А можно 4-7 главы

4.
“Общаемся по интернету
и эСэМэСки в телефон
мы пишем… Намерений нету
отринуть пошлости закон.
Скучаем по живому слову,
а по общению вдвойне,
гордыню в сторону, полову!” –
призналась героиня мне.

– Ирина, времени не жалко? –
поинтересовался я. –
Да с дачею у нас запарка,
ухода требует земля,
посадки тоже ждут заботы,
батун вон в радость, огурцы…
Мы приезжаем по субботам,
внучата с нами сорванцы.

5.
Пишу поэму я о жизни
в деревне и вокруг неё.
Всплывают сами катаклизмы,
что будоражат вновь село.
Был сельсовет в деревне нашей
и семилетка школа в ней.
Не стало сельсовета, даже
так мало стало в ней коней.

И наша кузница исчезла,
исчез причал, исчез паром,
а староста попрятал чресла
блестящие, как будто хром.
Правитель всей округи тоже,
наверно, снова загулял –
на неприятие похоже.
Им, может, закатить скандал?

– Не надо! – говорит супруга, –
понять ты должен был давно,
идя по жизненному кругу
им не докажешь всё равно!
И потому пишу поэму
о тружениках на селе.
Стою опять я пред дилеммой
неразрешимой на Земле.

Библиотекарша, зав. клубом
от населения села –
его полпреды, словно в шубах
сокрыта терпкая Душа,
неразговорчивы и хмуры,
и без реакций на лице
от свет стихий в литературе,
всё ж посветлевшие в конце.

Видать, подействовали строки,
вошли в сердца и Души их…
…Опустим мы свои упрёки –
не принимает в смысле стих,
искрящийся на солнце чести,
на фоне ожиданья встреч.
И пусть останутся за вестью,
чтоб реноме своё сберечь.

6.
Дух меркантильности печален,
понять не трудно, знаю, вам.
Читатель верный изначально
пройдётся по моим стихам.
В итоге, может, и осудит
за скромность чувств в строке.
Зачем в открытом поле блудит,
за той деревней, вдалеке?

Была Покровка возле леса,
а рядом речка и луга,
болотистые здесь места.
С черёмух сыплются снега
в конце весны, в начале лета,
а комаров там было тьма.
От них кусачих мало света,
желанной потому была зима.

Зимой на санках мы катались,
играли в запуски, снежки.
Читатель, что-то замечтались?
Трепещут в праздники флажки.
Мне в споре видится развязка
в моей поэме о труде.
Выходит, значит, неувязка
не на Земле… Тогда же где?

В умах бандитов от идеи –
Шар погрузить Земной в марксизм.
Нужны для этого злодеи,
попался в руки ленинизм
и красный флаг для голой массы.
“Кто был ничем, тот станет всем!” –
сработал лозунг… и на классы
всех разделил – взошёл посев.

И заработала стихия –
пошёл безжалостный отбор,
в Кремле засела камарилья
и на воре банкует вор.
Живут по правилам запрета,
ограничения свобод.
Я слышу всё из уст Поэта,
и мне не нужен перевод.

Сказал мой папа, умолкая,
всё перемелется, пойми,
спокойно спит Душа святая
лишь в состоянии любви,
не надо паники и грусти.
Всё хорошо на Свете Том.
Дочерние не гаснут чувства
о маме с папой помнит дом.

7.
Сидящий парень на ограде…
…так это ж я, друзья мои.
Я в не растрёпанном наряде
заполнен грустью и любви
к той окружающей природе,
к Поэзии из давних лет,
необходимой так свободе –
ей альтернативы нет.

С Сергеем Карповичем – с ходу
нашли мы общий с ним язык,
другого уважай свободу,
к чему я с детских лет привык.
Переносить нельзя нам встречу,
твержу я непрестанно днём.
Ты знай, Сергей, Поэт не вечен
под постоянным критики огнём.

Под сплетнями, в костре из кляуз.
Не скрыться в облаке любви,
которая не терпит пауз,
не терпит запаха крови.
Вы извините всю нелепость
всех объяснений под луной,
где слышится любви напевность,
особенно в туман весной.

Ребриха в чём-то виновата
пред памятью осенних дней
в момент весны и листопада,
когда становится скромней
желание успеха в будни
и праздники святых тревог,
где облака плывут как студни
и расстилаются у ног.

Туманом в северных широтах,
в лесу, в долине и горах.
Из капелек осенних соткан
такой безмозглый вертопрах,
заволокёт не вдруг пространство
и отпотеет вдруг окно.
Его так грустно дилетантство,
напоминает явь оно.