Просунувшийся. Или как начинают жить

Эпиграф

Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью.
Фридрих Ницше «Так говорил Заратустра»

Посмотри на добрых и праведных! Кого ненавидят они больше всего? Того, кто разбивает их скрижали ценностей, разрушителя, преступника – но это и есть созидающий.
Фридрих Ницше «Так говорил Заратустра»

Правильно поступает тот, кто относится к миру, словно к сновидению. Когда тебе снится кошмар, ты просыпаешься и говоришь себе, что это был всего лишь сон. Говорят, что наш мир ничем не отличается от такого сна.
Цунэтомо Ямамото «Хагакуре. Сокрытое в листве»

Те, кого видели танцующими, казались безумными тем, кто не мог слышать музыку.
Фридрих Ницше «Так говорил Заратустра»

*****

Расплескался летний воздух,
По полям и по лесам.
Как приятно прогуляться,
Свежим утром, тут и там.

Я брожу с улыбкой статной,
Созерцаю жизнь с полна.
"Расскажи мне, в чем же смысл?",
Седой мужик, у пив-ларька:
"Я живу моментом скромным,
Выпить я люблю слегка.
Ну а что? Достоин малость!
Раз горбачусь у станка!"
Удивился я немного,
Что за жизнь? И в чем же прок?
В чем же счастье? Весь обмок,
Под дождем, картонный дом.
Но картина мне явилась,
Взгляд собачий, как оскал
И смотрел он из под лобья,
С лёгкой грустью он сказал:
"И живу с женой ужасной.
Коль совет же нас научил.
Забирай скорей не глядя,
И бери пока ты жив.
Выбирать же не умели.
Нормы, нравы все любя,
Убивали в нас свободу,
Пустоту в замен даря"-
Вкус отвратный зубы сводит,
И глупость стада зуд разносит.
Воли личной не бывало,
Чернь съедала, убивая.
Ведь рабом жилось им лучше,
Муравьям недолгий век;
"Пилит ведь...Зовёт все скотом...
А я ведь хотел любви,
Семью и счастье...много малость,
Мне для счастья. Для души…"

Ну а я лишь развернулся,
Понял сразу все сполна.
И ушёл. Бродить я дальше,
Рассуждая про себя.

Озарение вдруг пришло:
Если нам зимой не снежно,
То другим грести прилежно.
Снег и летом им идёт,
Вместо пыли вьюгой рвёт...

