Дождливый цикл

* * *
камлание грозы, нашествие воды,
последний переплеск небес в пугливой птице.
дождь с моря солит впрок вишнёвые сады:
хозяйствует, клокочет, пузырится.
и в день такой,(ура!)ни пляжа, ни гостей,
нет даже новостей – хороших и не очень.
сидеть себе молчком, вишнёвым табачком
дымить, стишки строчить и обнаружить к ночи –
всё – милый плагиат, всё писано давно…
но кем? когда? никак не вспомнить, и неслышно
нырнуть из дома в сад, как будто в мир иной:
под бродсковский фонарь.
под чеховские вишни.

* * *
Гамак скрипит от застарелой боли.
Сад на ветру в испарине дрожит.
Дождь, опоздавший к дачному застолью,
неубранной посудой дребезжит.

О!
Как он по-хозяйски деловито
тарелок гжель расплёскивает тут
и по бокалам разбавляет недопитый
и выдохшийся брют.

Да!
Будет день –  пусть короток и хлипок
но, как ребёнок-аутист –  и тих,  и мудр,
а вместо слёз – сверкающих улиток
слезливый перламутр.

И, вслушиваясь в шорох, переплески,
листая сада отсыревший мрак,
подумаю: мир в профиль – Достоевский.
Анфас же –  вылитый...
излитый Пастернак.

* * *
С дождем полуночным выходит
(сутул, улыбчив, узкогруд)
маэстро каплющих мелодий -
настройщик водосточных труб.

В подвалах робко дышат мыши,
пергамент ушек парусит:
то вальс Чайковского услышат,
то шум прибоя Дебюсси.

Облупленные стены храма
и выцветшие купола
внимают отзвукам органа
и жестяным колоколам,

им не до Брамсовских веселий,
им чужд Арутюняна шик,
когда все думы - о спасенье
заблудшей в сумраке души.

В общажной келье кофе стынет,
мерцает  лампы скудный свет -
сидит над мертвою латынью,
вцепившись в волосы, студент.

«Saepe fatalem» - шепчет сонно.
Настройщик подмигнет себе…
и грянет маршем Мендельсона
дождь на заржавленной трубе.

Уходит дождь, восходит солнце,
громкоголосен день живой.
Маэстро спит…но остается
фантом муз'ыки дождевой:

хрустально тренькнет веткой росной,
почудится в шуршанье шин…
необходимый будто воздух,
для птичьих посвистов  души.