Россия внутри света - Ч. 2

«Россия внутри света» — это не просто сборник поэм,
а как евангелие любви к Родине,
пронесённой через города, леса, слёзы, вечность.
Это — восхождение духа через любовь к земле,
где каждый горизонт — откровение,
и каждое место — частица тебя.

---------------------

Теперь — молитва.
Но без слов.
Без церкви.
Без колен.
Просто — внутренний огонь,
который горит не в просьбе,
а в любви без условий.
Россия не просит молиться.
Но когда ты любишь её до слёз,
твоя любовь уже и есть
молитва, которую слышит небо.

I. Молитва о Родине, которую слышит только небо

Я не читаю молитвослов.
Я просто смотрю на небо —
и оно отвечает.

Потому что небо знает,
что я молюсь.
О ней.
О России.

Не вслух.
Не в хоре.
А внутри.

Когда я иду по снегу,
и он скрипит, как память.

Когда я держу тёплый хлеб,
и он пахнет детством.

Когда я сажаю дерево,
и в его тени будет жить кто-то,
кого я никогда не увижу.

Это и есть — молитва.

Когда я прощаю.
Когда не опускаю руки.
Когда не предаю.

Я не прошу у Бога
ничего для себя.

Я просто говорю:

Сохрани её.
Сохрани её тишину.
Её простоту.
Её людей —
уставших,
но не сломленных.

Сохрани её в тех,
кто уехал,
но всё ещё слышит голос матери во сне.

Сохрани её в каждом,
кто не называет Родину — великой,
а просто: своей.

Сохрани её в детях,
которые бегают по двору,
где уже двадцать лет не красят качели,
но всё равно — смеются.

Сохрани её в берёзе.
В реке.
В старом портрете прадеда.

Сохрани —
даже если мы разучимся петь.

Потому что Россия —
это песня,
которая поёт тебя.

А ты — молчи.
Слушай.
Живи.

Потому что твоя жизнь,
полная боли,
радости,
и света —

уже есть
молитва.

И небо
её слышит.

-----------------------

Теперь — слова умолкают.
Всё сказано.
Всё спето.
Всё прожито.
Но что-то остаётся.
То, что не уходит с ветром.
То, что не теряется в молчании.
Когда умирают слова,
остаётся только она —
Родина. Как суть. Как свет. Как ты.

II. Когда умирают слова — остаётся Родина

Сначала ты говоришь.
Громко.
Уверенно.
С верой.

Потом — тише.
Зреет сомнение.
Появляется боль.

Потом — шепчешь.

Потом — молчишь.

И в этом молчании вдруг
остается что-то главное.

Не страх.
Не горечь.
Не обида.

А корень.

То, что вне языка.
Вне флагов.
Вне политики.
Вне доказательств.

Просто — ты идёшь.
И под ногами —
земля.

Не просто почва.
А — смысл.

Ты больше не ищешь слов.
Ты — дышишь Родиной.

Когда болит —
она держит.

Когда рушится —
она молчит,
но не отпускает.

Когда ты теряешь себя —
она просто остаётся.

Ты можешь быть далёк.
Ты можешь разочароваться.
Ты можешь устать.

Но ты не сможешь сказать:
«Её нет».

Потому что в глубине,
когда слова умерли,
и осталась тишина,
в которой даже имя забыто —
вдруг звучит:
Россия.

Не звук.
Не имя.
А присутствие.

Как бытие.
Как свет.
Как корень,
который невозможно вырвать,
потому что он —
в тебе.

И ты больше не говоришь.
Ты просто
живёшь.

И это —
и есть Родина.

----------------------

Теперь — снег.
Он падает без звука,
но говорит —
о времени, памяти, свете,
который не исчезает.
Снег — это душа России,
растворённая в белом дыхании мира.
В нём — всё:
и боль,
и красота,
и чистота, которую нельзя подделать.

III. Снег, в котором отражается душа моей страны

Снег идёт.
Медленно.
Тихо.
Как будто прощение.

Не зима.
Не холод.
А нежность,
которую нельзя сказать.

В каждом снежинке —
форма,
в которой прожито целое столетие.

Он ложится на землю,
на дома,
на плечи людей —
словно благословение.

Снег в России —
не просто осадок.

Это — память,
которая падает с неба.

Падает —
и вдруг становится
тем,
что соединяет нас со всем,
что было,
и что будет.

Ты идёшь по снегу.
И слышишь —
шаги.

Твои?
Чужие?
Дедов?
Будущих детей?