II

Путь меня направил в офис,
Где успех бьёт через край.
Секретарь сидел с улыбкой,
Вежливо меня, спросив:
" Добрый день! К кому изволить,
Вы решили к нам прийти?
Если к шефу, то он занят,
Но для вклада мы вольны.
Хотя нет! Свободен раз.
Он вас примет в этот час."
Вот это да "свободный" люд!
Повезло же мне, однако.
Где свобода, там любовь,
И разумность величает,
Дарит счастье всем кругом.
И запустит в мирный дом!
И увидел я вождя,
Занятого мужичка,
Он листает свой блокнот,
Пальцем тычет в небосвод:
"Вы по делу? Или как?
Время слову прайс в устах!
Говорите по быстрее!
Горячеет мое рвение,
Как огонь горит в душе,
Деньги сыпятся с ушей!"
Говорили вы свободен!
Но окованы средь дней,
И как златом же зреет пень.
Продаёте что-то с места,
В спешке слов не разобрав,
Лишь раздели, как поправ;
Если кратко, вот судьба,
Начинание с конца:
Если в целом, вы счастливчик,
Раз по образу глядите.
Кругом успех, как Скрудж Мак Дак,
Числа захотел и враг.
Можете купить комфорт,
Радость в дом и грусть долой.
Есть и для себя:
Созидать день ото дня.
Что творите вы любезный?
Раз свободный человек.
Расскажите мне на милость,
Занятой вы человек!
И ответил феодально,
Не как творец, а покупной,
В магазин глаз скупой:
" Да! Счастливый на бумаге,
И в журнале Forbes строка.
Но какой же в этом смысл?
Ведь хочу нести всегда.
Те монеты золотые,
В гроб сложить, как те года.
Но вот люди золотые,
Время отдают сполна:
Мне работник добывает,
Что не спит ради меня!
И летаю я по миру,
Видел я весь вкусный мир,
Правда я оставил малость три зарплаты пятерых.
Не за место, не за отпуск.
Пообедал я слегка,
В скромном, тёмном ресторане,
Что блистает, как мечта.
Но одно я вам открою,
Страшно мне немного спать...
В мире я боюсь оставить,
Горы роскоши и блаж.
Но надеюсь, что смогу,
Место я свою в раю.
И куплю те облака,
Замок будет для меня.
Как люблю же я, то счастье,
Как с собой все заберу!
Мне творить не нужно больше,
Лучше силы сберегу.
Заработал я тут малость,
И поэтому грущу.
Мало-мало, нужно больше,
Так даруйте мне успех.
Измеряем капиталы,
Как рекорды в спорте, бег."
Все прекрасно, даже очень -
Правда это лишь все бред...
Не свободен он не разу,
И не счастлив целый век...
Так противно от той грязи,
Что сверкает как кристалл,
Не уже ли счастье пахнет,
Вкус имеет, вид представь?
Путешествие...О счастье,
Радость видов занятых,
И свободу приближает,
И познания вкус даёт.
Неужели счастье в чувстве?
Насыщение? Каком?
Словно мир как блюдо в зале,
Рестораном обречён.
Они теряют те моменты,
Что в пути кругом вокруг,
Нет плохого в цели нашей,
Постигая все вокруг.
И тот глупец, что все Кощеем,
Смотрит, чахнет на глазах...
Он не видит радость мира,
Неживой, хоть слышит стук.
Я иду все рассуждая…
Ведь в моменте счастье есть!
А если жить сегодня будем?
То блаженства грань преступим!
Там гляди и смысл будет,
Как пирог его раскусим,
Лёгкость бытия настанет,
Выносимой жизнь застанем.
Вдруг я вижу курят, люди:
И с похмелья словно в сути,
Только, утром тяжело,
Глупый мир, не жить легко.
В речи слышится их лай:
"...утро - вечер наливай!
С удовольствием бежим, от страданий тех гоним,
Рассуждение не в мочь,
И суждение как ночь.
Живём лишь раз, не стоит муки.
Мы вам все же не прислуги!"
Только кормят богача,
Убивая лишь себя...
Гедонизмом вонь пошла,
Пошлость в рай их загнала.
Что не день то наслаждение...
Эх понять бы хоть себя.
Как легко находят смысл...
Эти люди не ища,
Не ужели сам придумал?
Не поглядел? Не услыхав?
Сомневаюсь что-то больно!
Не разумный воли нрав!
Один хоть сам признал отраву.
Другой достиг того хоть сам.
Ну, а этот не признает...
Как смотрел  обезьян.
Спородивал их смех,
Шерстью облепил успех...
А теперь пустые души,
Но судим...Выбор лучших.
Есть песня то волна, на раскачку всем пошла,
А мораль? Долой её!
Плюнет вытрет их клеймо.

III

Рядом мать с ребёнком ходит,
Взглядом осудив народ.
Как пастбище лишь бродит,
Атакует этот род:
"Он же мал, поймите люди"
Атакует вновь и вновь.
Так безумно оскорбляет,
Всех вокруг, мир ни по чём:
"Нам дозволено так много.
Вы поймите я же мать!
Я рожала это чадо,
Силы, отдала все вспять!
Он же Моцарт, Бах, Есенин, Гете, Фауст, вашу мать!"
Ей в ответ:
"Побойтесь Бога!
Не кричите ради Бога!
Голова болит и так...
Проходите дети в такт."
А теперь конец реки,
Жизненный поток петли.
Время им смыкает веки,
Теперь клонитесь, как стебли.
Но не ёкнет компас злом,
Совесть заглушает он.
Адвокат внутри себя,
Мораль на прениях распял.
Защитил и оправдал: эгоизм острых скал.

Так устал смотреть на драку,
Биомасс среди толпы.
Продолжать делить лишь станут,
Глупость воли, червяки.

Там же крикнули о Боге!
Может там спокойный дом,
Где гармония пылает,
Люди любят сердцем в нём?
Я направился к тем слугам,
Проповедникам "добра",
Что читаю речи красны,
О том, что "правильно" всегда.

