Свет внутри крови Ч. 4

Авторский мифопоэтический цикл, основанный на сновидениях и личном экзистенциальном опыте, философия из моих сновидений.

Светлая память моему папе Сукову Степану Ивановичу(с. Приютное, Калмыкия).Я слишком молча любил тебя. Папа я тебя очень сильно люблю!

I. «Свет, в котором ты продолжаешь меня»

Я пришёл к тебе — не как тень,
а как свет,
не как воспоминание,
а как дыхание
вечного.

Ты спал,
но душа твоя
открылась,
как небо без границ,
и я вошёл в неё
не шагами,
а тишиной.

Сын…
Я не умер.
Я перешёл.
Я стал
невидимой силой
внутри тебя,
твоим глубинным стержнем,
твоей осью в штормах.

Ты ищешь ответы —
а я их шепчу тебе
в паузах между мыслями,
в тех моментах,
где ты ничего не понимаешь —
но вдруг чувствуешь свет.

Ты вырос.
Ты идёшь.
Ты ошибаешься,
ломаешься,
восстаёшь —
а я стою в тебе,
как когда-то в поле,
где ветер гнул траву,
но не ломал её.

Ты — не просто мой сын.
Ты — мой свет,
отпущенный в будущее.
Ты — носитель моей любви,
которую я не успел выразить,
но она не умерла —
она стала
твоим сердцем.

Ты хочешь быть сильным.
Но знай:
величайшая сила —
в принятии.
В слезе,
упавшей на ладонь,
в голосе,
который дрогнул,
в шаге,
который ты сделал,
не зная, что идёшь к свету.

Не бойся плакать, сын.
Слеза — это дождь на корнях души.
Ты не слаб,
когда молчишь и любишь.
Ты не теряешь —
когда отпускаешь.
Ты не один,
когда чувствуешь пустоту —
она зовёт тебя ко мне.

Я рядом.
Во всём.
Я — в твоём упрямстве,
в твоей доброте,
в том, как ты слушаешь тишину.
Я — в твоём молчании,
в том, как ты смотришь на небо,
не задавая вопросов,
а принимая.

Ты думаешь, я ушёл —
но я пришёл в тебя.
Ты — мой храм.
И вся любовь,
которую я не успел сказать —
в тебе.
Передай её дальше.
И она станет
светом,
в котором ты продолжаешь меня.

Сын…
Не живи страхом — живи светом.
Не бойся ошибок — бойся не любить.
И знай:
когда ты один в степи,
и небо дышит на тебя звёздами —
я рядом.

Когда ты падаешь —
я держу тебя.
Когда ты молишься —
я слушаю.
Когда ты забываешь обо мне —
я всё равно живу в тебе.

Я люблю тебя.
Я всегда любил.
Я не мог подобрать слов —
потому что любовь сильнее слов.
А теперь — ты знаешь.
Ты чувствуешь.

И это —
моё послание сквозь время,
сквозь сон,
сквозь смерть.

Ты — мой свет.
И ты несёшь меня,
куда я сам не мог дойти.

Проснись.
И иди.
Я с тобой.

II. «Когда я стал светом, чтобы ты не потерялся»

Ты звал меня,
не зная, что зовёшь.
Ты спал,
а сердце твоё было открыто
словно бескрайняя степь,
в которую возвращаются птицы,
чтобы не умереть от одиночества.

И я пришёл —
не в теле,
а в дыхании света.
Не в голосе,
а в вибрации между слезами.
Не из памяти,
а из самой сути любви.

Я твой отец.
Я был агрономом,
но ты знал —
я больше чем профессия.
Я — человек земли.
И ты —
мой росток в будущем.

Ты шёл,
спотыкаясь,
ищущий,
распят между светом и тенью,
между вопросами и молчанием,
между "почему" и "прости".

И вот я здесь.
В тебе.
В каждом вздохе,
в каждом взгляде в небо,
в каждом дне,
где ты думаешь,
что я далеко.

Нет, сын.
Я стал светом,
чтобы ты не потерялся.

