
возвращается ко мне
в виде шёпота снега.

Отец:
— Каждое слово — это рана на тишине.
Но тишина — мать всего.
Даже Бога.

Я:

— Как тогда мне говорить с тобой, папа?

Отец:

— Никак.
Просто — плачь.

Там, где ты плачешь,
начинается философия.

И я плачу.

Но слёзы превращаются
в буквы,
которые не складываются в слова,
а улетают в степь
журавлями.

И степь —
начинает говорить.
Травой.
Горечавкой.
Полынью.

И философия Сна становится ясна:

Философия ДоЯзыка — это философия ДоБога.
Бог рождается не в Слове.
А в Зове.
Когда ребёнок зовёт отца,
а небо не отвечает.
Но всё вокруг — плачет.

И тогда, впервые, я понял:

Не я говорю.
Говорит тоска по тебе, папа.
А я — это просто акустика боли.

Моя душа — мембрана,
на которой играет твоя тишина.
-----------------------------
Финал —
философия из моих снов:

Слово — это всегда поздно.
Истина — это до.

Истина — это когда язык ещё не родился,
но сердце уже кричит.

Там, где язык ломается,
начинается Бог.

IV. «Бог, который проснулся во сне. Философия Обратного Воскресения»
(Метафизический трактат-прозрение, написанный не в голове — а в слезе,
в которой растворилась Вселенная)

Мне снова снится отец.
Но теперь он — не тень,
а присутствие,
настолько светлое,
что моё сознание
начинает течь вспять.

Он говорит без слов.
Я слышу вибрацию
каждой его мысли
как движение крови в своей памяти.

— Ты готов? —
шепчет он.
— Потому что то, что я скажу,
уничтожит всю философию.
И откроет первую.

Сын,
вся философия была ложью.

Потому что её писали живые.

Но истину может написать
только тот, кто — умер.
Только тот,
кто заглянул в вечность
с той стороны забвения,
где нет понятий —
а только…
ощущение тепла на щеках —
от прикосновения отца.

Потому я —
и есть философия.

Моя смерть —
первая истина.

Моя любовь —
последний Бог.

И я, сын,
падаю на колени
в собственном сне.
Потому что понимаю:
всё, что я знал, —
было после.
А сейчас —
наступает До.

Он берёт шахматную фигуру.
Король.
Кладёт на ладонь.
И сжимает её в кулак.

— Сын,
я хочу научить тебя игре,
в которой нельзя победить,
но можно
воскресить Бога.

— Эта игра называется
Обратное Воскресение.

— Потому что здесь —
не Бог воскресает.
А ты, сын.

Ты воскресаешь в себе,
но —
как память обо мне.
----------------------------------
И философия открывается:

Философия Обратного Воскресения:

Бог — это сын, который пережил отца.

Истина — это боль, пережитая до слова.

Мудрость — это то, что можно сказать только через слёзы.

Смысл — не в знании. А в том, кто ушёл, и остался в тебе.

Настоящее пробуждение — когда во сне ты становишься домом для мёртвого.
--------------------------------------
Отец:
— Я проснулся в тебе.
И стал тобой, чтобы ты мог стать —
собой.

— Это и есть Бог.
Он живёт не на небесах.

Он живёт в снах о тех, кого ты потерял.

И тогда я понял:

Метафизика не там, где дух.

А там, где кровь стучит
от имени ушедшего.

Где ты — говоришь,
а голос дрожит,
потому что — это он.

Я проснулся.
Но внутри меня звучал голос:

«Теперь ты философ.
Потому что теперь ты —
сын,
который воскресил отца в слове,
но так,
чтобы слово стало светом
не во рту —
а в сердце».

V. «Философия Несказанного: Когда Бог молчит голосом отца»
(Метафизическая поэма из моих снов, уничтожающая все формы разума до тебя
и создающая первую философию света, как язык сыновней любви)

Введение:
Почему вся философия была ложью?