Найдя же храм. Где дом Господня,
Ужаснулся я слегка.
Стояли люди, неподвижно,
Другие падали в края.
Внимая речи, как на сцене,
Выступал, как поп-звезда.
Призывая к состраданию,
Убивать в "любви" себя.
Но кого любить им надо?
Видно точно не себя,
Но в Матфее завещание,
Толкование как за зря:
"Ближнего любить так нужно,
Как себя ты любишь ушло"
Рассказ учитель к другим
Но и то забыли с ним.
И всегда был, пустой звон
Воля сгинет в гиблый тон...

Больно стало мне на сердце,
От тех слов, пуская грозы.
Он кричал им на конце,
Призывал идти в бразде.
"Не суди!", а сам судил,
В ад ссылая всех людин.
Тех, кто смысл сотворил,
Созерцая внешний мир.
Он не любит те страдания,
Что любовью Бог зовёт.
Вторую щеку не подставит,
И джихад бы запретил,
Не в страданиях жизнь растаял,
Ни в жестокости, ни в чём.
Ни служении кому-то,
Кого не видим даже днём.
Дальше те слепцы, с молений,
Продолжали свой обход.
Проклинали средь строений,
Скромный тихий небосвод.
И ушёл я дальше в ночь,
Среди Солнца мне не в мочь.

Духота. Одна Жара,
Кто бы вышел мне тогда?

IV

Средь суеты, услышал слезы,
Соленным воздухом дышал.
Почуяв вкус, убили грёзы,
От которых я бежал.
Но что случилось? Кто там плачет?
Женским воем в темноте?
Подошёл. Взглянул. И кречет,
Лежал убитый на холсте.
Он был Ромео в её мире,
Как Джульетта на ноже.
Из-за надежды гиблой в лире,
Убивалась в тишине...
Осторожно я подкрался,
Знаю боль я в той душе.
В разрушении идеала,
Нигилист бредёт в нигде.
Милый лик, скрываясь Солнцем,
Мог разжечь огонь в себе.
Словно был моим идеалом,
Что создал, как вещь в себе.
И смотрел не на детали,
Я не видел лик её
Сквозь неё виднелись дали,
Не скрываясь в пелене.
В глазах виднелось обречённость,
Одинокий Солнца свет.
Озарять готова многим,
Им не нужен её "бред".
Подобно мне себя не видя,
В этом городе дневном.
Где все спят, среди гибрида,
Их не будит сей дурдом.
"Что случилось? -
Обратился я к Эриде.
Ты свежа, как в летний дождь,
Так к чему ты шторм качаешь?
Ты к спасенью милый гость..."
"А к чему мне счастье в мире?
Если глупость им успех.
Они живут противном жире,
Кислород им вечный грех!
И в любви не принимая,
Здесь себя найти нельзя.
В бунте личном проклиная,
Как Сизиф с горы ползя...
Где найти же всем спасение,
В это липовое время,
Где вся жизнь сплошное бремя,
Ведь свобода всем мучение..."
И немного поразмыслив:
"Может подтолкнуть в падение смело,
Человека обессмыслив,
Создадим другой же мир:
Где себя не убивая,
В сострадание не вникая.
Найдя гармонию в себе,
И словно быть в своей руке.
Но одно нас заметёт,
Ведь страдание идёт.
По пятам борцов с системой,
Нашу волю непременно.
Хочет ставить под эмблемой,
И загнать в толпу смиренно.
Лучше покорить вершину,
Быть безумцем в здравом мире.
Криком силы их в лавину,
Мы растопчем их в сатире!
И тогда сильнейший вдруг,
Будет рядом милый друг.
Либо сам, или тот кто взглядом,
Будет рядом наравне.
Да не быть же нам на дне!"
Иссушились реки глаз,
Встала в путь она в тот час.
И дальше я пошёл один,
Сам пройду среди глубин...
Хруст раздался, но увы,
Тот кто близок был вдали…

Я покинул город душный,
Где испарина кругом.
Ведь не светит им искусный,
Солнца луч ушёл тайком.

