Шаман и цыганка

Всё тоньше и дальше глубокий колодец, во тьму уводил, словно ад.
Казалось, судьба мне бродить те широты, века одному,-помирать.
Чернявых волос вдруг услышал я эхо из дальних цыганских дорог,
И был я рассержен, и был я напуган, и был откровенно жесток.

Смолее, чем в ночи беззвёздной блестела на небе луна,
Но не красотою, а властью свободы пленила цыганка меня.
Каноэ своё  я направил в бездонную липкую тьму,
С надеждой, что будет цыганка служить мне теперь одному.

Там т;мные корни сосны мне стелили уже приговор,
И цепью вставали меж образом милой и мной,
Всё глуше и тоньше до светлого проблеска дня,
Верёвкою вьётся, как будто у шеи пригрелась змея.

Я нож свой достал, и яростно корни рублю,
Пусть силы меня покидают, я слышу её и терплю ,
Веселый раскатистый и волком прорезанный смех:
"Свобода моя! Убирайся Шаман, не я, для утех!"

Я гибель твоя, а никак не жена,-уходи!
Я в землю укрою, как в чёрные угли, тебя, погоди.
Мне видно, шаман, как мысли твои горячи. Изгоню.
Здесь мне интересны лишь только растения сны. Их хочу!

В дремучих лесах ты их знания столько веков добывал,- захвачу.
Иссякли все силы, и клонит к земле, во мне яд, что могу?
Ступить я не смею, немеет язык, плачет сердце во мне.
Покорное тело своё отдаю на съедение волне.

Но слышу ещ; как цыганка в свой бубен над тёмною тундрой стучит,
Смеётся и пляшет и духами сна беззаботно со всем говорит,
И клокот её горловой мою память тревожную пьёт,
И дождь прямо в душу мне капли тяжёлые льёт.