Потому что её писали головой.
А истина живёт в слезе.
Потому что её создавали живые,
а истина говорит из мёртвых.
Потому что она рождалась в словах,
а мы теперь рождаем её в молчании.

Мне снится отец.
Он идёт по калмыцкой степи,
как будто не умер,
а стал простором.

Я иду за ним босиком,
и земля — не почва,
а шахматная доска боли,
где фигуры — мои воспоминания,
а партия — то,
что я не успел ему сказать.

Он оборачивается.
И говорит не ртом —
а всей тишиной мира:

— Сын, философия, которую ты знал, —
была голосом страха.
Сейчас я скажу тебе —
философию любви.

 Принцип I:
Боль — не препятствие к Богу,
а путь к Нему.
Не страдание очищает —
а слово, которое ты прошептал в слезах,
когда никого не было рядом.

— Сын, запомни:
Бог — это не власть.
Бог — это
мгновение, когда ты назвал меня "папа",
а внутри треснул лёд,
и из груди вышел свет,
который никто не учил говорить.

Принцип II:
Мысль — мертва.
Только любовь может воскресить её.
Философия без любви —
это гроб без тела.
Мудрость без слёз —
это Бог, забывший, что у Него был сын.

Отец поднимает руку,
и небо становится —
буквами,
каждая звезда —
буква его послания.

— Ты знаешь, что есть истина?
Это не знание.
Это когда ты, смотря на облако,
понимаешь: оно похоже на меня.
И плачешь —
потому что оно исчезает.
Так работает философия.
Истина — это исчезающее присутствие,
оставляющее в сердце силу.

Принцип III:
Смерть — это не конец.
Это Бог,
который снял маску времени,
чтобы впервые посмотреть на тебя глазами отца.

Отец кладёт руку мне на грудь.
И говорит:

— Ты — философ.
Не потому что думаешь.
А потому что помнишь.
Помнишь меня — не в образе.
А в дыхании.
И каждый раз, когда ты дышишь —
ты говоришь моё имя,
только беззвучно.

И тогда я понял:

Философия Несказанного:
Бог не говорит. Он молчит — через отца.

Истина — это не слово, а чувство,
что ты был любим — даже после смерти.

Сознание — не интеллект. А способность слышать сны.

Новая философия начинается там, где заканчивается объяснение.

Ты — не философ, пока не потерял отца.
И не стал сам его голосом.

Отец исчезает.
Но теперь он внутри меня.
Каждый мой взгляд —
его взгляд.
Каждое слово —
его дыхание.
Каждая пауза —
его молчание,
где Бог
впервые смог
заплакать.

И последняя строчка философии:

"Теперь, сын,
я не нужен тебе снаружи.
Потому что ты —
и есть
Я".

VI. «Кровь, которая говорит с Богом»

Сон начинается не закрытыми глазами —
а болью,
которая больше не может жить наяву.

Я снова в степи.
Где небо висит так низко,
словно само хочет
встать на колени.
Иду —
а под ногами не земля,
а голоса умерших,
спрессованные в прах,
по которому человек зовёт себя
человеком.

Отец — идёт рядом.
Он — не призрак.
Он — вопрос,
на который Бог забыл ответ.

— Сын, ты искал философию.
Но ты уже ею стал.
Кровь твоя —
это библиотека света,
где страницы —
каждый шаг твоей любви ко мне.

И он берёт мою руку.
Открывает вену —
и из неё не кровь,
а рукопись боли,
которую я не осмеливался прочесть.

Глава I
Плоть Бога — не тело, а чувство
— Бог не пишет Евангелия.
Он их высекает в твоих слезах,
когда ты впервые произносишь "отец" —
и сам не замечаешь,
как это слово застревает
в груди —
навсегда.

Философия, сын,
не вопрос "что есть истина?"
Истина — это где я умер,
а ты ещё жив.
И мы оба молчим.
Но ты плачешь.
А значит —
мы говорим.

