Человек, похожий на самого себя о М. Светлове

____"Человек, похожий на самого себя" : о «Человек, похожий на самого себя» (страницы жизни и творчества Михаила Светлова).
 
  Михаил Аркадьевич Светлов,
4 (по н. ст. 17) июня 1903 г., г. Екатеринослав (ныне – Днепропетровск на Украине) –
28 сентября 1964 г.,г.  Москва.--------
 

                Михаил Светлов… Один из крупнейших русских советских поэтов, автор известных и любимых  народом «Гренады» и «Каховки» и многих других замечательных стихотворений, поэм и пьес. Но он не только прекрасный поэт, но и оригинальный, ни на кого не похожий человек…
               
                Родился Михаил Светлов (наст. фамилия – Шейнкман) 4 (по н. ст. 17) июня 1903 г. в Екатеринославе ( нынешний Днепропетровск на Украине) в бедной еврейской семье. В 1919 г. взял псевдоним Светлов.
                Трудное существование семьи мелкого ремесленника Аркадия Шейнкмана, отца Миши, вынудило подростка работать с одиннадцатилетнего возраста (он служил «мальчиком» в фотографии  и на товарной бирже). Одновременно с этим он учится в четырёхклассном училище, которое закончил в 1917 г.

               Самое значительное событие в тогдашней жизни будущего поэта – его знакомство с классической литературой. О том, как произошла его встреча с книгой, поэт впоследствии рассказывал со свойственным ему юмором:
                «Моя культурная жизнь началась с того дня, когда мой отец приволок в дом огромный мешок с разрозненными томами сочинений наших классиков. <…>
                Отец вовсе не собирался создавать публичную библиотеку. Дело в том, что моя мать (Рахиль Илевна – В. К.) славилась на весь Екатеринослав производством жареных семечек. Книги предназначались на кульки. Я добился условия – книги пойдут на кульки только после того, как я их прочту.» Больше всего мальчик зачитывался Пушкиным и Лермонтовым, которые станут его любимыми поэтами на всю жизнь…
                «Тотчас же по прочтении всех книг я засел за собственный роман, -- -- вспоминает Михаил Светлов. ----  Он был написан в два часа. Когда я его читал, моя сестра смотрела на меня с восхищением – приятно, когда в родной семье обнаруживается гений. Но меня постигла страшная судьба – весь роман занял две с половиной страницы, написанных крупным почерком. <…>
                Будучи уже автором одного романа, я решил испытать себя в области поэзии. Стихотворение в двадцать строк заняло двадцать минут.»

                Первое стихотворение начинающего поэта было напечатано в газете «Голос солдата» в 1917 г., когда Мише было 14 лет. 1917 – 1919-й г. г. – время юности Михаила Светлова. Он становится добровольцем Красной Армии.  В  15 лет Светлов вступил в комсомол, став одним из первых комсомольцев на Украине. И вскоре юный поэт был назначен заведующим отделом печати Екатеринославского губкома комсомола Украины. Он редактирует журнал «Юный пролетарий». Вышло всего несколько номеров. В советской России в годы гражданской войны было мало бумаги, и Светлов вместе с другими комсомольцами нашли выход: они раздобыли бумагу для конвертов – на голубых и сиреневых листах стал выходить этот первый на Украине комсомольский журнал. «В это время… ко мне, шестнадцатилетнему редактору, -- вспоминал впоследствии Светлов, --- пришли со своими стихами два шестнадцатилетних паренька… -- Михаил Голодный и Александр Ясный (Голодный позже станет одним из популярнейших поэтов на Украине – В. К.). В нашей комсомольской организации, ---- продолжает Светлов, – я был единственным поэтом, теперь нас стало трое.»
                Михаил Светлов вместе с поэтами Голодным и Ясным организует литературную жизнь Екатеринослава. Он с увлечением проводит вечера молодых поэтов – рабочих. Впоследствии он рассказал в своих воспоминаниях о первом таком вечере. << Это был, наверное, первый на Украине комсомольский литературный вечер. Друзья мои ещё кое-как держались, но, когда я вышел на трибуну, у меня ноги подкашивались. Я начал тихо мямлить стихи, как вдруг кто--то из зала крикнул: «Давай, Мишка!» Голос мой сразу окреп, и закончил я звуками иерихонской трубы: «И ярко пеня’щийся  кубок свободы мы, юноши, вам, старикам подадим!»
                Несмотря на неверное ударение в слове «пе’нящийся», меня проводили овациями. >>.