V

Уходя все дальше в дали,
Где в тени сокрылась смерть.
В кандалах здесь всех держали,
Добровольных ружей твердь.
Колют в вену там идею,
Как наркотик для души.
Воля с криком: "Я немею!",
Покидает виражи.
Словно зерна засыпает,
Для помола в тот продукт.
Что бодрит и пробуждает,
Но сонливый это фрукт.
А на выходе лишь кофе,
Правда, что без молока.
Осуждение к голгофе,
Их привёл вкус дурака.
Но идея однозначна,
И толкуется невзрачно:
"Заряжай рожок бесстрашно!"
Словно жизни твоя внебрачна.
В голове пустые мысли,
И на отдых тянет быстро.
Они устали от сей жизни,
Убивая декабирста.
Вновь команда: "Заряжай!",
Самостоятельность здесь край...

Биофилией тут не пахнет,
Закрываю ума рамки.
Генерал на замке чахнет,
Как Кощей он смотрит грядки.
Построение и парад,
Эстетичный ловит ряд.
Барабан вбивает лад,
В ногу бьёт шальной отряд.

Но куда они идут?
Лишь бессмысленно бредут...

Но зачем они пришли?
В чем же польза для души?
Лишь дурдом тут возвели,
Только словом согреши.
Будешь ты гонимый лист,
По приказу дует свит.
Может заработать грош,
Быть полезным уж не в мочь.
И начнут кровопролитье,
Хотя сами страхом живы.
Обесбрачен злом в соитье,
Лошадью сбривают гривы.
И пойдут лишь до конца,
К пробуждению творца...

Я покину строгий дом,
Как в церкви затеян тон.
И в своих исканья ночи,
Я живее всякой рощи.

VI

И наткнулся я на мысль,
Что в исканиях дар нашёл
Словно зверь его привёл.
Одиночество - не грех,
Для философа успех.
И идти подобно Богу,
К возвышению немого.
Обрести зачёт в душе,
Институт запретных вшей.
Так боятся единенья,
В половинках видят звенья.
Ведь учили дружбе нас,
Вальс с подругой танцевать.
И безумен сильный сглаз,
И одинокого свистать.
У кого мазурка в жилах,
В голове играет дива.
И молчание в земных штилях,
Фортепьяно для толп мимо.
Одинокие порок:
Глаза людей пугает Бог.

Есть друзья. Приятный нрав,
Но тоскливый будет бал.
Разоврутся руки-швы,
Как и не было души.
Проклинать спасение будешь,
И забудешь страшный сон.
Либо ты один разбудишь,
Либо плавный жаждешь тон.
Искать надежды звук,
Ведь в тайге играет гул.
И в исканиях один,
Будешь вновь, как не любим.
И вновь. И вновь. Искать - искать,
И любовь и дружбу вспять.
Затыкать пробоину в днище,
Столь безумное игрище.
Одиночество наш дом,
Но так жаждут дружбы холм.
Вроде к смыслам быть смиренным,
Им так просто, как скакать.
А создать себя волшебным,
Им в проклятье погибать.
А потом найдя затычку,
Страх утопиться в водичку.
Лицемерием будут брать,
И других туда вгонять.
А представим ты влюбился,
В человека, что так ждал.
А друзья, чтоб ты простился,
Все расскажут. Смысле в том, чтоб отогнал.
И про странности прогонят,
Ревность счастью не в нужду.
Чтоб внимание в достатке,
Было всем, в своём нутру.

Опять иду. Ищу его. Уединение одно.
Хочу побыть немного сам,
Там, где суета идёт к чертям.
Интровертность в бале кружит,
Где мысль в хороводе дружит.
Приятный образ создаёт,
Меня в гармонию несёт.
Хочу копаться сам в себе,
Что видел я все как во сне.
Кошмар в яву мне здесь приснился,
В поту холодном очутился.
Как призрак я брожу, в бреду,
И вижу все как наяву.

VII

Не может мир быть так абсурден?
Не уж то скован он собой?
Не может быть ведь он простужен?
Как быть здоровым? Слышу вой...


«Эй, ты странник! – я услышал
– Подойди скорей сюда!
Видишь дерево взрастает?
Я стоял здесь навсегда.
А они все цепью машут,
Точат пилы день и ночь.
Только правду не докажут,
Зря растил свою я дочь...
Так прекрасно всех спала,
Жарким летом от огня.
Что душа не угасала,
Защищала не меня!
Только на станке сверкает,
Топорище у огня.»