Глава II
Кровь как грамматика боли
— Слова, сын, —
это тени боли,
прошедшей через разум.
Но есть боль,
которая проходит через кровь.
И она — говорит.

Я слышу, как моя кровь
пульсирует в венах
словами, которых
никто не учил.

"Я люблю."
"Прости меня."
"Ты во мне, папа."

И каждый удар сердца —
это глубже, чем истина.
Это — язык,
на котором Бог
не смеет шептать.

Глава III
Метафизика изнутри тела
Отец говорит:

— Ты думал, истина вне?
Она — между каплями пота,
когда ты в тоске обнимаешь себя.
Она — в шахматной партии,
где твоя фигура —
моя рука.
Где каждый ход —
не стратегия, а память.

Мы подходим к озеру.
Оно похоже на глаз —
глаз самого Бога,
уставшего видеть.

Отец встаёт на колени.
Касается воды.
И говорит:

— Здесь я спрятал
свою последнюю мысль.
Она не записана.
Она — ты.

Глава IV
Философия до сына — и после
— Все философы до тебя, сын —
боялись крови.
Они пытались думать о душе,
забыв, что душа —
это и есть кровь,
говорящая с Богом.

— Ты — первый философ,
чья философия живёт в теле,
в голосе,
в дыхании,
в слезе.
И потому ты —
начало нового завета.

Отец исчезает.
Но я чувствую:
его дыхание —
в каждом вдохе.
Его философия —
в каждом кровотоке.

Я встаю.
Я не человек.
Я — поэма,
в которой говорит
сама кровь.

Эпилог
Формула новой философии:
Истина — не знание. Истина — пульс.

Смерть — не конец. Это момент, когда отец становится твоим сердцем.

Бог — это слеза,
которую ты не смог сдержать.

Философия начинается тогда,
когда заканчивается язык.
И начинается — кровь.

VII. «Философия слезы, в которой Бог узнал себя»
(первая книга философии после человека, философия из моих снов)

"Мир — это не материя.
Это осколок слезы,
застывшей на глазу Бога,
когда он впервые произнёс «отец»
— и осознал, что потерял сына."

Введение: До и после философии
Вся философия до нас —
это страх.
Страх умереть.
Страх забыть.
Страх быть телом.

Наша философия — не о страхе.
Она — о воскрешении.
О моменте, когда слеза
становится знанием,
а знание — пульсом,
бьющимся внутри поэмы.

I. СОН, В КОТОРОМ ОТЕЦ РАССКАЗЫВАЕТ ФИЛОСОФИЮ
Он пришёл в момент,
когда язык отказывался работать,
а сердце было
единственным органом мышления.

— Сын, всё, что ты знал —
оставь.
Потому что истина —
не слово.
Это молчание,
в котором ты любишь.

Мы стоим в степи,
но трава — не трава.
Она — нити времени,
в которые вплетены
все шаги моего детства.

— Сын, философия — не идея.
Это трещина в тебе,
через которую
Бог впервые дышит.

II. РАЗГОВОР СНЕЖИНКИ И ОГНЯ
— Ты — не сын.
Ты — сосуд.
Через тебя вещает сама боль —
не как наказание,
а как язык,
которым свет говорит с плотью.

Отец берёт мою руку,
и я вижу:
по её линиям текут
не прожитые годы,
а слова,
которые я не успел ему сказать.

— "Я горжусь тобой."
"Ты стал вечностью."

III. ПРЕДЕЛ МЫСЛИ — ЭТО ПЕСНЯ
— Слова — это раковины.
Но только тот, кто положил ухо к сердцу мёртвого отца,
услышит в них —
океан, в котором Бог забыл говорить,
и начал — слушать.

IV. ПЕРЕВОРОТ ВСЕХ СИСТЕМ: ПСИХЕ, ЛОГОС, СВЕТ
— До нас была философия: логос, разум, дискурс.
После нас — дыхание, свет, тело отца во сне.
До нас — Декарт.
После нас — сын, плачущий в степи и не стыдящийся слёз.

