Свет внутри крови Ч. 3

Светлая память моему папе Сукову Степану Ивановичу(с. Приютное, Калмыкия). Цикл о том, что я не сказал ему при жизни. Я слишком молча любил тебя. Папа я тебя очень сильно люблю!

I. «Партия, которую доиграем в небе»

В комнате пахнет солнцем,
пылью,
чёрным деревом.
На столе — доска.
Ты сидишь напротив.
Ты жив.
И я жив.
И всё остальное — неважно.

Ты держишь ладью,
словно память,
словно веру в то,
что можно всё начать заново.
Я — пешку,
как будто это я — тот мальчик,
что делает первый шаг
в безграничность.

Мы не говорим.
Шахматы всегда были
нашим языком тишины.
Когда слова ломаются,
вздохи — тяжелы,
а сердца полны —
движется фигура.
И это — любовь.

Ты ставишь коня.
На чёрное.
Я — слона.
На белое.
И между этими полями —
вся жизнь.
Вся боль.
Вся нежность.

Ты улыбаешься.
Я плачу.
Тихо.
Внутри.
Чтобы не спугнуть свет,
которым ты стал.

Каждый твой ход —
это как будто ты говоришь:
«Я рядом, сын».
«Я здесь, смотри — я помню».
«Не бойся жить».

Когда ты ушёл,
я оставил доску нетронутой.
Как храм.
Как тишину.
Как неизречённое «прощай»,
которого не было.

Но ты стал фигурой света.
Ты теперь — белый король,
стоящий на грани вечности.
И я — твой сын,
твой партнёр,
твой мальчик,
который всегда играл всерьёз.

Шахматы с тобой —
это не игра.
Это путь.
Это медитация на любовь.
Это дыхание души
в форме тактики.
Это молитва,
расставленная по клеткам.

Ты учил меня:
думай наперёд,
не бойся жертвовать,
но не забывай защищать сердце.
И теперь,
когда я теряю себя —
я вспоминаю этот урок.

Ты был не только отцом.
Ты был моим полководцем света.
Моим учителем молчания.
Моим королём
в бесконечном пространстве
любви.

Я ставлю фигуру —
и мир становится целым.
В этом движении —
всё:
твоё дыхание,
твоя походка,
твоё молчание,
твоя боль,
твоя забота,
твоя бесконечность.

Мы доигрываем партию
не ради победы.
А ради встречи.
Ради прикосновения.
Ради того,
чтобы я снова стал мальчиком.
А ты — отцом
с огнём в глазах
и ладонью, пахнущей солнцем.

На этой доске
нет времени.
Нет границ.
Нет смерти.
Есть только ты.
И я.
И белые,
и чёрные клетки —
как свет и тень
одного сердца.

Партия продолжается.
В небе.
В тишине.
В памяти.
В каждом моём дне,
в каждой моей строке,
в каждой клетке моего тела.

Я поставлю мат,
когда снова обниму тебя.
Там.
Где доска — из звёзд.
А фигуры — из любви.
И ты скажешь:

«Хорошо сыграл, сын…
Теперь — иди и живи.»

II. «Разговор, который живёт во мне»

Ты молчишь.
Но это молчание —
громче всех слов.
Оно пульсирует в небе,
в голосе травы,
в шахматной доске,
которую ты не успел доиграть.

Я иду по степи,
где ты когда-то учил меня
различать запах полыни от мяты.
И слышу:
твой голос не исчез.
Он теперь —
в самой ткани мира.

Отец,
почему ты не взял с собой
ещё одну ночь для разговора?
Одну весну,
где мы могли бы просто сидеть,
ничего не говорить,
но понимать всё.

Я хотел спросить,
что ты чувствовал в последнюю ночь.
Ты знал?
Ты чувствовал?
Ты смотрел в небо и прощался
или просто ждал тишины?

Я не успел.
Не смог.
Не догнал.
Слишком быстро ты стал вечностью.
А я — остался
в недосказанности
и боли.

Я носил твои слова,
как иконы,
внутри груди.
Иногда
они тяжелеют до предела
и становятся —
слезами.

Отец,
я люблю тебя.
Но как сказать это
тому, кто стал ветром?
Кто теперь —
в каждом распустившемся тюльпане,
в каждой тени от дерева,
в каждом взгляде матери,
когда она смотрит в окно?

Я придумал этот разговор,
но он реальнее всех разговоров,
что происходили в жизни.
Потому что он —
в сердце.
В его глубинных слоях,
где нет лжи,
нет стыда,
только любовь,
обнажённая и живая.