                Помимо организации литературных вечеров, Светлов участвует в комсомольской работе ячейки Брянского завода (один из самых крупных заводов тогдашнего Екатеринослава). Первый сборник своих стихотворений, вышедший спустя несколько лет, Светлов предварит таким посвящением: «Воспитавшей меня комсомольской организации Брянского завода».

                В 1920 г. Светлова и его друзей, Голодного и Ясного, послали в Москву, делегатами на Первый Всероссийский съезд пролетарских писателей.

«Обмотки сползали,
Болтались винтовки…
(Рассеянность милая,
Славное время!)
Вы помните первую
Командировку
С тяжёлою кладью
Стихотворений?

Москва издалёка,
И путь незнакомый,
Бумажка с печатью
И с визой губкома,
С мандатами длинными
Вместо билетов,
В столицу,
На съезд
Пролетарских поэтов.

Мне мать на дорогу
Яиц принесла,
Кусок пирога
И масла осьмушку.
Чтоб лёгкой, как пух,
Мне дорога была,
Она притащила
Большую подушку.

Мы молча уселись,
Дрожа с непривычки,
Готовясь к дороге,
Дороги не зная…
И мать моя долго
Бежала за бричкой,
Она задыхалась,
Меня догоняя…»

            писал Светлов в 1928 г. в стихотворении, посвящённом М. Голодному и А. Ясному, своим друзьям.

                Вскоре после возвращения в Екатеринослав три друга, три поэта переехали в Харьков, который был тогда столицей Украины. Здесь Михаил Светлов работает в отделе печати ЦК комсомола Украины. И продолжает писать стихи.

             В 1922 г. в Харькове была издана первая книга стихов юного поэта -- – «Рельсы». «Очень смешное и трогательное впечатление она сейчас производит, -- писал несколько десятилетий спустя Михаил Светлов, уже знаменитый поэт. – Никто из нас тогда не имел точного представления о задачах своей профессии. Нам казалось, что чем замысловатей стихи, тем они художественней. Да и культура наша была слабовата.» Не потому ли немногие из своих ранних стихов поэт включал в последующие книги. Вот стихотворение, написанное в самом начале литературного пути, в 18 лет.

Тухнет тающих туч седина,
Ночь приходит, убогая странница,
Бесконечной лентой луна
по чугунным рельсам тянется.
Выйди, маленький, стань у колёс
И в бегущем огне каруселься,
Если вдруг захотел паровоз
Притянуть горизонт рельсами.
Только сумерек тихий пляс,
Только шёпоты вечера раннего…
Выйди с рельсами в поздний час
Серебристую песню вызванивать.
Под колёсами день умрёт,
И доверчиво встретит вечер,
И запляшет колёс хоровод
В убегающей чёткой речи.
Стой и слушай, как рельсы звенят,
И смотри, как бегут колёса,
Как большие снопы огня
Вяжет ночь в золотые косы.
Молчи, и гляди, и жди,
И, к шпалам приникнув крепче,
Всё слушай, как пар гудит,
Как вечер про рельсы шепчет.

                В 1922 г. Светлов, Голодный и Ясный, три друга, три брата по поэзии, переехали в Москву. В Москве Михаил Светлов сначала учится (недолго) на рабфаке (рабфак – рабочий факультет); затем – учится на литературном факультете Первого Московского государственного университета; Светлов также посещает занятия Высшего литературно--художественного института, организованного Валерием Брюсовым.

                Это было время литературных (и не только литературных) поисков и новаций.  Чего только не было в литературной Москве 1920-х г. г.: и «имажинисты», и «фуисты», и «ничевоки», и ещё какие-то течения. Как вспоминает Светлов, «советская литература по-молодому металась в поисках самого близкого общения со своим мужающим читателем. Я участвовал в этих поисках».
                Михаил Светлов входит в литературную группу «Молодая гвардия», возникшую в 1922 г.  (туда, кроме него, входили  молодые комсомольские поэты Безыменский, Жаров и другие); в 1924 – 1925 г. г. юный поэт участвует в работе группы «Перевал», созданной Александром Воронским, известным литературным деятелем тех лет… И всё время молодой поэт ищет свой путь в поэзии, стремится обрести свой поэтический голос. Одно из лучших стихотворений этого периода интенсивных поисков, стихотворение «Двое», созданное в 1924 г.