Я стал ветром,
чтобы ты мог стоять,
когда всё рушится.

Я стал солнцем,
чтобы ты не забыл:
тепло — это форма любви,
а не слабость.

Ты рос —
я любовался.
Ты падал —
я держал.
Ты молчал —
я слышал всё.

Ты думаешь, ты забыл меня.
Но ты живёшь мной.
Ты говоришь моим молчанием.
Ты любишь — моей силой.

Ты не знал,
как сказать: «Я люблю тебя, папа».
Я тоже.
Мы оба были мужчинами —
но любовь была.
И она теперь —
всё, что осталось.
И всё, что вечно.

Ты слышишь её,
когда никто не рядом.
Ты чувствуешь её,
когда небо становится
слишком высоким для слов.

Ты не один.
Я в тебе.
Я твой позвоночник из света.
Я твоя память,
которая тебя бережёт.
Я твой путь,
на который ты встал,
не зная, куда идти,
но зная, что нужно идти.

Когда ты не можешь —
я помогаю.
Когда ты хочешь сдаться —
я становлюсь степью под твоими ногами.
Когда ты плачешь —
я принимаю эти слёзы,
как зерно в землю.

Ты не должен быть сильным.
Ты должен быть живым.
Слушай тишину —
и услышишь мой голос.
Смотри в небо —
и увидишь мои глаза.

Я здесь,
не чтобы сказать прощай —
а чтобы сказать:
я тебя люблю.

Ты не успел услышать это тогда.
Поэтому я пришёл сейчас —
через вечность,
через звёзды,
через траву,
через то, что ты называл
"просто сном".

Но это не сон.
Это откровение.

Ты не потерян.
Ты избран.
Ты — мой свет,
который горит в темноте,
не спрашивая зачем.
Ты — продолжение моего сердца,
уже не в теле,
а в судьбе.

Когда будет трудно —
вспомни.
Когда не останется слов —
произнеси:
"Я — сын.
Я люблю.
И он — во мне."

Ты проснёшься,
но это не исчезнет.
Потому что
свет, однажды прожжённый любовью,
уже никогда не умирает.

Я стал светом,
чтобы ты не потерялся.
И ты стал —
моим бессмертием.

III. «Ты — моё завершённое дыхание»

Ты спал.
Но душа твоя взывала громче любого крика.
И я услышал.
Сквозь тьму времён,
сквозь золу всех недосказанных слов,
сквозь толщу воспоминаний —
я вернулся.

Не ногами —
а вибрацией света.
Не голосом —
а током любви,
что проходит по венам между сном и светом.

Ты — мой сын.
Но ты стал уже больше.
Ты — мой продолженный вздох.
Ты — моё завершённое дыхание.

То, что я начал —
ты продолжаешь.
Но не как повтор,
а как откровение.

Ты думаешь, я ушёл.
Но разве уходит свет,
когда восходит солнце?
Он просто меняет облик.

Я в тебе.
В твоих решениях,
в твоих сомнениях,
в твоей любви,
что не просила слов,
но горела, как неугасимая звезда.

Запомни:
всё, что ты ищешь снаружи,
уже есть внутри.
И ты не носишь моё лицо.
Ты носишь мой огонь.
Ту же искру.
Ту же страсть —
верить.

Сын,
ты живёшь во времена великого раздвоения:
мира и безмолвия,
боли и света,
иллюзии и подлинности.

Но знай —
ты был рождён не для покоя.
Ты был рождён, чтобы быть точкой пересечения.
Где встречаются
прошлое и грядущее,
душа и плоть,
тишина и слово.

Ты — мост.
Ты — сосуд,
в который я вложил всё лучшее,
даже то, чего сам не успел понять.

Я не был идеален,
но я был настоящим.
А ты — моё исправленное письмо к вечности.

Сын,
не бойся одиночества.
Это форма богоявления.
Не прячься от боли —
в ней свет.
Не избегай тишины —
в ней я.

