Римский ежедневник. Сошествие в Аид

Двое спустились по Кордонате,
Смотришь и понимаешь : братья.
Красивы, как боги. Таким играть бы
В театре. И правда, идут к театру.
Старые арки не те, что были вначале:
Плач по Марцеллу, белые рты печали.
Потом - Тиберина, лодка ждёт у причала.
- Есть золотая монета?  -Sic! Давай, отчаливай.
Коней оставили, как обычно, на Марка Аврелия,
Где один, там и три, на передержку, временно.
Все реки впадают в Стикс, Тибр - не исключение.
- Харон, что скажешь? - Оболы имеют значение.
Опять к Аиду?  -Нет, к Персефоне дело.
Рим перестал блистать, скатился к серому.
Ни чести, ни доблести, ни прежней веры,
В курульных креслах - бездельники и гетеры.
Февральские иды прошли, мостовые
Покрылись нарывами, вздыбились санпьетрини,
Горячие головы перегорели, сердца остыли,
Ни Цезаря, ни Цицерона,  ни Гая Плиния.
Ты помнишь, когда -то , весной, все ждали мистерий?
Жизнь побеждала смерть, разум - истерику,
Не сомневался никто : дух господствует над материей.
Может, солнце этой весны выжжет бельмо Пантеона?
Истину изрекут Уста, станут выше ульпиевы колонны?
Светлый город с аортой реки, с травертиновым лоном
Призывает к себе из Аида бессмертную Персефону!
Пусть потреплет ласково Цербера, съест немного граната,
Поцелует супруга  с улыбкой и явится миру и граду!

Есть надежда,  Харон, что разрушится зимний порядок,
Что случится весна, и все сложится так, как надо.