Пока не закроются глаза

Поэмы из предвечного сознания,
в которых жизнь переосмысляется как свет, тьма и возвращение...

I «Я прожил жизнь»
(начало — без начала, итог без печали)

Я прожил жизнь.
Не так, как хотел —
но так, как умел.

Я любил.
Я падал.
Я клялся себе и забывал.

Я искал Бога —
и нашёл человека.
Искал смысл —
и нашёл дыхание.

Я терял тех, без кого жить было невозможно —
и жил.

Я смотрел в глаза тем, кого предал —
и молчал.

Я держал за руку мать,
когда она впервые забыла моё имя.

Я плакал в голос —
в одиночестве, где никто не слышал.

И всё это было жизнью.

Я хотел быть великим —
и стал просто собой.

Я искал свободу —
и понял, что она в принятии.

Я стоял на берегу света —

и не молил о вечности.

Я просто улыбался.

(потому что понял:
всё, что я искал,
всегда было со мной —
просто в другой форме)

Я прожил жизнь.
И если мне дадут ещё одну —
я снова выберу
быть —
человеком.

II «Я отпустил тебя, когда всё кричало “оставь”»
(о любви, которую хранишь в сердце, даже когда её больше нет рядом)

Я отпустил тебя, когда всё кричало: «Оставь».
Когда руки дрожали — не от злости,
а от того,

что им некуда было больше прижать тебя.

Ты смотрела в окно.
Я — в тебя.
И между нами было не расстояние,

а понимание,

что любовь больше не держит —
она только помнит.

Я не сказал громких слов.
Не бросал ключей.
Не требовал остаться.

Я просто смотрел,

как ты собираешь свою тишину
в сумку.

И понял —
всё, что было нами,
теперь будет мною.

Я отпустил тебя,

не потому что не любил,

а потому что **любовь — это не удержание.
Это признание:
ты не моя.
Ты — ты.

И я тебя

всё равно

люблю.**

(И с тех пор,
когда я чувствую боль —
я улыбаюсь.
Потому что знаю:
это ты всё ещё ходишь внутри меня
босиком)

III «Когда я встретил Бога, он был тишиной»
(о последней встрече, в которой не было слов)

Когда я встретил Бога, он был тишиной.
Не светом. Не голосом.
Не отцом, не судьёй, не восклицанием.

Он просто сидел рядом.

Без лица.
Без имени.

И всё во мне перестало кричать.

Я хотел спросить:
«Где ты был, когда я падал?»

Но не смог.
Потому что в его молчании

я впервые понял:

он падал вместе со мной.

Не останавливал.
Не спасал.
Просто был.

Как дыхание в темноте.

Я посмотрел в его глаза —
и увидел себя.

Но не того,
кого стыдно вспомнить.

А того,

кого я никогда не принимал —
и кто всё это время
ждал.

(И Бог не сказал ни слова.
Просто дотронулся до моего плеча —
и исчез.

А я остался

и впервые

не боялся быть собой.)

IV «Я простил себя, не как судья — как сын»
(о принятии себя всего — слабого, глупого, сильного, настоящего)

Я простил себя.
Не в церкви.
Не в исповеди.
Не в глубокой медитации.

А в обычном дне,
когда солнце скользило по окну,

и я вдруг вспомнил,

как плакал в детстве,
когда никто не пришёл.

Я увидел себя —
в разное время.

Когда солгал.
Когда убежал.
Когда молчал,
хотя надо было сказать.

Когда боялся любить.
Когда любил, но не сберёг.
Когда хотел умереть.

Я увидел всё —
и не отвернулся.

Я не сказал себе: «Ты был прав».
Я сказал:

«Ты был жив.
И этого — достаточно.»

Я не дал себе оправданий.
Я дал себе руку.

Как дают мальчику,

который сбился с пути —

и долго шёл обратно
в себя.

(И в этот день,
я понял:

Бог давно меня простил.

Я просто

не слышал,

пока не стал

тише.

И добрее.)

V «Моё тело стало временем»
(о том, как плоть запоминает жизнь и тихо уходит)

Моё тело стало временем.
Не машиной. Не инструментом.

Оно стало дневником —
где каждая морщина
— как строчка
о прожитом.

Колени скрипят,
как старые двери в доме памяти.
Плечо болит —
там, где я когда-то
держал слишком много.

Я смотрю на свои руки —
и вижу
лицо отца.

Я трогаю шею —
и слышу,
как мать в детстве целовала туда,
когда думала, что я сплю.

Моё тело больше не спешит.

Оно не требует.
Оно напоминает.

Что я жил.
Что я падал.
Что я целовал.
Что я дрался за любовь.
Что я молчал, когда болело.
Что я выжил.

(И теперь,
когда всё в нём стало хрупким —
я больше всего хочу

прижаться к нему,

как к старому другу,

и сказать:

«Спасибо, что был моим домом.
Прости, что я долго этого не понимал.»)

VI «Жизнь была красивой. Просто я долго не умел смотреть»
(о том, как красота всегда была рядом — даже в боли)

Жизнь была красивой.
Просто я долго не умел смотреть.

Я искал великое —
и не замечал:

как ветер играет с листвой,
как ребёнок обнимает мать,
как женщина смеётся,
даже когда у неё слёзы в глазах.

Я хотел смыслов,
а они были в мелочах:

в запахе хлеба,
в тёплой кружке на ладони,

в том,
как ты кого-то ждёшь
и сердце бьётся чаще.

Я гнался за будущим —
и не понимал:

настоящее —
это всё, что у меня когда-либо было.

Теперь я знаю:
красота —
не в событиях,

а в присутствии.

Не в идеальных моментах,

а в том,

как ты однажды сидел ночью на кухне,

ел яблоко

—
и вдруг понял:

жив.

(И если бы мне дали прожить всё заново —
я бы снова выбрал
эти простые, несовершенные дни,

где никто не знал,

но всё было

прекрасно.)

VII «Я закрываю глаза, но больше ничего не теряю»
(о моменте ухода — как возвращении в бесконечность)

Я закрываю глаза,
но больше ничего не теряю.

Всё, что было важным —
уже внутри.

Я не боюсь.
Не потому, что понял,
а потому,

что всё, чего я боялся —

было иллюзией страха,
перед светом.

Я вспоминаю:

глаза тех, кто любил,
руки тех, кто держал,
шаги в одиночестве,
и голос ребёнка,
который звал меня «папа» во сне.

Всё это —
не исчезнет.

Я закрываю глаза —
и вижу чище, чем когда-либо.

Ни ангелов.
Ни рая.
Ни лестниц в небо.

Только — свет.

Простой,
тёплый,
живой.

Как если бы всё всегда вело к нему.
Через любовь.
Через боль.
Через меня.

(И теперь,
я отпускаю тело,

—

чтобы стать

тем,

кто всегда меня ждал

на другой стороне света.)