Вечность и мгновение любви

            О вечности я начала размышлять  лет с семи – наверное, благодаря чтению взрослых книг и шока, вызванного смертью дедушки.  Часто думала перед сном: «Что такое вечность?»  Не смерть – мысли о ней ужасали настолько, что я старалась гнать их от себя, словно  черных отвратительных птиц, кружащих над головой. Именно вечность как антитеза смерти. Разумеется,  в детском возрасте  интуитивное понимание вопросов, неподъёмных даже для многих взрослых, не облекалось в какие-то ясные мысли.  И взрослым я этих вопросов не задавала, даже тем, кому доверяла.  Наверное, понимала, тоже чисто интуитивно, что  быть «философом» - от горшка два вершка»  - значит, вызвать удивление и излишнее внимание к себе, чего  никогда не любила.  Да и философией, став взрослой, не увлекалась никогда...
            Детский мозг не ищет  расплывчатых  и витиеватых рассуждений – ему нужны простые  и понятные  образы  всего сложного и непонятного.  И почему-то в детстве, думая перед сном о вечности, представляла я земной шар – в уменьшенном виде,  – по которому идет крохотный человечек.  Вот он идет и идет, уже неисчислимое множество раз совершил кругосветное путешествие, но – продолжает идти и никогда не остановится, то есть не умрет. В какой-то момент, представляя это непрерывное движение, мысли начинали буксовать, словно  на пути у человечка загорался красный кружок светофора, который означал: стоп, вечное движение невозможно!
            И я возвращалась...
            Возвращалась в  свою атеистическую семью, где все должны были умереть – навсегда и безвозвратно.  (Самая страшная мысль: «Мама  – тоже», вторая, чуть менее страшная, поскольку верить до конца в нее было невозможно: «И я – когда-нибудь»)
             Возвращалась  свою советскую школу, где на уроках биологии учили теории эволюции и происхождению человека от обезьяны...  Это означало, что когда-то давно, в одном каком-то древнем лесу (не правда ли, напоминает начало сказки?) у одной пары обезьян в результате мутаций родился мальчик, а у другой – с мутациями идентичными – девочка, он выросли, встретились, поженились, и произвели на свет род человеческий. Ну, такой умный род, что и строить многоэтажки научился, и одёжки модные шить, и кино снимать, и даже атомную бомбу изобрел, но умирать через какие-то жалкие шесть- восемь десятков лет так и не перестал...
             Возвращалась в свою – точнее, дедушкину, оставленную мне в наследство,  -  библиотеку, где было множество интересных книг, но, разумеется, не было Библии. Да если бы и была  - что бы я тогда поняла в этой книге? Что Авель был злой, потому что убил овечек (которых я очень жалела, как и всех зверюшек)  -  в жертву для какого-то непонятного господа бога...
              По своей, противоречивой во многом, природе, я была одновременно, и очень замкнута, никому не открывая до глубины свой внутренний мир, и очень общительна – в каких -то  внешних проявлениях  жизни.  Я интересовалась взглядами своих друзей и знакомых – тем, как они отвечали на вопросы, глубоко меня волнующие.  Но  внутренне всегда анализировала  разнообразные верования, и в итоге – отвергала их. Когда времена переменились, и атеизм стал уступать место традиционным и нетрадиционным религиям,  возник и ответ на вопрос  о вечности. Якобы вечность может принадлежать человеку – но не его бренному телу, а его бессмертной душе. Никакого восторга такой ответ у меня не вызвал.  Сформулировала я свое разочарование  в одном из стихотворений того времени: «Слепой дождь».

О вечности ты заскучал,
С усмешкой – зная, что напрасно...
И разрешил мне в день неясный
Создать иллюзию зеркал.

Два зеркала, а в них – «простор»:
Потусторонний коридор,
Как потаённый ход
В мир, где измен и боли нет...
Хранится вечности портрет,
Покуда время бледный свет
Зеркал – не разобьет...

Как весело!
Как страшно...
Но
Смотрю не в зеркало – в окно,
Где с солнцем пляшет дождь.
Любимец радуг, бард слепой,
Любви мгновение воспой,
А вечность – не тревожь...
         
         Не смогу объяснить, почему представление о бессмертной душе, существующей в вечности, вызвало у меня такую ассоциацию: бесконечной пустоты, отражений одного в другом двух зеркал, где люди, верящие в гадания, в том числе и Наташа с Соней из «Войны и мира», пытаются увидеть свое будущее.  Соня, как известно, ничего не увидела, но, чтобы не разочаровать Наташу, что-то насочиняла . После встречи с тяжело раненным князем Андреем,  Наташа «видение» вспомнила и перекроила в своем воображении так, будто зеркала, действительно, эту встречу предсказали.  Иллюзия сознания, не больше...
           Чем-то моя ассоциация перекликается  со строками из стихотворения Павла Антокольского «Зеркало»

Я в зеркало, как в пустоту,
Всмотрелся, и раскрылась
Мне на полуденном свету
Полнейшая бескрылость.

... Так нагло зеркало лгало
С кривой ухваткой мима.
Всё было пусто и голо,
Сомнительно и мимо...
            
       Кстати, у Павла Антокольского  много стихов, которые очень созвучны  периоду поисков и сомнений в моей собственной жизни.
О земле:

Расскажи ей о горе своем человечьем.
Всех, кого схоронил ты, она сберегла.
Всё как было... С тобою делиться ей нечем.
Только глина, да пыль у нее, да зола...
         
       Полной горечи мысли о том, что земля сберегает наших любимых умерших только в виде «пыли»,  я не могла противопоставить надежду на существование бессмертной души в небесном раю.  И если мне говорили, что там всё, как на земле, но только – нематериальное, я этому не верила, потому что не могла представить нематериальных цветов, деревьев с нематериальными птицами на веточках, ручьев с нематериальной водой и домов с нематериальными стенами и окнами.  Так и хотелось спросить: откуда вы это знаете? Батюшка говорит? А он откуда знает – он что, там был? С моей точки зрения, все наши представления о «том свете» - что-то вроде представлений  крота, роющего свои подземные норки, о московском метро...  Но, признавая право людей верить в то, во что они хотят верить, я не задавала «еретических»  вопросов - ни батюшкам, ни тем, кто им верил.  Продолжала искать...
Продолжение следует.