Они улеглись у костра своего,
Бессильно раскинув тела,
И пуля, пройдя сквозь висок одного,
В затылок другому вошла.

Их руки, обнявшие пулемёт,
Который они стерегли,
Ни вьюга, ни снег, превратившийся в лёд,
Никак оторвать не могли.

Тогда к мертвецам подошёл офицер
И грубо их за руки взял,
Он, взглядом своим проверяя прицел,
Отдать пулемёт приказал.

Но мёртвые лица не сводит испуг,
И радость уснула на них…
И холодно стало третьему вдруг
От жуткого счастья двоих.

               


                С 1924--то по 1929-й г. г. выходят ещё несколько поэтических сборников Михаила Светлова: «Корни», «Ночные встречи» и др.; книги, в которых центральное место занимает героика и романтика гражданской войны. В полной  мере эта черта  поэзии Светлова того времени проявилась в стихотворении «Гренада»: эта песня – баллада стала самым значи тельным в 1920-е г. г. и самым любимым народом произведением Светлова.  Интересна история создания «Гренады». Вот как сам Светлов рассказывает об этом: << В двадцать шестом году я проходил однажды днём в Москве по Тверской мимо кино «Арс» (там теперь помещается театр имени Станиславского). В глубине двора я увидел вывеску: «Гостиница Гренада». И у меня явилась шальная мысль: дай-ка я напишу какую-нибудь серенаду! Но в трамвае по дороге домой я пожалел истратить такое редкое слово на пустяки. Подходя к дому, я начал напевать: «Гренада, Гренада»… Кто может так напевать? Не испанец же? Это было бы слишком примитивно. Когда я открыл дверь, я уже знал, кто так будет петь. Да, конечно же, мой родной украинский хлопец. Стихотворение было уже фактически готово, его оставалось только написать, что я и сделал >>. 

Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях
И «Яблочко» -- песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая –
  Степной малахит.

Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»

Он песенку эту
Твердил наизусть…
Откуда у хлопца
Испанская грусть?
Ответь, Александровск,
И Харьков, ответь:
Давно по-испански
Вы начали петь?

Скажи мне, Украйна,
Не в этой ли ржи
Тараса Шевченко
Папаха лежит?
Откуда ж, приятель,
Песня твоя:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя»?

Он медлит с ответом,
Мечтатель ---  хохол:
---- Братишка! Гренаду
Я в книге нашёл.
Красивое имя,
Высокая честь –
Гренадская волость
В Испании есть!

Я хату покинул,
Пошёл воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные!
Прощайте, семья!
Гренада, Гренада,
Гренада моя!

Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
Грамматику боя –
Язык батарей.
Восход поднимался
И падал опять,
И лошадь устала
Степями скакать.

Но «Яблочко» --- песню
Играл эскадрон
Смычками страданий
На скрипках времён…
Где же, приятель,
Песня твоя:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя»?

Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые
Оставил седло.
Я видел: над трупом
Склонилась луна,
И мёртвые губы
Шепнули: «Грена…»

Да, в дальнюю область,
В заоблачный плёс
Ушёл мой приятель
И песню унёс.
С тех пор не слыхали
Родные края:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»

Отряд не заметил
Потери бойца
И «Яблочко» --- песню
Допел до конца.
Лишь по небу тихо
Сползла погодя
На бархат заката
Слезинка дождя…

Новые песни
Придумала жизнь…
Не надо, ребята,
О песне тужить,
Не надо, не надо,
Не надо, друзья…
Гренада, Гренада,
Гренада моя!

            Стихотворение Михаила Светлова «Гренада» было переведено на многие языки мира. Оно стало песней – около 20 композиторов (В. Берковский, французский композитор Ж. Косма и др.) -написали музыку на это стихотворение. Это сделало «Гренаду» очень популярной и любимой в народе. Эта песня была любимой песней бойцов интернациональных бригад  республиканской Испании. На памятнике командиру 12-й интербригады, венгерскому писателю Мате Залка, погибшему на фронте в 1937 г., были высечены строки:

                Я хату покинул,
                Пошёл воевать,
                Чтоб землю в Гренаде
                Крестьянам отдать.
               