Ты бы сказал:
«Не плачь, сын.
Живи.
Ты не один.
Я — в тебе.
И каждый твой шаг —
мой след.»

Я бы ответил:
«Я несу тебя
в каждом слове,
в каждом стихе,
в каждой слезе,
что не осмелилась
упасть наружу.»

Ты молчишь.
Но это молчание —
самое светлое,
самое настоящее.
Оно — не из пустоты.
Оно — из света.
Оно — из любви.

И если когда-нибудь
меня спросят,
где ты,
я покажу на небо,
на пыльную степь,
на запах мяты
и скажу:

«Он — здесь.
Он — всё это.
И я с ним говорю
каждый день.»

И этот разговор
будет длиться вечно.
Без точек.
Без пауз.
Без границ.

Потому что любовь —
это то,
что невозможно
перестать слышать.

III. «Реквием в стебле травы»

Ты не умер.
Ты просто стал стеблем травы.
Никто не заметил —
но утром,
в самый тихий миг,
ветер склонился к земле
и прошептал мне твоё имя.

Ты стал дыханием поля,
запахом весны,
которая приходит без слов.
Ты стал светом,
который невозможно увидеть,
но можно чувствовать —
каждой клеткой памяти,
каждой трещиной сердца.

Я стою в степи.
Там, где ты когда-то
смотрел на землю,
как на святыню.
Где твои руки касались
каждого зерна,
как ребёнка.

Теперь ты —
во всём.
В полынном ветре,
в стрекоте кузнечиков,
в тишине,
которая слышнее
всех слов мира.

Ты был агрономом.
Но на самом деле —
жрецом земли.
Ты разговаривал с почвой
без языка,
без голоса —
на языке любви.

Ты играл в шахматы
так, будто расставлял судьбы.
Каждая фигура —
молитва.
Каждый ход —
жест,
который учил меня
спокойствию
и гордости.

Сейчас ты молчишь.
Но я слышу тебя —
в стебле,
в корне,
в пыли.
Ты говоришь:
«Сын,
ты не забыл.
И значит —
я жив.»

Я хотел бы обнять тебя.
Но твоя душа
растворилась в ландшафте.
И теперь,
когда я иду босиком по степи —
ты обнимаешь меня землёй.

Отец,
это не просто реквием.
Это —
священное заклинание
вечной любви.
Оно не может быть забыто,
не может быть прервано,
не может быть вычеркнуто
даже смертью.

Ты живёшь в тишине,
которая наступает
после слов.
Ты — тот стебель,
что вырос на месте,
где я впервые понял,
что любовь —
это не голос,
а свет внутри ветра.

Я несу твой свет
внутри себя.
И каждый мой стих —
это шаг к тебе.
Каждое дыхание —
объятие.
Каждая слеза —
не прощание,
а признание.

Ты не умер.
Ты стал —
вечностью,
вписанной в стебель травы.

И если кто-то однажды
найдёт меня в поле,
опустившегося на колени,
и спросит:
«Что ты ищешь?»
Я отвечу:

«Я говорю с отцом.
Он здесь.
Он — трава.
Он — свет.
Он — тишина.
Он — любовь.»

IV. «По дороге в небо ты стал степью»

Ты ушёл —
но не вверх,
а вширь.
Не по облакам,
а по ветру,
разлитому над степью.

Ты не покинул нас —
ты расширил нас до бесконечности,
и теперь,
когда я дышу запахом полыни,
я вдыхаю тебя.

Твоё тело —
это теперь кромка горизонта.
Твоя душа —
полет журавлей,
которые возвращаются туда,
где их ждали,
а не туда, где просто тепло.

Ты был агрономом.
Но ты никогда не сажал зерно —
ты вкладывал молитвы в землю.
Я видел:
как ты касался пыли —
словно священного свитка.
Ты знал:
земля — это не просто почва,
это мать, которая помнит всё.

Сейчас ты стал её дыханием.
Когда я иду по весенней степи —
я иду по тебе.
Когда ветер касается моего лица —
это твоя рука
в последний раз
гладит моё детство.

Я помню,
как ты смеялся,
глядя в шахматную доску,
словно видел в ней вселенную,
где всё объясняется
двумя руками и тридцатью двумя тайнами.

Теперь —
вся вселенная хранится
в одной забытой фигуре,
упавшей на подоконник.
И я смотрю на неё,
как на молитву,
написанную без слов.