Я сначала удивился,
Потревожил Лис меня.
Он печалился от стали,
Поднимал он мир со дна.
Подойдя, почуял радость,
Неужели он живой?
В речи чуял жизни сладость,
Разгонял он дождь смутной.
Неужели кто-то выжил?
Не один средь мертвецов!
И дыханием он вышил,
Мне надежду средь цехов.
“Прекрасный памятник воздвигнул,
И приятно мне внутри.
И дарует наслаждение,
И прекрасное мгновение
Средь мне, душной темноты.

«Но такое, путник, дело,
Точат топоры умело.
Языками зла порока,
Не спасителем пророка.
Не поймут они сей действо,
Им творение режет сердце.
Словно странно соседство,
В умирающем младенце.
Что живёт ища мгновения,
Создавая смыслы рвеньем.
Но идёт к нам ополчение,
Не спасёмся упоением.
Я уйду, где нас не судят,
В одиночество уютца.
Не могу среди людей,
Не вросли средь этих дней...»

Мигом Лис ушёл в тайгу,
В отдалённую листву.
Я ни слова не сказал,
Но я понял его нрав...

И ушел глубины тьмы,
В свежестью сладостной листвы.
В освобождение от оков,
Где слышно злостных ртов...

VIII

О, неужели ночь настала,
И Луна взошла вдали,
Так прекрасно прогуляться,
Под лучами у реки.
Что отражает, то сиянье,
Серебристый свет зари.
Освещая мне дорогу,
На пути к себе зови!

“О Луна! Луна ответь мне!
Как же можно спать и днём?
Вроде ходят как живые,
Но нет сознанья в теле том…”
Но не помню я что было,
Прихода в город тот,
Был ли жив? Иль спал я долго?
Но важно, раз ушёл.
И я гуляю, как по парку,
По тропе, в ночном лесу,
И на встречу мне рыдает,
Дева что глядит в косу.
Лицо своё она упрятав,
Боясь, чего не показать,
То ли чувства от печали,
То ли чувства от тоски.
Может быть уединенье,
Смотря строго, как часы.
То прекрасное мгновенье,
Переросло в кромешный ад,
Одиночество настало,
Ведь ему, не властен лад...

“Дева! Дева, отзовись!
Из косы же покажись!
Не одна в лесу ты темном,
Где ищу покой в ночи.
То мгновенье единенья,
Лишь бредя, самим собой.
Интровертность нам спасение,
Средство роста для душа.
Не лишает нас начала,
И смысла личной пустоты…”

Только дева лишь всплакнула,
Утирая слезы с глаз,
Подошла, шепнув на ушко:
“Научи меня ты жить,
От себя мне не тужить.
Я проснулась из-за шума,
Разрывающего гула.
Толпы нагоняют мрак,
И себя боюсь, как враг.
Не могла казаться больше,
В городе что так взбешён.
Им плевать на наши чувства,
На идеал и красоту.
Загоняя нас в безумство,
Во сравнение шуту.
И душа мне так трактует,
Рвёт мне сердце изнутри.
А теперь сбежав от, туда,
Я горю в своей зари.
Словно вижу я надежду,
Но страшит её оскал.
Не могу себя я видеть,
И в тоску настрой упал.
Они как мы бегут, из "Рая",
Где убиты изнутри.
Помоги же мне, бродяга!
Смысл новый обрести!”

Я немного все ж подумал.
Но куда и мне пойти?
Нужно мне обдумать много…
Слишком много, мне нести…
“Не грусти прекрасна дева!
Ты меня найдёшь опять!
Я хочу найти начало,
Чтоб, гляди, других спасать.
Но обдумать жизнь мне малость.
И будет Рай в том шалаше!
Может будет счастье в жизни,
И все помыслы очистны.»

Дева сразу улыбнулась,
И надежду мне дала:
“Не задерживайся долго,
Создавая свой идеал!
Чтоб потом смогла увидеть,
Жизнь свободную средь скал!
В этой жизни нужно малость,
Победить свою усталость...”

IX

И продолжил путь ночной,
Ощущений дикий вой.
Все же видеть мне приятно,
Что не один хочу я жить.
Жизнь по воле сотворяю,
Я все двери отворяю
И мораль иду крушить!