              Фашисты  во время второй мировой вой ны разрушили этот памятник. «Гренада» была гимном заключённых в Маутхаузене.
              Высоко оценивали «Гренаду» и выдающиеся поэты – современники Михаила Светлова. Жившая в эмиграции Марина Цветаева писала в 1920-е г. г.  в Москву Борису Пастернаку: «Передай Светлову…, что его Гренада – мой любимый – чуть не сказала: мой лучший стих за все эти годы.»
                Владимир Маяковский, по воспоминаниям современников, говорил о «Гренаде»:  «Вот натаскают ворох брошюр, пишут, скрипят цитатами об Интернационале, о классовой солидарности, о мировой революции. Пишут скучно, на всём пыль. А приходит  поэт и говорит:

Я хату покинул,
Пошёл воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать… --

И всё ясно!» (из воспоминаний Евгении Хин).

                В конце жизни Михаил Аркадьевич писал:
                << Однажды Маяковский, улыбаясь, сказал мне: Светлов! Что бы я ни написал, всё равно возвращаются к моему «Облаку в штанах». Боюсь, что с вами и с вашей «Гренадой» произойдёт то же самое.
               Это были пророческие слова. Кто бы со мной ни познакомился, обязательно скажет: «А, Светлов! Гренада!» Становится несколько обидно: выходит, что за сорок лет своей литературной деятельности я написал только одно стихотворение.
                Думаю всё же, что это не так. Но доказывать как-то не хочется… >>.

                Интересно, что Михаил Светлов через 10 лет написал стихотворение «Испанская песня» -- о гражданской войне в Испании:

Над израненной пехотой
Солнце медленно плывёт,
Над могилой Дон- Кихота
Сбросил бомбу самолёт.

И в дыму военной бури,
И у смерти на краю
Ходит с песней Ибаррури –
Ходит женщина в бою.

Я хотел бы с нею вместе
Об руку, ладонь в ладонь,
У пылающих предместий
Встретить полночи огонь, --

Чтоб  отряды шли лавиной,
Чтобы пели на ходу
Всё, что пела Украина
В девятнадцатом году;

Чтоб по улицам Толедо
С этой песней прошагать,
Тёплым воздухом победы
Учащённо задышать!..

Над землёй военнопленной,
Над  Севильей держит путь
Гул, мешающий  вселенной
Утомлённой отдохнуть.

                Но вернёмся к «Гренаде» и к Маяковскому. Маяковский часто читал наизусть светловскую «Гренаду» на своих поэтических вечерах. Великий поэт революции ценил не только «Гренаду», но и некоторые другие стихи Михаила Светлова. «Произведения Светлова, --- сказал он однажды, --- это огромное достояние пролетарской советской поэзии.»
                Владимир Маяковский был любимым поэтом Михаила Светлова с 1920 г.  «Маяковский для меня – самое святое воспоминание в поэзии», -- писал Светлов через много лет после гибели великого поэта. «Маяковский – моё знамя», -- сказал однажды Светлов. Восхищался Маяковским, но, в отличие от многих других поэтов того времени, никогда не подражал ему, поскольку был поэтом совершенно другого склада.
                В 1940 г. Светлов написал стихотворение, посвящённое  Владимиру Маяковскому  (10 лет прошло после гибели великого поэта революции).

Ласковым в дружбе, в споре разгневанным –
Будто я видел вас только вчера,
Будто сидите вы с Борею Левиным*
И разговариваете до утра.

Будто на общем собрании клуба
Вы обращаетесь с речью к нам –
Завоевавший алмазный кубок
Первенства СССР по стихам.

Будто встречаемся – только реже,
Будто – непогребённый поэт –
В гости пришли вы – такой же прежний –
К нам – постаревшим на десять лет.

Громким оркестром, музыкой медною
В марше прошло по часам и по дням
Время – в бессмертье своём незаметное,
Время, которое дорого нам.

Но времени нет и разлуки нету –
Жив Маяковский! Он не ушёл –
Вечный поэт, над вершиной планеты
Громко читающий «Хорошо!»**.

__________________________________________________               

• Б. Левин – советский писатель.
**«Хорошо!» -- поэма В. Маяковского.