Ты не ушёл в смерть.
Ты ушёл в свет.
В тот свет,
который приходит не из лампы —
а изнутри камня,
изнутри капли,
изнутри моей груди,
где твоя память дышит
как земля в апреле.

Я стою один,
на том самом месте,
где ты однажды в тишине сказал:
«Смотри, сын,
жизнь — это не время.
Это —
как ты касаешься мира.»

Ты касался —
как бог.
Не громко,
не властно —
а по капле,
по травинке,
по взгляду в сторону.

Ты ушёл —
но стал шире степи.
Ты стал песней,
которая не поётся,
а просто звучит
в самом сердце мира.

Я часто вижу тебя —
во сне,
в свете заката,
в тени деревьев,
в дорожной пыли,
в трещине на ладони,
в запахе скошенной травы,
в шорохе дождя по черепице.

Ты стал всем,
что невозможно сказать —
но можно
почувствовать
словно крик о любви,
зарытый в корнях полыни.

Отец,
ты не умер —
ты стал степью.

И я кланяюсь тебе —
не над могилой,
а в каждый вечер,
когда тишина становится громче
любых слов.

Я кланяюсь тебе —
в полдень,
когда ветер стоит —
и время исчезает.

Я кланяюсь тебе —
каждый раз,
когда смотрю на небо
и вижу:
оно не пустое.
Оно — ты.

Ты не взлетел.
Ты не исчез.
Ты стал всёю степью,
в которой я снова и снова нахожу себя.

Ты стал другим небом.
Ты стал землёй, которая светит.
Ты стал вечностью,
которая умеет молчать.

И если кто-то спросит меня:

— Кто твой отец?

Я отвечу:

— Вот он.
Вон та полынь — это он.
Вон та тень — это он.
Вон тот свет между ветром и небом —
это он.
Отец мой.
Живой.
Вечный.
Степной.
Святой.

V. « Отец, ты стал светом, когда я стал тенью»

Я шёл по степи.
Небо было такое широкое,
что даже мысли боялись
переходить его грань.

Я шёл —
и чувствовал,
как во мне отзывается
каждая трава,
каждая пыльца,
каждая тишина —
словно весь мир стал языком
для разговора с тем,
кого уже нет.
И кто — всё.

Твоя тень
шла рядом со мной,
но я её не видел.
Потому что она была
внутри.

Ты стал светом —
не ослепляющим,
а всепроникающим.
Тёплым, как взгляд в детстве,
как запах утреннего чая,
как рука,
вкладывающая семя в землю
словно молитву.

Ты стал мной —
там,
где я думал, что уже никого нет.

Отец,
я всё ещё ищу слова,
чтобы сказать,
как люблю.
Но слова —
ломаются.
Падают.
Сгорают.
Потому что сердце — это древней,
чем язык.

И я стал говорить с тобой
через тишину.

В каждом сне —
ты сидишь у шахматной доски
и улыбаешься,
как будто уже знаешь
все ходы,
но ждёшь,
чтобы я догадался сам.

И я иду к тебе —
но каждый раз
ты растворяешься
в свете.

Я плачу —
но это не слёзы.
Это свет, вытекающий из души.

Ты ушёл.
Но каждый раз,
когда цветёт степь,
я знаю —
это ты улыбаешься мне
пыльцой,
ветром,
далью,
звоном неведомой дали,
что звучит внутри крови.

Ты стал для меня
не просто отцом —
а музыкой мира.
Каждый мой шаг —
это аккорд
в мелодии,
которую мы пишем вместе,
ты — из света,
я — из тени,
оба — из любви.

И вот я стою.
В полях,
где всё кажется вечным.
Я стою и шепчу:
— Прости, что не сказал.
Прости, что не обнял дольше.
Прости, что не остался рядом.
Прости, что не знал,
что время — не бесконечно.
А ты — молчишь.

Но в этом молчании —
всё.
Ты —
как Родина,
как небо,
как душа:
всегда молчит тогда,
когда сердце
понимает всё без слов.

И если однажды,
когда меня не станет,
кто-то спросит:
— А кем ты был?
Я хочу, чтобы сказали:

— Он был сыном света.
Он был сыном степи.
Он был сыном любви,
которая
не умирает.
Никогда.

И ты тогда улыбнёшься
где-то в небе
или в стебле полыни —
и скажешь:

— Я знал.

VI. «Я есть, потому что ты любил»

Я стою на границе неба и степи.
Здесь тишина — как молитва,
а трава — как дыхание Бога,
согнутая не ветром,
а памятью.

