По Тебе
тогда мне было лет пятнадцать,
носил порфиру и виссон.
И смерть была настолько строгой,
что я не знал куда податься,
и был по-детски невесом.
Я был разорван: вправо-влево,
меж мамой с папой, одеялом
в разлуке грешной неделим.
Любовь – всегда расшитый невод,
её всегда преступно мало
в нежнейшем шелесте осин.
О, где же Господи, те длани,
меня нашедшие по вере?
Я помню темень той зимы:
за пачку Винстона в кармане
мне мама вмазала по шее,
писались первые стихи.
Шипели аспид с василиском,
я гнал на льва и на дракона,
и оставался невредим,
а если смерть мерцала близко,
то билась буквами закона,
глушилась голосом Твоим.
Плевал на пары и уроки,
сбегал в поэзию, в забвенье,
с шараги сыпались звонки.
«Пусть мама с папой одиноки
не будут, ниспошли спасенье,
возьми молитвы и стихи».
Я не умею больше ничесоже,
но пусть любовью наипаче
я буду слыть на сей земле.
Ко мне лишь будь, о Спасе, строже.
Пускай вовек они не плачут,
а если плачут – по Тебе.
Пусть плачут
только
по Тебе.
Свидетельство о публикации №125062705923