 Вернёмся в 1920-е г. г.
              В числе самых оригинальных, самых светловских стихотворений 1920-х г. г. (оно написано вскоре после «Гренады») – стихотворение «Живые герои».

Чубатый Тарас
Никого не щадил…
Я слышу
Полуночным часом
Сквозь двери:
-- Андрий! Я тебя породил!.. –
Доносится голос Тараса.

Прекрасная панна
Тиха и бледна,
Распущены косы густые,
И падает наземь,
Как в бурю сосна,
Пробитое тело Андрия…

Полтавская полночь
Над миром встаёт…
Он бродит по саду свирепо,
Он против России
Неверный поход
Задумал – изменник Мазепа.

В тесной темнице
Сидит Кочубей
И мыслит всю ночь о побеге,
И в час его казни
С постели своей
Поднялся Евгений Онегин:

-- Печорин! Мне страшно!
Всюду темно!
Мне кажется, старый мой друг,
Пока Достоевский сидит в казино,
Раскольников глушит старух!..

Звёзды уходят
За тёмным окном,
Поднялся рассвет из тумана…
Толчком паровоза,
Крутым колесом
Убита Каренина Анна…

Товарищи классики!
Бросьте чудить!
Что это вы, в самом деле,
Героев своих
Порешили убить
На рельсах,
В петле, на дуэли?..

Я сам собираюсь
Роман написать –
Большущий!
И с первой страницы
Героев начну
Ремеслу обучать
И сам помаленьку учиться.

И если, не в силах
Отбросить невроз,
Герой заскучает порою, --
Я сам лучше кинусь
Под паровоз,
Чем брошу на рельсы героя.

И если в гробу
Мне придётся лежать, --
Я знаю:
Печальной толпою
На кладбище гроб мой
Пойдут провожать
Спасённые мною герои.

Прохожий застынет
И спросит тепло:
                -- Кто это умер, приятель? –
Герои ответят:
                -- Умер Светлов!
Он был настоящий писатель!

                Интересна и любовная лирика замечательного поэта.

Чтоб ты не страдала от пыли дорожной,
Чтоб ветер твой след не закрыл, --
Любимую, на руки взяв осторожно,
На облако я усадил.

Когда я промчуся, ветра обгоняя,
Когда я пришпорю коня,
Ты с облака, сверху нагнись, дорогая,
И посмотри на меня!..

Я другом ей не был, я мужем ей не был,
Я только ходил по следам, --
Сегодня я отдал ей целое небо,
А завтра всю землю отдам!

                И ещё одно  любовное (в конце 1920-х написано):

                Разлука.

Вытерла заплаканное личико,
Ситцевое платьице взяла,
Вышла – и, как птичка – невеличка,
В басенку, как в башенку, пошла.

И теперь мне постоянно снится,
Будто ты из басенки ушла,
Будто я женат был на синице,
Что когда-то море подожгла.

                Я не знаю точно, к кому обращены эти 2 любовных стихотворения замечательного поэта. Женат Светлов был дважды, но мне неизвестно, когда он расстался с первой женой и сошёлся со второй.  Первая  жена  -- Елена Отдельнова – после того как они расстались со Светловым – впоследствии вышла замуж за сорежиссёра художественного фильма «Чапаев» Георгия Васильева. Детей у них не было.  После того как Васильев умер, выходила замуж неоднократно.
                Вторая супруга поэта – Радам Ираклиевна Амирэджиби --  сестра грузинского писателя Чабуа Амирэджиби, автора романа  «Дата Туташхиа». Она была женщиной необычайной красоты, происхождение у неё было княжеское. Познакомились они на Первомайской вечеринке. Он настолько обаял девушку, сумел ей понравиться,  что они практически сразу стали жить вместе. Когда Родам Ираклиевна  забеременела, она решила сделать аборт. Поехала к врачу, делавшему аборты подпольно, но опоздала на полчаса. Подойдя к дому врача, она увидела, как его  сажают в машину энкавэдэшники. Это прозвело на неё такое впечатление, что она решила ребёнка оставить. В 1939 г. родился сын Александр, единственный ребёнок Михаила Аркадьевича. Вот два интересных эпизода из жизни сына поэта и его отца, Михаила Светлова.  Однажды Саша решил попугать родителей и выпил чернила. Пока мама  звонила в «скорую помощь», отец спросил: «Шурик, ты правда выпил чернила?» Получив от сына утвердительное «да»,и увидев его фиолетовый язык, Светлов сказал: «Глупо. Когда пьют чернила, закусывают промокашкой».
                «С тех пор прошло много лет, -- пишет Светлов, -- и Шурик ни разу не пил чернила.» И второй эпизод: я опять процитирую Светлова:
             << В другой раз я за какую-то провинность ударил сына газетой. Естественно, боль была весьма незначительной, но Шурик страшно обиделся:
              --- Ты меня ударил «Учительской газетой», а ведь рядом лежали «Известия»…
                Тут-то я и понял, что он больше не нуждается в моём воспитании. >>.
               