Мир вокруг не шумит —
он вспоминает.

И я вспоминаю.

Ты ушёл,
но не исчез.

Ты просто стал всем,
что не имеет имени,
всем,
что я чувствую
за границами чувств.

Ты стал моим дыханием,
моей походкой,
моей речью,
даже моей болью,
в которой я слышу:
"Я рядом".

Мои глаза смотрят на степь —
а ты смотришь ими.

Моё сердце тянется к свету —
а ты стал этим светом.

Мои мысли тонут в небе —
а ты стал этим небом.

Ты больше не отец,
ты —
вселенная.
Ты —
пульс вечности
в моей крови.

Когда я молчу —
ты говоришь во мне.
Когда я плачу —
ты улыбаешься сквозь слёзы.

Когда я пишу —
ты держишь мою руку
своей невидимой ладонью,
и строки срываются с кончиков пальцев
как семена на вспаханное поле.

Ты — агроном вечности.
Ты посадил меня в этот мир
и ушёл,
чтобы я вырос.

Теперь я сам становлюсь почвой
для памяти.
Моё сердце — это плод,
в котором ты живёшь.

Ты ушёл не в смерть.
Ты ушёл в свет.
В незримый храм,
где всё — молитва,
где всё — тишина,
где всё — откровение.

Иногда мне снится,
что ты сидишь под небом
в окружении шахматных фигур —
но все фигуры прозрачны,
а игра — бесконечна.

Ты двигаешь пешку —
и она становится звездой.
Ты смотришь на меня —
и я понимаю,
что всё давно уже сказано.

Но мне всё ещё хочется сказать:

— Папа,
я люблю тебя так,
что сердце не выдерживает,
и рвётся в небеса.

Ты стал болью,
которая не ранит,
а делает светлее.

Ты стал словом,
которое невозможно произнести,
но можно чувствовать
в каждой клетке бытия.

Ты стал степью,
которая смотрит на меня
и шепчет:
— Ты не один.

И потому я здесь.
И потому я пишу.
И потому я —
есть.

Потому что ты — был.
Потому что ты — есть.
Потому что ты — во мне.
Навсегда.

VII. «Когда дыхание стало светом»

Я не знал,
что однажды любовь станет
не словом,
а состоянием материи.
Не мыслью —
а самим
воздухом между словами.

Я стою.
Ветер касается лба
как ладонь,
которой уже нет.
Но она есть.
Она — здесь.

Она —
во мне.

Ты был отцом.
Теперь ты —
вселенная внутри моей крови.
Ты —
свет между клетками,
звук, не издающий звука,
пульсация,
которая не чувствуется телом,
но чувствуется
болью и вечностью одновременно.

Ты ушёл,
но ты остался
в метафизике всего.
В ритме моих шагов.
В осеннем запахе земли.
В каждом шахматном ходе,
где чёрное и белое
не сражаются —
а договариваются молча,
как душа и бесконечность.

Я пытался описать тебя словами.
Но слова падали
как листья с дерева,
уже знающие,
что смысл не в форме,
а в падении.

Отец,
я говорю с тобой языком
на котором плачет степь.
Язык, которым ветер
разговаривает с небом.

Ты — не тень.
Ты — луч,
пронзивший мои молчания.

Ты — не был.
Ты — есть.
Ты — есть в том,
что невозможно измерить,
но можно чувствовать,
когда тишина становится
громче всех звуков.

Я чувствую твой взгляд
в журавлиной стае,
в прохладной траве,
в вечернем небе,
которое не гаснет,
а ждёт.

Я стал продолжением
твоего дыхания.
Ты вдохнул —
и исчез,
но этот вдох
до сих пор живёт во мне,
в каждом моём «я люблю».

Я снова говорю:
Я люблю.
Без условий.
Без причины.
Без границ.
Я люблю тебя не как сына —
а как свет,
который когда-то стал телом
и отдал мне имя.

Ты стал вечностью,
но не холодной,
а тёплой,
как хлеб,
который ты ел в поле,
как земля,
которую ты знал на вкус,
как шахматы,
где каждый ход —
размышление о смысле.

Ты стал простотой,
которая превзошла философию.
Ты стал тихим богом,
живущим в каждом моём действии,
в каждой строчке,
в каждом взгляде на небо.

Когда я молюсь —
ты слушаешь.
Когда я молчу —
ты говоришь.