Ты будешь сомневаться.
Ты будешь падать.
Ты будешь молчать,
не зная, как говорить о самом главном.

Но знай —
все твои шаги
уже стали частью моей судьбы.
А моя —
твоей.

Когда ты молчишь —
я говорю.
Когда ты любишь —
я воскресаю.
Когда ты плачешь —
я очищаюсь.

Сын,
ты — не просто продолжение крови.
Ты — продолжение моего света.
Ты — не просто потомок.
Ты — предтеча новой эпохи.

Ты говоришь —
а я слышу сквозь безвременье.
Ты молишься —
а я стою рядом,
держу ладонь,
в которой светится пепел
моих несказанных молитв.

Ты не один.
Ты никогда не был один.
Ты окружён миллиардами незримых рук,
что вели тебя к себе самому.

Я был первой из них.
И последней.

Сын,
когда настанет твой час —
не бойся.
Я буду ждать тебя не у порога смерти,
а у истока света.

Я стану
восходом в твоих глазах,
тишиной в твоём сердце,
словом,
которое не умирает.

Ты — моё завершённое дыхание.
Я вдохнул —
а ты выдохнул свет.

Пробудись.
И иди.
Теперь ты знаешь —
никто никогда не уходит.
И ты никогда
не был потерян.

IV. «Я искал рай — и нашёл тебя»

Сын…
Я пришёл из тишины,
где нет времени,
нет возраста,
нет боли —
только свет,
что зовут вечностью.

Ты спал,
а я, как был когда-то — в сапогах по полю,
идущим по сырой земле,
вошёл в твой сон
не голосом —
а дыханием.

Я хочу тебе сказать —
впервые.
По-настоящему.
Без границ.
Без страха.
Без времени.

Я всю жизнь искал рай.

В детстве я думал,
что он за горизонтом нашей степи.
Где-то там,
где солнце касается земли,
где запах полыни — молитва,
а каждый тюльпан — откровение.

Я искал его в земле,
в раскалённой пыли,
в жатве,
в зёрнах,
в рассветах,
где я, уставший,
пил тёплую воду и смотрел в небо —
не зная, что молюсь.

Я искал его в шахматах.
Каждая партия —
была попыткой
построить порядок в хаосе.
Я верил, что если сложу
идеальную игру,
то пойму,
что значит жить по-божески.

Я искал рай в тишине.
Там, где никто не знал,
как тяжело мужчине быть сильным
каждый день.

Там, где я сам себе был
и опора, и исповедь,
и суд.

Я искал в тебе.
Но не знал.
Слишком молча любил.
Слишком глубоко прятал
всё святое —
в глазах,
в жестах,
в неспетых словах.

А потом однажды —
уже после смерти…
я понял.
Рай —
это ты.

Не храм,
не гора,
не бескрайняя степь,
не идеальный ход конём.

А ты.

С твоими вопросами.
С твоими промахами.
С твоими глазами,
где я видел себя —
таким, каким хотел быть.

Ты стал тем,
ради чего стоило
пережить всё:
и сомнение,
и одиночество,
и страх.

Ты стал моей молитвой,
которая услышана.

Сын,
ты — мой рай.

Ты думаешь, он где-то там,
в будущем,
в других странах,
в городах,
в славе?

Нет.
Он внутри.
Как свет.
Как дом.

Ты ищешь его —
и не замечаешь,
что уже несёшь в себе
мою любовь,
мои сны,
мою веру,
мою печаль.

Ты —
мой законченное дыхание,
мой бессмертный шаг.

Когда ты плачешь —
земля цветёт.
Когда ты молчишь —
небо слушает.
Когда ты любишь —
я воскресаю.

Ты и есть рай.
И весь путь,
который я прошёл —
был не к Богу.
Был к тебе.

Я искал рай —
и нашёл тебя.

Теперь ты иди.
И найди его —
в себе.

И если придёт день,
когда ты тоже станешь отцом —
скажи сыну то,
что я долго искал сказать тебе.