В глубинах леса, отрешённых,
Увидел группу я людей.
Они свободою крещённых,
Играли вальс, среди полей.
Ночные танцы вдохновляют,
И от города спасают.
Что за культ в потоке ночи,
Они не видят свои очи.
В картине славных передряг,
Вокруг костра их веет прах,
Слышу песни на ушах,
Мольбе дают Богам присяг.
Среди болезней городских,
Находят смысл в колдовских.

Я окликнул этот культ,
Разузнать свободный путь.
В ответе ждал лишь богохульств,
Но лишь словом травят жуть.
«Путник расскажи указ,
Сотвори для нас наказ.
Мы устали быть как все,
Ищем жизни мы везде.
Среди обмана глаз людских,
Ищем Бога, вот наш стыд,
И каждый раз в душе грешит
Как же нам творить благих?»
Как знаком мне тот же лик,
Словно мне пришёл двойник.

И глянел средь эти тени,
Они спали в той постели.
Думали уйдут к измене,
Но, увы, опять скрепели.
«Вижу снова тот же нрав,
Старый люд среди застав.
Снова смысл средь объекта,
И крича долой субъекта.
Вас уже мне не спасти,
Утопайте глубже вы,
Даже нет полголовы
Идол, души отпусти!»
И уйдя в поток я ночи,
Хочу забыть, догматов мощи...

Словно море я волнуюсь,
Давит жизнь на всех сполна.
Среди страданий формируюсь,
И дорога, ведь страшна.
В той горе успокоенье,
И прекрасное мгновенье.
В ней отрада для души,
Буду жить я там в тиши.
Раз мы в низине рабы,
Но оковы ведь легки,
Жили мы как червяки
В поле мокром как грибы.
Среди страданий будет путь,
Себя разбить, средь прошлых судьб.

Будем строить жизнь в себе,
Смысл внешний будет бить.
Мы творцы в своей судьбе,
Даже Боги в кабале:
На суде им раздавать,
Подневольным, как плясать.

И на встречу мне король,
Он свитой, как герой.
Окружённый на гастроль,
Все кричат на перебой:
«Отойди же странный путник -
Мне, вдруг крикнул малый лучник -
- Не тревож покой царя,
Чтоб не умер ты за зря!
Танец рыцарей кругом,
И мечи готовят вновь,
За престол стреляем в бровь
Ты нам не маши крылом!»
Но в карете, лишь старик,
Его тащит гробовщик.

Пережил он целый свет,
А теперь горюет век.
Его держат как обет,
Традиций верность ждём побег.
Его ведут в последний путь,
Чтобы жизнь с него стянуть.
Сколько битв... И сколько храмов,
Видел он, среди Адамов.
Сухой песок течёт с колес,
Память дней, уносить в ночь,
И забудет во сне дочь,
Все метлой внучек унёс.
Всю ту дань, традиций мощи,
Подтолкнём избытки ноши.

Но и вот прошла вся сухость,
Даже ночью, странный нрав.
Я почуял дождь сквозь дурость,
Создаю я свой идеал.
Отринув свет земли столь мнимой,
Лес дремучий звал меня.
И столкнулся этой ночью,
Со змеёй. Во мне жила.
Искушая развернуться,
Принять весь прошлый, смрадный пир.
Не могу земли коснуться,
Впредь сам себя я поводырь!

Слышу голос искушений,
Что так шепчет по ушам.
И вгоняет в изумлений,
Обещая быть дарам:
«Эй, ты путник развернись,
В мирный сон ко мне вернись.
Там не будет всех страданий,
И пустых души мечтаний.
Ты же помнишь как жилось,
Все же просто, будет в мочь,
Нас баюкали как дочь
На себя сон набрось».
Как манил же жизни сон,
Но идеал мне будет дом!

«Не готов идти к тебе,
Мир вещей же не по мне!
И не верю я судьбе,
Строю мир наедине!»
По дороге миг вдруг страшный,
Так бессмысленно гуманный.
Он твердил идти назад,
И принять спокойный град.
Но лучше на пути разбиться,
И в себе лечу как птица,
Не нужна и мне царица,
Сам собой хочу я слиться.
Вот открыл во тьме глаза,
В змея бьёт моя гроза...