                Но мы забежали вперёд. Вернёмся в конец 1920-х – начало 1930-х.
               
               
                Обычный промежуток.

                Среди стихов Светлова, написанных в начале 1930-х г. г. есть одно, посвящённое прекрасному поэту Николаю Асееву. В 1927 г. Светлов подвергался нападкам критиков, обвинявших его в «пессимизме». И Асеев (кстати, близкий друг Владимира Маяковского) выступил в защиту младшего собрата по поэзии. << Стоит внимательней прислушаться к этим якобы грустным «упадочным» строчкам, -- писал Асеев, -- чтобы почувствовать упорно и размеренно прибывающую волну радости, живости и бодрой свежести строк Светлова:

Прислушайся, услышишь вновь –
Во мне звучит порою
За равнодушием любовь,
Как скрипка за стеною.

                И заканчивалась статья Асеева так: «Он (Светлов – В. К.) умеет преодолевать трафарет ходячих словосочетаний и оборотов, -- где нежностью своей строки, где её иронией над предметом и материалом, имеющимся в его распоряжении.  Это большое качество настоящего поэта даёт основание с великой радостью говорить о Светлове, как о редком и своеобразном даровании, которым может и должна гордиться выдвинувшая его молодая советская эпоха.» Вот стихотворение Светлова, посвящённое  Н. Асееву --- называется оно -- –«Песня» (1931 г):

Ночь стоит у взорванного моста,
Конница запуталась во мгле…
Парень, презирающий удобства,
Умирает на сырой земле.

Тёплая полтавская погода
Стынет на запёкшихся губах,
Звёзды девятнадцатого года
Потухают в молодых глазах.

Он ещё вздохнёт, застонет еле,
Повернётся на бок и умрёт,
И к нему в простреленной шинели
Тихая пехота подойдёт.

Юношу стального поколенья
Похоронят посреди дорог,
Чтоб в Москве ещё живущий Ленин
На него расчитывать  не мог.

Чтобы шла по далям живописным
Молодость в единственном числе…
Девушки ночами пишут письма,
Почтальоны ходят по земле. 

                И снова – о поэзии Михаила Светлова 1930-х г. г. Самое значительное светловское стихотворение 1930-х -- «Песня о Каховке». Она была написана в 1935 г. для художественного фильма «Три товарища» (музыка Исаака Дунаевского). Эта песня стала особенно популярной. Её пели рабочие и колхозники, студенты и красноармейцы, пели, далеко не всегда зная, кто автор. «Каховка» даже была напечатана в сборнике песен «распеваемых в народе».

Каховка, Каховка – родная винтовка…
Горячая пуля, лети!
Иркутск и Варшава, Орёл и Каховка –
Этапы большого пути.

Гремела атака, и пули звенели,
И ровно строчил пулемёт…
И девушка наша проходит в шинели,
Горящей Каховкой идёт…

Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти.
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!

Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались,
Как нас обнимала гроза?
Тогда нам обоим сквозь дым улыбались
Её голубые глаза…

Так вспомним же юность свою боевую,
Так выпьем за наши дела,
За нашу страну, за Каховку родную,
Где девушка наша жила…

Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти.
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!