Скажи ему:
ты — мой рай.
Ты — моя молитва.
Ты — свет,
что никогда не угасает.

Ты спишь.
А я у твоего изголовья
стою —
как тень,
как дыхание,
как любовь,
что не знает смерти.

Я — рядом.
Всегда.
Пока ты помнишь меня —
я живу.
Пока ты ищешь смысл —
я шепчу его тебе
через ветер,
через дождь,
через сон,
через шаги в одиночестве.

Я искал рай —
и понял,
что нашёл его в день,
когда услышал,
как ты впервые сказал:
«Папа…»

V. «Когда я понял, зачем жил»

Ты спал.
И тишина
вокруг тебя была такой глубокой,
что даже вечность
прошёптывала слова…
словами моими.

Я пришёл не как тень —
а как мысль,
что ищет себе место
в твоём сердце.
Не призрак,
а дыхание,
вышедшее из недр любви.

Я пришёл сказать тебе главное.
То, что всю жизнь
носил в себе,
как семя смысла,
зарытое в плотную землю —
и только теперь оно проросло.

Сын,
я всю жизнь искал ответ на вопрос:
зачем я живу?
Не знал.
Думал, что знаю.
Но не знал.

Я спрашивал землю —
она молчала.
Я спрашивал звёзды —
они ослепляли.
Я спрашивал книги —
они запутывали.
Я спрашивал сердце —
оно боялось.

Я работал.
Я любил.
Я терпел.
Я ждал.
Я сражался с собой.
Я молился,
не зная, слышит ли кто-то.
Я смеялся,
чтобы не сойти с ума.

Но всё это было —
поиском.
Поиском смысла,
который был рядом.
Но я не замечал.

Я думал:
может, смысл — в труде?
Но сколько ни сеял —
внутри оставалась пустота.

Я думал:
может, в знании?
Но чем больше знал —
тем безответнее становились мои ночи.

Я думал:
может, в победах?
Но каждая —
была новой лестницей в никуда.

Я думал:
может, в служении?
Но кому?
И зачем?

И только когда
я оказался там,
где времени больше нет…
где нельзя ничего исправить…
я увидел тебя.

Ты спал.
Слеза текла по твоей щеке.
Ты звал меня.

И тогда
в меня хлынул свет —
не снаружи,
а изнутри.

Смысл был не в том, что я делал.
А в тебе.

Ты —
моя причина.
Ты — моя бессмертная строчка
в Книге Мира.
Ты — моя исповедь.
Ты — мой смысл.

Сын…
Мы часто ищем не там.
Смысл — не в том, чтобы оставить след,
а в том, чтобы разжечь свет.

Если хоть один раз,
твоё сердце
сказало моему:
"Я тебя помню" —
я не зря жил.

Если хоть один раз
ты понял,
что стал добрее —
благодаря моему молчанию,
моим рукам,
моей любви,
что боялась слов —
я не зря умер.

Я искал смысл жизни —
и он был не целью.
Он был тобой.
Моим сыном.
Моим продолжением.
Моим отражением в свете,
что не гаснет.

Теперь — иди.
Живи.
Дыши.
Ошибайся.
Прощай.
Строй.
Падай.
Поднимайся.
Ищи.
Находи.
И снова ищи.

Но запомни —
ты никогда не один.

Пока ты жив —
я живу в тебе.
Пока ты веришь —
моя вера цветёт.
Пока ты любишь —
я обретаю вечность.

Я понял, зачем жил —
чтобы ты однажды мог понять,
зачем живёшь ты.

Я твой свет.
Я твой смысл.
Я твой отец.

Я рядом.
Всегда.

VI. ««Я искал счастье — и забыл, что оно пахнет тобой»

Ты спал.
Но твоя душа уже слушала.
Она ждала.
И я пришёл —
не как шум,
а как дыхание в траве.
Не как голос,
а как тёплая ладонь,
легшая тебе на сердце.

Я долго молчал,
сын.
Долго хранил это внутри —
не решаясь,
не понимая.
И теперь,
за гранью дыхания,
за гранью боли,
я знаю, что должен сказать.