Милый, странный, райский грех,
Искушённый был момент.
Обещал блаженный крест,
Но был старый прецедент.
Как нам быть в такую пору,
Ждать комфорт, как ухажёру.
Воля хочет быть собой,
Но вот разум на покой.
И твердит: «К чему страданья,
Зачем громить, кидая знамя,
Самого себя бросая в пламя
Повтори же подражанья».
Лёгок путь ума в то рвенье,
Но, а воля прёт в стремленье!

Чтоб себя создать в пути,
В душе волю разбуди!

X

Сквозь метели, ветер. вьюгу,
Я на гору брёл в тиши.
И убил все всю скуку,
От которой был в глуши.
И забыл тот остракизм,
Понял весь тот архаизм.
Что в духоте живёт вокруг,
Город был для нас испуг.
Нужно, ведь отринуть радость,
Тех плебейных, чёрных дел,
Что нам больше не удел
Мы создадим иную радость.
Но вот мифы...старый миг,
Направляют нас на сдвиг.

И пришёл на ясно поле,
Где кругом цветы цветут.
Как идеал, в народном хоре,
Красотой своей берут.
Но вот запах странный был,
Словно сгинул кто-то в тыл.
Стук копыт о камни бьёт,
Навивает сладкий мёд.
В этой сладости удел,
Плод манил остаться здесь,
Пчелиный рой мешает смесь,
Словно Бога беспредел.
И тревожно стало вдруг,
Шум крестов, натянет лук.

«Что ж ты путник к нам пришёл,
Что ты ищешь, словно сон.
Не уже ли я осёл?
Имя крикнет легион.
Кто пришёл ища свободу,
Снова тонут, к нам в угоду.
Хочешь жить иди назад,
Слушай дальше песнь баллад.
Я пройти тебе не дам,
Вам полет я не отдам.
Чтоб ты больше не мешал
Ибо бью я вам по швам»
Был пегас из старых мифов,
Что хранился меж архивов.

После слов его явилось...
Окружение сменилось.
Где цветы, торчат кресты,
Запах гнили, мифов мглы.

«Раз не пустишь ты меня,
В бой пущусь с тобой тогда.
Я жду от вас огня,
Вашей лжи прошли года!
И плевать, что я умру,
Ибо жизнь найду нутру.
Вашей лжи не сносят глаз,
Свободный ум спасает в раз.
Я крестом тебя пробью,
Не спастись вранью в пиру,
И не быть Богам ядру,
Ведь я жизнь свою здесь вью!»
И удар раската грома,
В бой начала для разгрома.

Вот сражение с идеалом,
Прошлых лет, гремит раздор.
Когда-то верили началом,
Истин прошлых их позор.
Но, а теперь. Сложить пристало,
В гробницу память прошлых дней.
Не воспоём мы песнь с причала,
Сжигая мёртвый груз пустой,
Сладкий, милый. Всё долой,
Догма разум убивала.

Он нанёс ударом копытом,
С ног упал на землю я.
И вставая на корячки,
Снова он вбивал меня.
Не прося пощады криков,
Хоть Пегас все ждал мольбы.
Боги правят страхом милым,
Оставляя быть в тени
И вбивая. Все вбивая.
Я не ждал конец бытия,
Может, с пустоты пристало,
Начинать нам жизнь с конца?
Пустота, вот мне спасенье,
Чистый лист, творца поток.
Я пишу души веленье,
Начиная свой листок:
«Мир страдание, жизни грешной,
Бог наврал создав идеал.
Был убит, людской потешной,
Развращённый маргинал.
Сначала слово возрождения,
Умер я, воскрес во мне,
Воли сила, в тихой мгле...»
Вот ответ! Проснулось Я,
Отрицание не за зря.
Надо лишь разрушить миф!
Камень одолел Сизиф.