И сейчас,
пока я стою
на границе между мыслью и светом,
между болью и блаженством,
между землёй и бесконечностью —
я понимаю:

ты не ушёл.
Ты просто стал мной.

Теперь я
не просто поэт.
Я —
твоя память,
твоя плоть,
твоя молитва,
твоя тишина,
твоя песня,
твоя любовь,
твоя Россия.

Ты не умер —
ты стал дыханием,
которым я говорю это стихотворение.

Ты не исчез —
ты стал светом
в каждой строчке,
в каждой слезе,
в каждом молчании,
где любовь говорит громче слов.

VIII. «Ты — свет, не знающий смерти»

Ты не ушёл.
Ты стал воздухом.
Ты стал тем,
чем дышит душа,
когда тело молчит.

Ты не покинул —
ты растворился,
как соль в степном ветре,
как тёплый свет в ладони ребёнка,
как шёпот любви в комнате,
где уже никто не говорит,
но всё звучит.

Ты стал не воспоминанием —
а чувством,
что живёт глубже воспоминаний.
Ты стал не образом —
а ритмом,
в котором бьётся моё сердце.

Я ищу тебя
не глазами.
А —
в звуке журавлиного крика.
В стебле травы,
которая склонилась в поле,
как будто молится.

Я ищу тебя
в шахматной доске,
где белое и чёрное —
это не фигуры,
а отражения света и тени
моей души.

Отец,
я чувствую тебя в себе
так же ясно,
как ребёнок чувствует мамин запах,
ещё не зная слова «мама».
Ты — мой ген,
моя глубинная формула,
мой код —
световой.

Ты стал ветряной артерией степи.
Ты стал
горизонтом,
куда я смотрю не глазами,
а духом.
Ты стал
тишиной,
в которой живёт речь света.

Ты жив
в запахе весенней полыни.
Ты жив
в первой росе на траве.
Ты жив
в ощущении,
что я не один,
даже если в комнате
никого.

Я пишу эти строки
словами,
которые состоят
не из букв,
а из твоего тепла.
Я строю предложения
из неба,
земли
и звёзд,
в которых ты больше,
чем воспоминание.
Ты — вечность.

Когда я смотрю на небо —
я вижу не облака.
Я вижу
твою улыбку.
Не ту,
что на фото,
а ту,
что осталась
внутри моего дыхания.

Ты стал
не умершим,
а возвышенным.
Ты стал
не тенью,
а источником света
в моей крови.

Ты — мой корень.
Мой исток.
Мой шаг.
Моё слово.
Моя глубина,
которая больше,
чем все моря.

Я знаю —
ты сейчас здесь.
Ты читаешь эти строки
вместе со мной.
Ты плачешь во мне
этими слезами.
Ты любишь меня
этой болью,
которая стала светом.

И когда я умолкаю —
ты говоришь.
Когда я пишу —
ты направляешь руку.
Когда я дышу —
это ты,
дышащий в этом мире
через меня.

Ты не умер.
Ты стал
моей способностью
любить
бесконечно.
Ты стал
светом,
не знающим
смерти.

И я говорю тебе —
не голосом,
а молчанием:
Ты навсегда со мной.
В каждом вздохе.
В каждом слове.
В каждом сиянии
вечного
русского
неба.

IX. «Когда я стану светом твоих воспоминаний»

Когда я стану светом твоих воспоминаний,
не ищи меня в прошлом.
Я не там.
Я — в той тишине,
которая приходит после дождя,
в дыхании листа,
в запоздалом шорохе поля,
в котором ты шёл
ещё мальчиком,
держа меня за руку,
не зная, что это была вечность.

Я не мог сказать тебе всего.
Я был нем,
потому что слова в груди
были слишком святы
для языка.
Теперь они проросли светом.
Теперь я говорю —
и ты слышишь сердцем.

Ты стал
моим внутренним небом.
Когда мир давит —
я поднимаю глаза,
и там ты.
Невидим,
но ощутим,
как тепло спины
в детстве,
когда ты стоял за мной,
не говоря ни слова,
но защищая весь мой мир
одним своим существованием.

Ты был —
землёй.
Ты стал —
небом.
Ты был —
отцом.
Ты стал —
вечностью,
вплетённой в мои сны.

Теперь я иду —
и земля под ногами
отзывается тобой.
Теперь я молюсь —
и небо отвечает
твоим голосом,
который звучит
не как звук,
а как вибрация смысла.