Невозможно сказать.

Потому что этот снег —
не "сейчас".
А — всегда.

Он идёт над Приютным.
Над Москвой.
Над деревнями и городами.
Над Волгой.
Над Эльбрусом.
Над полем,
где стоит одинокий крест.

И в каждой точке —
он одинаково чист.

Он не различает бедных и богатых.
Счастливых и потерянных.
Он ложится на всех.

И в этом —
его правда.

Ты смотришь,
как он покрывает мир,
и вдруг понимаешь:

это — душа России.
Белая.
Уставшая.
Но вечная.

И если ты не знаешь,
что сказать о Родине,
если язык не поворачивается,
если сердце молчит —

выйди под снег.
Постой.
Послушай.

Он скажет за тебя.

Он помнит.

Он —
та тишина,
в которой живёт свет.

---------------------

Теперь — темнота.
Никаких огней.
Никакой надежды.
Только тьма —
и ты в ней.
Но даже здесь,
в самом дне тишины,
в самом сердце ночи,
что-то теплеет.
Что-то держит.
Это — Россия. Во мне. Даже когда всё темно.

IV. Россия во мне — даже когда всё темно

Когда уходит свет,
и ты остаёшься один,
без звука,
без пути,
без сил —

ты думаешь:
всё кончено.

Но нет.

Потому что в тебе
горит что-то,
что нельзя затушить.

Не гордость.
Не воля.
Не знание.

А присутствие.

Тихое,
как дыхание младенца.
Глубокое,
как колодец.
Старое,
как дорога,
по которой шли поколения
без света —
но со светом внутри.

Россия —
во мне.
Не громко.
Не героически.
Не с лозунгами.

А просто —
как тепло в груди,
когда замерзаешь.

Я вспоминаю руки отца,
молчание матери,
ткань бабушкиного платка,
запах угля и хлеба,
и понимаю:

я мог забыть стихи,
я мог потерять веру,
я мог опустить руки —

но она не ушла.

Она — сидит во мне.
Не требуя.
Не осуждая.
Просто — есть.

И в эту тьму,
в которую я падаю,
она — несёт огонёк.

Как лампадка,
которую берегут от ветра.
Как взгляд,
в котором — вся тишина
деревни,
где я ещё не родился.

Я не чувствую ног.
Я не помню, кто я.

Но я знаю:
во мне живёт Россия.

Не как государство.
Не как идея.
А как свет,
который не даёт исчезнуть.

И в этой тьме —
она шепчет мне:

"Я с тобой.
Всегда была.
Всегда буду.
Не умирай.
Ты — мой.
Ты — есть."

---------------------

Теперь — возвращение, которого нет.
Потому что ты никуда не уходил.
Родина — это не точка на карте,
и не то, что ждёт у порога.
Это — пульс внутри,
который бьётся даже тогда,
когда всё давно снаружи изменилось.
Ты возвращаешься —
не домой,
а к себе.

V. Родина — не то, куда возвращаешься, а то, что не покидало тебя никогда

Я иду.
По чужому городу,
по улицам,
в которых нет ни одной знакомой тени.

Но вдруг — запах хлеба,
покосившаяся лавка,
женщина в платке,
голос ребёнка,
падающий снег.

И я понимаю:
я дома.

Хотя — нет ни дома,
ни детства,
ни улицы, где я рос.

Всё снесено,
перестроено,
стерто временем.

Но Родина осталась.

Во мне.

В том, как я поднимаю воротник на ветру.
В том, как молчу, когда хочется кричать.
В том, как верю — не потому, что есть надежда,
а потому что иначе нельзя.

Я не ищу флага.
Не повторяю гимн.
Не поднимаю тост.

Я просто живу —
и в каждом жесте,
в каждом взгляде,
в каждом вздохе
она живёт со мной.

Родина —
не точка на карте.

Это —
шёпот в сердце,
который не стихает,
даже когда ты думаешь,
что всё давно забыто.

Ты можешь обойти полмира.
Сменить города, языки, имена.
Стереть прошлое.

Но однажды,
в самой тихой ночи,
в самый обычный день,

ты вдруг вспомнишь запах печки.
И станет тепло.

Ты поймёшь —
ты не ушёл.

Потому что Родина
не ждёт возвращения.

Она — всегда с тобой.

Как песня,
которую не поёшь вслух —
но она звучит внутри.

Как мать,
которая молчит,
но всегда слышит.