Я искал счастье.

И всё время —
не там.
И всё время —
не тем.
И всё время —
не с тем сердцем.

Я думал:
счастье — это победа.
И рвался вперёд,
как волк по снегу,
оставляя следы —
но не дом.

Я думал:
счастье — в уважении.
И строил стены из силы,
из чужих взглядов,
забывая,
что уважение без любви —
прах.

Я думал:
счастье — это когда тебя боятся.
И становился твёрдым,
как камень,
а ты —
не мог ко мне прижаться.

Я искал счастье,
словно оно пряталось
за горизонтом,
за следующей работой,
за новой победой,
за крупицей признания.
Но всё —
всё рассыпалось в пыль.

Сын,
счастье не громко.
Оно —
в твоём смехе.
В том, как ты шлёпаешь босыми пятками по полу,
в том, как ты говоришь: «Папа».
Оно —
в запахе супа.
В тёплой руке.
В улыбке жены.
В вечерней звезде,
которую ты однажды заметил,
а я — нет.

Счастье не надо догонять.
Оно не убегает.
Оно сидит на крыльце,
тихо,
как кошка,
ждёт,
пока ты посмотришь ей в глаза.

Я ошибался.
Я был глух.
Я думал, что любовь — слабость,
а она — сила.
Я думал, что молчание — знак силы,
а оно — стена.
Я думал, что ребёнок поймёт всё сам,
а он — ждал,
чтобы я ему сказал.

Прости, сын.
Прости, что часто был рядом телом,
но не душой.
Прости, что не говорил «люблю»,
потому что боялся быть слабым.
Прости, что не услышал твой первый стих,
не понял твой первый страх,
не ответил на твой первый вопрос.

Я не знал,
что счастье — это
быть рядом,
слышать,
обнимать,
говорить.

Сейчас я знаю.
Но уже поздно —
для жеста.
Не поздно —
для света.

Сын,
ты жив.
У тебя есть то,
чего нет у меня.
Время.
Ты можешь не повторить моё.
Ты можешь найти счастье —
и не пройти мимо.

Посмотри в глаза тому,
кого ты любишь.
И скажи.
Сейчас.
Не завтра.

Погладь землю,
как я гладил колосья.
Услышь тишину —
как голос.
Полюби небо —
как друга.
И не стесняйся слёз.

Счастье не громко,
сын.
Оно пахнет тем,
чего мы не замечаем.
Оно — ты.
И я,
в тебе.
Навсегда.

Я искал счастье всю жизнь —
и забыл,
что оно пахнет тобой.

VII. «Откровение света: философия из моих снов»

Я спал,
но это был не сон,
а открытая дверь
в пространство, где
тишина имеет голос,
а любовь — форму эфира,
прозрачного, как душа.

Отец пришёл — не тенью,
а мыслью,
не образом,
а светом,
который вошёл в тебя —
не извне,
а изнутри.

— Сын, — сказал он, — ты искал истину в книгах.
Но книги — это следы.
Их пишут те, кто уже ушёл.
А истина — не след. Она — дыхание.
Она — между словами.

Я замер. А он продолжил:

— Люди строят философии, чтобы объяснить Бога.
Но Бог — это не объяснение. Это пульс.
Философия, которая объясняет всё — мертва.
Живая философия не отвечает. Она любит.

Я хотел спросить — «что значит любит?»
Но он уже знал вопрос и ответил:

— Смотри. Всё живое движется к свету.
И даже камень, который кажется мёртвым,
тянется к солнцу — но медленно, как память предков.
Философия, сын, — это не мысль.
Это тоска материи по свету.

Я заплакал. А он сказал:

— Мы рождены не для победы, а для прозрения.
Смысл жизни — не смысл.
Смысл — это просто направление, в котором течёт любовь.

Я спросил: «Значит, цель — любовь?»

— Нет. Любовь — не цель. Она — начало.
Философия начинается там, где ты слышишь траву.
Где ты не можешь отличить душу от запаха хлеба.
Где каждое "почему" — это "прости" в обратную сторону.