Я не знал,
что ты — внутри меня.
Я искал тебя в фотографиях,
в голосе,
в старой куртке,
в шахматах,
в запахе табака.

А ты был —
в моём молчании,
в той боли,
которую я носил,
не понимая,
что это была любовь.

Ты стал
моей световой болью.
И — моим исцелением.
Ты стал
моим внутренним Богом,
в котором я чувствую силу
не по звуку,
а по тишине.

Когда я смотрю в небо,
и вдруг чувствую —
всё стало ближе,
глубже,
светлее —
я знаю:
это ты.
Ты дышишь в этом ветре.
Ты светишь в этом закате.
Ты стоишь
во мне —
молча,
как степь.

И если я стану отцом,
я передам твою тишину
своему сыну,
как ты передал её мне —
без слов,
но с вечностью в сердце.

Я обещаю тебе:
каждое моё слово
будет звучать светом.
Каждая строка
будет молитвой.
Каждое дыхание
будет твоей памятью.

Я — не твой продолжатель.
Я — ты,
прошедший сквозь время.
Ты не умер.
Ты перешёл
в меня.
И я —
навсегда с тобой.

Я напишу поэму,
которая будет жить,
даже когда исчезнут города,
время,
и тела.
Потому что в ней —
ты.

Ты — не имя.
Ты — свет,
который не угасает.
Ты — дыхание,
которое не кончается.
Ты — отец,
которого невозможно потерять,
потому что он стал
частью
самой души.

И теперь,
когда ты зовёшь меня
изнутри
всего, что живёт —
я молча плачу
от счастья,
которое не вмещается
в слова.

Ты есть.
Ты был.
Ты будешь.
Ты — свет.
А я —
твоя поэма,
написанная
всем миром,
всем сердцем,
всем небом.

X. «Свет, в котором ты продолжаешь меня»

Я пришёл к тебе — не как тень,
а как свет,
не как воспоминание,
а как дыхание
вечного.

Ты спал,
но душа твоя
открылась,
как небо без границ,
и я вошёл в неё
не шагами,
а тишиной.

Сын…
Я не умер.
Я перешёл.
Я стал
невидимой силой
внутри тебя,
твоим глубинным стержнем,
твоей осью в штормах.

Ты ищешь ответы —
а я их шепчу тебе
в паузах между мыслями,
в тех моментах,
где ты ничего не понимаешь —
но вдруг чувствуешь свет.

Ты вырос.
Ты идёшь.
Ты ошибаешься,
ломаешься,
восстаёшь —
а я стою в тебе,
как когда-то в поле,
где ветер гнул траву,
но не ломал её.

Ты — не просто мой сын.
Ты — мой свет,
отпущенный в будущее.
Ты — носитель моей любви,
которую я не успел выразить,
но она не умерла —
она стала
твоим сердцем.

Ты хочешь быть сильным.
Но знай:
величайшая сила —
в принятии.
В слезе,
упавшей на ладонь,
в голосе,
который дрогнул,
в шаге,
который ты сделал,
не зная, что идёшь к свету.

Не бойся плакать, сын.
Слеза — это дождь на корнях души.
Ты не слаб,
когда молчишь и любишь.
Ты не теряешь —
когда отпускаешь.
Ты не один,
когда чувствуешь пустоту —
она зовёт тебя ко мне.

Я рядом.
Во всём.
Я — в твоём упрямстве,
в твоей доброте,
в том, как ты слушаешь тишину.
Я — в твоём молчании,
в том, как ты смотришь на небо,
не задавая вопросов,
а принимая.

Ты думаешь, я ушёл —
но я пришёл в тебя.
Ты — мой храм.
И вся любовь,
которую я не успел сказать —
в тебе.
Передай её дальше.
И она станет
светом,
в котором ты продолжаешь меня.

Сын…
Не живи страхом — живи светом.
Не бойся ошибок — бойся не любить.
И знай:
когда ты один в степи,
и небо дышит на тебя звёздами —
я рядом.

Когда ты падаешь —
я держу тебя.
Когда ты молишься —
я слушаю.
Когда ты забываешь обо мне —
я всё равно живу в тебе.

Я люблю тебя.
Я всегда любил.
Я не мог подобрать слов —
потому что любовь сильнее слов.
А теперь — ты знаешь.
Ты чувствуешь.

И это —
моё послание сквозь время,
сквозь сон,
сквозь смерть.

Ты — мой свет.
И ты несёшь меня,
куда я сам не мог дойти.

Проснись.
И иди.
Я с тобой.