Белый

*город добра и благополучия


В черноземе
проросшие белые панельки —
как в огороде у бабушки
яблони
и смородина.

Дедушка лёг в эту землю в прошлом октябре.
Острота его носа всё ещё всплывает перед лицом —
под утро, утробно хрипя и булькая,
он застыл на постели восковой фигурой.
Над ним как раз был "красный угол",
и Матронушка "смотрела" на него благословением пальцев.

Вслед за ним, разложившимся под поверхностные эмоции четверых
во время отпевания,
весь город завибрировал и потек
по широченной главной дороге
(мама говорила в детстве, что она у нас такая прямая и толстая,
чтобы во время войны по ней было удобно ездить на военной технике).

Брат спешит после пар в спортзал, проносится молодостью по вычищенным тротуарам,
чтобы расколоться в зеркале у тренажера.
У тети на балконе от каждого "хлопка" отваливается по куску мяса с живота и бедра —
она замазывает дыры сигаретным пеплом.
А небо над ТЦ у дома заливается белым,
кашлянув противным лающим (как у больного бездомного),
истекает густым и вязким, даже не дождавшись заката.

Сотрясается семиэтажка, балансирует на грани —
двадцать лет назад казалась
холодным, но родным великаном.
Теперь я чувствую: её блоки шатаются,
распираясь от гордости, настолько жалкой,
что у меня от неё кривит губы.

Ещё немного — и из её швов, натужных, польются кровавые реки.
С любой остановки в центре будет видно, как плачет мужество местных.
Пока все делают вид, что им не очень нужны подвалы-укрытия,
на деле каждый раз теряя разум в трусости вскормленного смертника.