Июльское утро в центре великой Державы

Гелик на фоне старинного храма, 
Сзади святая икона. 
Если смотреть с чердака — панорама 
Необычайно знакома. 
Крыши Москвы и закат живописный, 
Помню из детства такое. 
Мелким рассматривал город, зависнув, 
Глядя на фотообои.

Я в этом храме сегодня на службе, 
Встал у кануна смиренно. 
Парень какой-то, хотя и сконфужен,
Вижу, опёрся на стену.
Вдруг на него, поглядев исподлобья, 
Забормотала бабуля: 
«Слышишь, сынок?» — прозвучало так злобно, 
Что все вокруг обернулись. 

«Ты бы стоял, как и все, или, может, 
Важный и самый уставший?
На прихожанина ты непохожий, 
Видно, хлыщёк, не из наших. 
Правила есть и под Божьей ладонью. 
Трудно? Иди в коридор, сядь. 
Ты, паренёк, я смотрю, молодой, и,
Встань, как и все, не позорься!»

Всё возмущалась она, что такие 
Люди, как он — «одноразки». 
В храм забегают, случись неблагие 
Новости, прячась за маску. 
Парень, взглянувши на тётку, спокойно 
Выпрямился: «Ты послушай, 
Мать, я не знал, что стоять непристойно, 
Облокотившись на службе. 

Ногу оставил в Макеевке, эхо 
Страшных событий у Грузской. 
Только с войны возвратился, заехал… 
Доктор сказал: без нагрузок».
Он поднимает штанину, добавив: 
«Новый протез будет вечно 
Вместо ноги. Я заехал поставить 
Братьям погибшим по свечке. 

Ты на меня не бранись, дорогая, 
Я постою и уеду».
Тётка опешила, молча моргая, 
Сбитая собственным бредом. 
Парень ушёл, постояв две минуты, 
Горе в глазах отражая. 
Так начиналось июльское утро 
В центре великой державы.