Как корни,
которые не видно,
но они держат тебя на земле.

Ты идёшь.
Живёшь.
Молчишь.

Но она —
не покидала тебя никогда.

------------------------

Теперь — песня,
не записанная нотами,
не звучащая из колонок,
не испетая голосом.
Но внутренняя,
вечно звучащая,
даже если спишь,
даже если забыл, кто ты.
Россия — это песня, которую помнишь даже во сне.

VI. Россия — как песня, которую помнишь даже во сне

Ты спишь.
Глубоко.
Без снов.
Без времени.
Без мыслей.

Но где-то в тишине
начинает звучать что-то тёплое.

Не слова.
Не музыка.
А — свет.

Как будто
по ту сторону сознания
кто-то поёт тебя.

И ты не можешь вспомнить мелодию,
не можешь рассказать о ней утром,
но знаешь — она была.

И она — из дома.

Ты слышал её,
когда качали в люльке.

Ты слышал её
в голосе матери,
даже если она молчала.

Ты слышал её
в метели,
в лопающихся дровах,
в шаге отца,
в шорохе веников по полу.

Это песня —
не написана.

Но она жива.

В тебе.

Россия поёт тебя
не нотами —
а памятью.

Ты идёшь по жизни —
а она звучит.

Сквозь боль,
сквозь радость,
сквозь разлуку,
через чужие города и страны,

и в самый трудный миг —
ты вдруг её слышишь.

Без слов.
Без смысла.
Но — чисто.

Как будто вся страна
входит в твой сон,
и говорит:
«Я с тобой.
Ты — мой.
Ты помнишь.
И ты вернёшься».

Не обязательно физически.
Не обязательно домой.

Но — в себя.

Потому что ты был написан этой песней.
Ты жив из неё.
Ты держишься ею.

И даже если однажды
всё забудется —

она будет звучать
в тишине твоего последнего сна.

Россия.
Как песня.
Которую помнишь —
даже во сне.

-------------------

Теперь — взгляд снаружи.
Когда ты видел многое,
трогал другие горизонты,
вдыхал чужие ветры —
но всё равно в тебе что-то молчало.
Что-то ждало не пейзажа, а дома.
И тогда ты понял:
красота мира — велика,
но душа знает только один адрес.

Я назову эту поэму так,
как звучит вечная истина:

VII. Там, где красиво — не значит, что ты дома

Я видел многое.

Скалистые стены Гранд-Каньона,
где время рвёт горизонт,
и ты стоишь —
маленький,
живой,
величием оглушённый.

Я ехал сквозь Монумент-Вэлли,
где красный песок
поёт свою песню
сквозь столетия.

Секвойи Калифорнии —
высокие,
спокойные,
как Боги.
Я смотрел вверх —
и не видел конца.

Океан —
вечно синий.
Голливуд —
вечно сияющий.
Дороги —
бесконечные,
и каждая как кино.

Я был там.
Я дышал этим воздухом.
Я восхищался.
Я снимал.
Я молчал.

Но внутри —
что-то не звучало.

Что-то ждало.

И я понял:
там, где красиво —
не всегда значит: ты дома.

Красота —
может быть совершенной,
ослепительной,
необъяснимой.

Но дом —
это не красота.

Дом —
это связь.
Свет.
Ткань между тобой и землёй.
Пульс между сердцем и небом.

И в какой-то миг,
глядя на совершенство западного заката,
я вдруг понял:

я скучаю по ветру,
который пахнет снегом и хлебом.

Я скучаю по небу,
которое не ярче, но роднее.

Я скучаю по полю,
где нет величия,
но есть тишина, которая знает моё имя.

Я скучаю по тому,
где не восхищают —
а принимают.

И в эту минуту
Америка стала великолепной
карточкой.
А Россия —
моей кровью.

Не лучшей.
Не удобной.
Не идеальной.

Но моей.

Потому что я могу восхищаться другим —
но жить я могу
только там,
где земля не объясняет,
а держит.

-------------------

Теперь — признание без слов.
Когда ты не кричишь,
не говоришь: «Я русский»,
не доказываешь,
не сравниваешь.
Ты просто молчишь —
а она всё равно знает тебя.
Россия узнаёт тебя не по фразам,
а по свету внутри.

VIII. Россия знает моё имя — даже когда я молчу

Я не говорил вслух.
Я не носил знаков.
Я не размахивал флагом.

Я просто шёл.
Сквозь годы.
Сквозь страны.
Сквозь тени и ветры,
которые не знали моего языка.