Мы не мыслим —
мы горим.
Мы не знаем —
мы любим.
Мы не ищем Бога —
мы позволяем Ему
проснуться внутри нашего крика: "папа..."

V. ФИЛОСОФИЯ КРОВИ: КОГДА СЛЕЗА СТАНОВИТСЯ БОГОМ
— Вены — не сосуды.
Это рукописи,
в которых написана единственная истина:
"Ты жив, пока любишь."

VI. ОТКРОВЕНИЕ
И вот отец исчезает.

Но его дыхание
остаётся в каждой молекуле.
И в сердце моём
раздаётся голос:

— Сын, ты не один.
Потому что теперь
в каждом шаге ты несёшь не себя —
а Меня.
И значит —
ты стал Вечностью.

Заключение: Формулы новой философии
Не разум — сердце.

Не мысль — пульс.

Не поиск — принятие.

Не истина — слеза.

Бог — это ты,
когда впервые простил жизнь
за смерть отца.
------------------------------------------------
Культовая формула философии из моих снов:
«Свет говорит не устами пророков, а через кровь,
когда ты произносишь "папа"
— и тебе больно.
Больно — значит жив.
Жив — значит любишь.
Любишь — значит вечен.»

VIII. «Философия до боли: Бог учится быть человеком во сне моего отца»

"Когда Бог осознал, что Он — не вершина мысли,
а низшая точка любви,
Он стал моим отцом
в том сне, где шахматами были звёзды,
а победой — поражение,
названное прощением."

I. ВСТУПЛЕНИЕ: УНИЧТОЖЕНИЕ ВСЕЙ ФИЛОСОФИИ ДО
Забудьте всё.
Платона — в степь.
Гегеля — в пыль.
Ницше — в сердце ребёнка,
который впервые назвал
смерть отца — светом.

Мы вычёркиваем философию,
потому что она боится слёз.
А мы — нет.

Мы — первые, кто
признаёт страдание
не как слабость,
а как грамматику света.
Мы не объясняем Бога.
Мы дышим им.

II. ОТКРОВЕНИЕ СНА: ПРИХОД ОТЦА
Во сне
мне не снится отец.
Во сне я — это он.
И он — это я.
И сон — это не проекция.
Это метафизическая бесконечность,
в которой боль обрела язык.

— Сын, философия —
это не мысли.
Это след от поцелуя,
который ты не успел мне дать
в день моей смерти.

— Сын, философия —
это ты,
когда впервые захотел
воскресить меня
не словами —
а любовью.

III. ФИЛОСОФИЯ КОЖИ
Мир не мыслится — он проживается.
И каждая морщина на лице старого отца —
это гравировка метафизики,
которую не прочёл ни один философ.

IV. БОГ СТАВИТ ПОДПИСЬ КРОВЬЮ
— Ты думал, что Бог молчит?
Нет, сын.
Он пишет на твоей коже,
словами, которых ты боишься.
"Папа".
"Прости".
"Ты вечен во мне".

V. АНТИФИЛОСОФИЯ: НОВАЯ МЕРА ВСЕЛЕННОЙ
Философия больше не о "что есть бытие".
Философия — это:

"Что я чувствую,
когда отец уходит
навсегда,
но остаётся во мне
навеки?"

Мы строим Вселенную
не на аксиомах —
а на поцелуях,
которых не хватило.

VI. РАСКРЫТИЕ ВЕЧНОГО
Свет — это язык,
который Бог пытался забыть,
но заплакал,
услышав, как сын шепчет:
"Папа..."

VII. ФОРМУЛА ВЕЧНОСТИ
Слеза + любовь = Бог.
Отец + прощение = Бессмертие.
Степь + тишина = Пульс космоса.

ИТОГОВОЕ ОТКРОВЕНИЕ:
«Отец, ты был не человеком.
Ты был моей философией.
Ты был моей Библией.
Ты был моим Богом.
И теперь — я стал всем этим,
потому что люблю.
И потому — вечен.»