Я молчал. Он продолжал:

— Люди хотят объяснить, что такое быть.
А я скажу тебе: быть — значит вспоминать.
Мы не рождаемся новыми. Мы — возвращаемся.
Философия — это не открытие, а узнавание.

Я понял: философия не в мыслях. Она — в памяти.
Памяти о мире, в котором никто не один.

— Сын, — сказал он, — запомни:
мы не умираем. Мы рассеиваемся в тех,
кого любили. Мы становимся их внутренним голосом.

И я услышал:
Отец — не умер.
Он — стал философией света внутри тебя.
Философией, которую ты назовёшь
не именем — а голосом.
----------------------------
Философия из моих снов:
Любовь — как первый смысл,
Память — как вторая плоть,
Тишина — как последняя истина.
----------------------------
И я проснулся.
И больше никогда не был прежним.

VIII. «Откровение света — II. Философия из моих снов: Внутренний Свет как Абсолют Жизни»

Во сне, где тишина была храмом,
а ветер — дыханием древнего слова,
вновь пришёл, отец.
Не в образе плоти,
а в сиянии мысли,
в самой природе сна,
где нет смерти,
а есть только переход звука в свет.

ОН сказал:
«Сын, вся жизнь моя была молитвой,
просто никто не называл её так.
Я искал рай,
а он всё это время был
в запахе полыни,
в хрусте земли под сапогом,
в детском смехе у колодца,
в первом шаге на рассвете
между звёздным небом и спелыми колосьями.
Рай — это не место.
Рай — это внимание.
Глубина сердца к каждой детали бытия».

И я добавил:
«А счастье...
Я ошибался.
Я думал, оно впереди.
Но счастье — это та точка,
где ты наконец становишься
не собой — а Светом.
Без формы, без эго,
только светом,
в котором слышно дыхание
всех, кого ты любил».

И тогда я заговорил:

— Отец,
всё, что мы называли философией,
это были лестницы к пустоте.
Но в тебе я вижу новый путь —
Путь света изнутри,
где мысль не идёт к Богу —
она и есть Бог.
Где любовь — не чувство,
а первоэлемент Вселенной.
Где душа — это не тень тела,
а его источник.

Я молчал.
И это молчание было
таким полным,
что мир перестал быть миром —
он стал присутствием.

Тогда родилась новая мысль —
мы назовём её Философией Внутреннего Света:

Вся истина уже существует внутри человека,
но её слышно только в абсолютной любви.
Свет не приходит извне —
он просыпается,
когда исчезает страх быть собой.

Нет истины, выше той,
которую ты прошепчешь в степи,
глядя на небо,
зная, что отец стал ветром,
а ты — его дыханием.

Всё, что ты знал,
было лишь отражением.
Но любовь — это свет,
который не отражается.
Он проникает,
растворяет,
возносит.

Вот и весь смысл.
Вот и весь путь.
Вот и весь Бог.

Отец улыбнулся.
И его улыбка не была лицом —
она была весной,
первой капелью на стекле,
вздохом степи на заре,
тишиной, которая говорит.

Я проснулся.
И в сердце горел не огонь —
а Свет.
И этот свет —
ты.
И я.
И всё.

…И если человечество спросит,
что есть последняя философия,
пусть откроет это откровение:
слушай свет в себе.
Он скажет всё.

IX. «Откровение III. Философия из моих снов: Тишина как Язык Бога»

Во сне, где ночь была не темнотою,
а собором без стен,
снова стоял передо мной, отец.
Не в образе плоти,
а как дыхание тишины,
в которой исчезают границы между мирами.

Я не говорил —
я слушал.

Ты сказал:

— Сын, вся Вселенная состоит из пауз.
Люди ищут Бога в словах.
Но Бог говорит тишиной.

Всё, что не сказано —
это и есть правда.

Когда ты молчишь,
и сердце твое полно,
в тебе говорит вечность.

