Михаил Ю. Лермонтов и Наталья Н. Пушкина

                1.               
     Мишель сражался на Кавказе.
А бабушка всё хлопотала
и поднимала свои связи.
А было их у ней немало.
И не сдаваясь раз за разом,
нашла в верхах себе поруку.
Так Высочайшее приказом
пришло помилованье внуку.
Ура, свобода! Полон силы,
навстречу сокровенным целям
он возвращается в Россию
узнавшим порох офицером.
В бурлящей северной столице
друзьями встреченный радушно,
он снова счастлив, веселится
и льнёт к общенью простодушно.
Он весь в признательных поклонах,
он в тайных помыслах амурных
в гостиных блещет и в салонах,
и в обществах литературных.
И в дом Карамзиных исправно
он получая приглашенья,
как и Наталья Николаевна,
там ищет ласк и утешенья.
Обоих жизнь была туманна
от грязи сплетен, осужденья.
Но в этом доме, как ни странно -
стена меж ними отчужденья.
И Лермонтов с неё не сводит,
конечно, глаз и чутко ухо.
И всё-таки её обходит,
всегда приветствуя лишь сухо.
Манер исполненный учтивых,
между гостей остря прилежно,
бурь полон противоречивых,
он на неё лишь смотрит нежно.

                2.
    - Признайся, расскажи мне, мама,
как с Лермонтовым вы встречались?
Ведь у него такая драма.
Что говорил, когда общались?
    - С Карамзиными я дружила.
Мой круг был всё ещё пустынный.
И Лермонтова находила
в литературной их гостиной.
Он был повсюду принимаем,
как человек необычайный.
Но для меня, непроницаем,
он был закрыт глубокой тайной.
В его лирических мотивах,
где так нарядно льётся слово,
в меланхолических наплывах
так много было мне родного.
Мы часто виделись в то время
и находились близко, рядом.
И понимаемые всеми,
боялись встретиться с ним взглядом.
Он был на вид, как мальчик милый,
почти, как херувим с открытки,
но внутренней своею силой
все останавливал попытки.
Друг к другу в мыслях мы стремились.
Меж тем кто в эти дни не знал,
что в обществе с ним приключились
вновь осложненья и скандал?
Что за дуэль с Барантом, сыном
посла французского, как раз
тогда правительством был выслан
Лермонтов снова на Кавказ.
У нас одна осталась встреча.
И у Карамзиных он был.
И в тот последний, лучший вечер
со мною он заговорил.

                3.
     Возле меня свободно было.
Он подошёл и поклонился.
Я, улыбнувшись, пригласила,
и в этот раз он мне излился,
так искренно, как перед Богом,
как перед Чашей Причащенья,
сказал, что был не прав во многом
и просит у меня прощенья.
В глазах увидела я пламя,
призналась, что я в восхищенье
его прекрасными стихами
и что мне льстит его общенье.
И что я не сержусь, конечно.
И восприняв, как искру света,
мою признательность и нежность,
он мне сказал примерно это:
    - Когда грущу я в мыслях смутных
о том, как часто мы встречались,
как много вечеров уютных,
как будто не для нас промчались,
о том, как глупо Вас чуждался,
дыша здесь воздухом целебным,
как малодушно поддавался
чужим влияниям враждебным, -
я глубоко пред Вами каюсь,
что усмирял напрасно лиру
и горд был тем, что не склоняюсь
с куреньем к общему кумиру.
За неприступной красотою,
мне словно горный снег сиявшей,
я вдруг увидел Вас простою
и был сражён душою Вашей.
Как жаль, что только накануне,
перед отъездом на прощанье,
я Вас узнал совсем иную,
постиг всё Ваше обаянье.
Что б в слепоте моей жестокой
мне ударяла вечно в темя
печаль бесплодного упрёка
за зря потраченное время.

                4.
     Но я вернусь ещё, быть может,
и встречи будет продолженье.
И если только Бог поможет,
я Ваше заслужу прощенье.
Если мечтой моей взлелеян,
охвачен горестным недугом,
не слишком я самонадеян,
быть может, стану Вашим другом.
Удивлена его словами,
которых я не ожидала,
как его чистыми стихами,
я Лермонтову отвечала:
     - Прощать мне нечего Вам, право.
Но Ваши ласковые речи -
есть драгоценная оправа
для бриллианта нашей встречи.
................................................
     То Лермонтовское прощанье,
столь полное любви привета
и новой встречи обещанье
вдове великого поэта,
весь тон Мишеля откровений
и задушевность тет-а-тета
с носительницей подозрений
вновь оживили "жвачку" света.
................................................
     Мать дочери потом призналась:
что б красотой моей согреться,
людей мне много поддавалось.
Но здесь была победа сердца.
Мы узел скорби развязали.
нам было больно и умильно.
Но если б это не сказали,
потом жалели б очень сильно.