Храм дотлевал углём в ночи

Храм дотлевал углём в ночи,
на отсвет луковки багряной,
горящей огненно и рьяно,
ловя последние лучи,
летели души и преддушия,
ушедших и ещё не здесь,
лишь маковкой, но словно весь
в пылу был, также в равнодушии.

И солнце, в запад уходя,
моргнуло будто изумлённо,
и мир, вот только что зелёный,
стал золотым, как был всегда;
сравнялись разом времена,
в хлопке родились века звуки,
как если б божеские руки,
зааплодировали. Красоту сменя,

накрывшись от ночи согласием,
шпиль стал иглой, и тканью облака,
и в новой, тёмной ипостаси,
безбожия, казалось бы, река,
мигая звёздами текла,
но то лишь чудилось; как купол из стекла
накрыто было дуновеньем,
и дьявола поползновение,
та самая, что, восхитясь, рукоплескала,
всему – и храму, миру – вмиг защитой стала.

А лучик, дрогнув, полетел,
и дня заботы скинул с тела,
и чьё-то сердце вслед взлетело,
а человек стал не у дел.

Откинь ненужный груз и жалость –
полёт души такая малость,
исход преувеличен наш,
вот, если б кто на карандаш,
сумел зарисовать причуду,
волшебность в искорках минут,
тот – Мастер. Это он взлетел? Мы ж – тут...


Любовь Абдуллина
27 июня 2025 г.