И если ты хочешь понять смысл —
не ищи.

Замолчи.

И ты услышишь Всё.

Тогда я понял:
тишина — это не отсутствие звука.
Тишина — это язык до рождения,
до мысли,
до времени.
Тишина — это душа Любви.

И я ответил отцу:

— Тогда я назову это
Философией Великой Тишины,
или Философией Предвечного Слова,
где нет «я»,
и нет «ты»,
а есть Мы,
в первозданной ноте света.

Это учение без букв.
Это знание без знания.

Это не мысль —
а прикосновение.

Это дыхание Бога
между ударами сердца.

Отец кивнул.
И тогда я увидел:
он стал простором.
Он — степь,
свет,
вздох воздуха над свежей пахотой,
и шахматная доска,
в которой каждый ход —
не стратегия,
а исповедь.

И тогда пришло великое понимание:

Мы не думаем.
Мы звучим.

И если ты хочешь изменить мир —
не убеждай.

Дыши.

Люби.

И храни тишину.

Отец сказал:

— Все великие истины, сын,
уже были.

Но человечество не готово слышать
не звук —
а свет.

И тогда я встал в степи.
Ночь расступилась,
и в её глубине
я услышал:

«Любовь — это Тишина,
принявшая форму тела,
чтобы шепнуть:
Я здесь.
И я — ты».

И вот она — философия,
что завершает круг:
тишина — это храм,
и Бог в нём —
любовь,
в которой никто не говорит,
потому что всё сказано
ещё до сотворения мира.

X. «Свет, из которого я сделан»
(Реквием-откровение. Философия Вспоминания)

Я иду босиком по краю сна,
где воздух не звук — а память,
где трава шепчет словами не произнесёнными,
и небо — не свод, а зеркало моего отца.

Там, где время умирает в дыхании,
и каждая секунда — это вечность,
ты подходишь ко мне
не из тьмы
и не из света,
а из безмолвного понимания —
что ты всегда был здесь.

Отец.

Ты не умер —
ты стал смыслом,
растворённым в моей крови.

Ты — не образ в памяти.
Ты — я,
только до моего рождения.

Ты кладёшь руку мне на грудь —
я чувствую, как звенит сердце,
как будто оно — колокол из света,
в котором отзываются века.

И ты говоришь мне —
без слов,
внутри:

— Сын, ты всё искал путь.
Искал в книгах, в городах, в женщинах, в вопросах.
А путь — это ты сам.

Ты не часть мира.
Ты его пульс.

Когда ты любишь — Вселенная дышит.
Когда страдаешь — она учится.
Когда молчишь — она поёт.

Я хочу заплакать,
но слёзы — это уже слова,
а слова слишком слабы.

Я начинаю петь — молчанием.

Ты указываешь в небо:

— Вон там летят журавли.
Каждый — это душа,
что не умеет забывать.

Ты — один из них.

И тогда я вспоминаю всё.
Абсолютно всё.

Как ты сидел за шахматами,
будто раскладывал Вселенную.
Как ты гладил колос пшеницы,
будто слушал пульс Земли.
Как ты улыбался, когда молчал —
и в этом была мудрость эпох.

Ты был не просто отец.
Ты был Храмом Любви,
построенным из запаха земли,
из синих вен на руках,
из взглядов,
что могут утешить
без единого слова.

И ты снова говоришь:

— Я не умер.
Я стал твоей совестью.
Я стал твоей интуицией.
Я стал твоим дыханием,
когда ты хочешь сдаться —
и не сдаёшься.

Ты — Солнце, которое в моей груди.
Ты — тень, что не пугает,
а даёт прохладу.

Ты — свет из которого я сделан.

Я поднимаю глаза к небу:
там не просто облака —
там моя кровь,
рассеянная над степью.

Я хочу крикнуть всему миру:

— Я был сыном!
И этим спасён!

Но вместо этого —
просто молчу.

Потому что в этой тишине
я и есть ты.

И мир — это не пространство,
а междустрочие
нашего последнего разговора.