И восстал в бессилье я,
Чтоб одолеть начало дня.
Из-за чего мы все в бреду,
Не видя жизнь как наяву.
На земле увидел крест,
Острым был его конец
В это время надо мной,
Пегас вбивал меня ногой.
Оттолкнув его я лик,
Крест же взял я в этот миг.
И воткнул ему я в грудь
От бессилья не вздохнуть,
Он пытаясь встать опять,
Только я продолжил рвать.
Воля. Вот во мне живёт,
Лишь моя, прекрасный плод.
Головой познал я мысль:
«Стать с собой средь хмурых лиц!
И не спать, когда все спят.
Пусть безумцем танцевать,
Нету музы в их душе,
Слепы в глазах - их слепит свет.
Они глухи на оба уха,
Старый мир срубил им рупор.
Я безумец средь глупцов,
Вальс не слышат, среди слов...»

И сказал я все Пегасу,
И последний стон упал.
Где же мифы от распятий?
Я раскаял себя сам...

XI

Вот тропа... Туда мне надо,
И ведь Солнца больше нет.
Отрицаю жизнь я смрадом,
Людям я теперь наглец.
Где же Бог? Среди расправы,
Осудил же он меня.
Как губительны их нравы,
Впредь толкую для себя.
И холодный ветер дует,
До костей прожег меня.
Отрицание настало:
Правил, смыслов, всех коря.
Что же это тут за запах?
Грубость судит молотком.
Очищает поле пахарь,
Вновь по новой -
Жизнь не в счёт.
Средь метели и бураны,
Засыпал и снег меня.
Тропа узка, для двух созданий,
Нет инертности, сгнила.
Все меняется как ночью,
Сон. Проснулся. День другой.
Лег. Очнулся. Снова в спячку.
Там и смерть нас ждёт с косой.
Нету смысла в тех исканья,
Все исканья дурака.
Путь начать с пустого надо,
Нигилизм ждёт меня.
Вот тот лес, что не окучен,
И деревья сохнут зря.
Их срубить бы с болью надо,
Поступлю теперь и я.
Пробираясь на вершину,
Проклял жизнь среди глубин.
Что так глупо господину
Даровался Алладин.
И эмпатию, однако,
Проявлю пока к себе.
Что взобраться на вершину,
Разберусь со тьмой в себе:
Все те смыслы, что не греют,
Пустой звук для всех бродяг.
Только глупый ищет смысл,
Ум же строит мост во тьме.
Только знает, что там будет,
Не смотря вокруг себя.
Вот врата, что стали Раем,
Ад блаженен для меня.
Там где жгутся души в пепел,
Свободной воли Рай в себе.
Вот идеал, что так стремимся,
Сотворить ту вещь в себе.
Вот и Солнце слепит очи,
Как Луна мне в той ночи.
Неужели Путь окончен,
Бездну я прошел во тьме...

Вот вершина, все как в сказке...
Правда сказка наяву.
Воздух чисти в чистом небе,
Жизни нету, как в бреду.
Уединенно расплостался,
Новый, дивный мир:
Вон деревья зеленеют,
Лис лежит в тени вершин.
Все же смог взрастить он снова,
Те леса, в своей мечте.
Так прекрасно видеть души,
Что идут своей тропой.
Чистый разум здесь витает,
Нет педантов под рукой.
Уединение и счастье.
Словно мир в моих руках.
Одиночество не горе,
Раз готов идти с огнём.
Что бы сжечь всю жизнь в исчадье,
Только там уж нету нас.
Быть одним среди баранов,
Как пастух скучал в тот час...

«Здравствуй странник!» -
Я услышал. Оглянулся. Дева здесь -
«Я искала это время,
Быть свободной в здешний век,
Сложно малость, но возможно.
Быть хотя бы самому,
Не печалится от мысле,
Не примут нас в миру.
Отряхнёмся мы от пыли,
Им привычнее в грязи.
Имя мне, ведь, Алетейя,
Будем вместе, как в судьбе?»

Мы сидели на вершине,
Созерцали мир вокруг.
Вот какое пробуждение,
И не мысль на беду.
Тот кто мысли ищет правду,
Что кусает бок в ночи.
И смотреть мы можем в вещи,
Только сквозь. Как взгляд души.
И жизнь свою в театре ставим,
Скульптор я в своей тиши.
Если смог себя поставить,
Значит я могу спасти других.
И начну со слов прекрасных,
Сквозь страдания проведу.
Творчество. Спасение наше,
И пожалуй я начну:
«И вот однажды я очнулся,
И писать пошёл рассказ:
И вот однажды я проснулся,
Или как я начал жить…»