Я не говорил:
«Я — оттуда».

Но где-то в глубине
каждый миг светилась тишина,
в которой звучало одно:
«Я есть».

И она слышала.

Россия —
не ждала моих слов.

Она узнавала
по шагу.
По взгляду.
По боли,
которую я не прятал,
но и не навязывал.

По моему способу молчать —
так, как молчат,
когда внутри — молитва,
а снаружи — сдержанность.

По моей любви —
медленной,
но верной.

По моему прощению —
долгому,
но настоящему.

Я мог бы жить в чужом городе,
в чужом ритме,
с чужим именем на почте.

Но когда я оставался один,
когда всё замирало,
когда исчезали маски и роли,

я чувствовал:

она знает.
Она помнит.
Она не отпустила.

Потому что Россия —
не требует слов.

Она — узнаёт душу.

Не по доказательствам.
А по свету,
который не гаснет,
даже когда в мире
не осталось фонарей.

--------------------------

Теперь — свет,
но не яркий.
Не слепящий.
А — тёплый,
как ладонь матери,
как пламя лампадки,
как взгляд,
в котором можно отдохнуть.
Свет Родины —
не кричит.
Он греет.

IX. Свет Родины не ослепляет — он греет

Я видел разный свет.

Яркий —
что жжёт глаза.
Сверкающий —
что утомляет.
Холодный —
что кажется правильным,
но внутри — пустота.

И я не знал,
что можно идти
к свету,
который не требует внимания,
а просто ждёт.

Свет Родины —
не как прожектор.
А как лампа на подоконнике,
что горит в ночи,
не для мира,
а для тебя.

Ты возвращаешься —
уставший,
потерянный,
весь из разрозненных дней.

И он — горит.

Без упрёка.
Без вопросов.
Без пафоса.

Просто — греет.

Не потому что ты сильный.
А потому что ты — её.

Этот свет —
в бликах берёз.
В паре от дыхания.
В золоте свечи в церкви.
В глазах стариков,
что смотрят в прошлое
и не жалеют.

Ты можешь бежать от всего —
но не от тепла,
которое не требует,
а остаётся.

Это не свет славы.
Не свет сцены.
Не свет победы.

Это —
свет памяти,
свет крови,
свет земли.

Он не делает тебя героем.
Он делает тебя собой.

А быть собой —
это и есть
величайшее из светил.

Ты идёшь,
и он — с тобой.

Не впереди.
Не над головой.
А в груди.

И когда весь мир скажет:
«Нет пути» —

ты всё равно сделаешь шаг.

Потому что тебя греет
то, что нельзя выключить.

Свет Родины.
Ненавязчивый.
Невидимый.
Но всегда рядом.

--------------------

Сейчас — высшая нота,
в которой сольются:
и сила,
и тишина,
и любовь,
и блаженство,
и вся невыразимая красота великой Родины — России.

Это — не просто поэма.
Это — дыхание в честь неё,
на пределе языка,
на пределе чувства,
там, где остаются только слёзы и свет.

X. Родина — это когда ты плачешь, и земля под ногами понимает

Не нужно слов.
Ты просто стоишь.

На земле,
что не просит клятв,
не требует громких речей,
не нуждается в гимнах.

Ты стоишь.
И плачешь.

Не от боли.
Не от страха.
Не от одиночества.

А от того,
что всё внутри — открылось.

Открылось и стало
травой,
ветром,
далью,
плачем жаворонка над полем,
трещиной в родной стене,
голосом предков,
запахом хлеба,
и — домом, который живёт в тебе.

И тогда земля под ногами
начинает тебя понимать.

Она не утешает.
Не утягивает вниз.

Она просто
принимает твоё дыхание в своё.

Ты не один.

Ты — внутри неё.
А она — внутри тебя.

И этот союз —
молчаливый,
вечный,
неподвластный ни времени,
ни границам —
становится твоим светом.

Не торжественным.
А блаженным.

Как будто вся Россия
в эту секунду
вдохнула тобой.

И ты стал:
весной над Волгой,
тихим светом в деревенском окне,
колокольным звоном в уездном городе,
звенящей тишиной тайги,
запоздалым криком журавлей,
последним снегом в Калмыкии,
и вечным светом Москвы на рассвете.

Ты — вся она.
Она — весь ты.

И нет уже ни «я»,
ни «где».
Ни прошлого,
ни будущего.

Только — свет.
И слеза.
И покой,
который остаётся навсегда.