                В «Заметках о моей жизни» Михаил Светлов описал один случай, связанный с «Песней о Каховке»; случай, произошедший с ним во время Великой Отечественной войны и запомнившийся ему на всю жизнь:
              << Однажды… разведчики взяли меня с собой. Когда я возвращался из разведки, начался сильный артналёт.
              Мы наступали слишком стремительно, ни о каких окопах не могло быть и речи. Каждый солдат вырывал себе ямочку. Я бегал между этими ямочками и чувствовал себя, как в коммунальной квартире – жить можно, но спасаться негде. Наконец я нашёл недорытую ямочку и постарался углубиться в неё. Девять десятых моего туловища было подставлено фашистской артиллерии, но она и на этот раз промахнулась.
                Когда огонь утих, поле представляло собой как бы сцену кукольного театра – из ямочек выскакивали весёленькие фигурки.
                Я поднялся и пошёл к своим. И вдруг я слышу:
                --  Майор! А майор! <…>
                --  Я … подошёл.
                -- Это правда, что вы написали «Каховку»?
                -- Правда.
                -- Как же вас сюда пускают?
                Он готов был умереть раньше моей песни. Я был так взволнован, что ушёл, не узнав его имени и фамилии. Я потом встречал этого бойца, но в образе других. >>.
                В стихотворении – «Песня о Каховке», как и во многих других стихах Михаила Светлова выразилось его время. «Предел моих мечтаний: когда-нибудь читатель, наткнувшись на мою книжку стихов, -- писал Светлов, -- поймёт не только меня, но и время, в которое я жил. А это может произойти только в том случае, если я дорогие всем лозунги буду не машинально повторять, буду носить не как носильщик носит тяжёлый чемодан, а как солдат несёт своё знамя.»
                << И поэт и его герои, -- размышляет критик, литературовед и поэт Лев Озеров, --- очень действенно, бурно, вспыльчиво реагируют на события истории.
                Этому была подчинена вся жизнь Михаила Светлова. Он писал: «Можно не иметь ни копейки денег и быть щедрым. Можно иметь массу денег и быть скупердяем».  Его любимым героем был «Парень, презирающий удобства. Мечтатель, романтик, подвижник. >>. Кстати, интересна история создания «Песни о Каховке». Михаил Светлов вспоминает:
                << Однажды неожиданно ко мне явился ленинградский кинорежиссёр Семён Тимошенко. Он сказал мне:
                --   -- Миша! Я делаю картину «Три товарища». И к к ней нужна песня, в которой были бы Каховка и девушка. Я устал с дороги, посплю у тебя, а когда ты напишешь, разбуди меня.
                Он мгновенно заснул.
                Каховка – это моя земля. Я, правда, в ней никогда не был, но моя юность тесно связана с Украиной. Я вспомнил горящую Украину, свою юность, своих товарищей… Мой друг Тимошенко спал недолго. Я разбудил его через сорок минут.
                Сонным голосом он спросил меня:
                -- Как же это так у тебя быстро получилось, Миша? Всего сорок минут прошло!
                Я сказал:
                --- Ты плохо считаешь. Прошло сорок минут плюс моя жизнь.
                Дело в том, что без накопления чувств не бывает искусства. >>.   
               

               
                Большой промежуток.
               
                Михаилу Светлову всё более тесно было в рамках поэзии, и в середине 1930-х он обращается к драматургии. В 1935-м г. он пишет свою первую пьесу --– «Глубокая провинция». В том же году она была и поставлена на сцене московского Театра ВПСПС (постановщик спектакля – великий русский актёр и режиссёр Алексей Дикий). И пьеса, и спектакль, к сожалению, были жестоко раскритикованы в советской печати…

                Вторая пьеса, «Сказка», была написана в 1939 г. Спектакль по этой пьесе поставили многие театры страны, и он имел большой успех.

                В 1940 г. Михаил Светлов написал ещё 2 пьесы. Одну из них, «Двадцать лет спустя», поэт писал, возвращаясь памятью к годам своей комсомольской юности. Герои пьесы – комсомольцы 1919 г., принимающие участие в борьбе против белогвардейцев, мечтающие о лучшем будущем, о том, как замечательно люди будут жить через 20 лет.  В пьесе «Двадцать лет спустя», как и во многих других пьесах Светлова, героическое связано с романтическим; а поскольку Светлов был прежде всего большим поэтом, стихи вплетаются в ткань пьес, и делают эти драматургические произведения в значительной степени произведениями лирическими. К сожалению, я не сумел раздобыть пьесы Светлова, поэтому и не могу процитировать.

                В послевоенные годы  появляются ещё несколько пьес: «Бранденбургкие  ворота» (1946 г.) «Чужое счастье» (1953 г.) и др.

               После Великой Отечественной войны поэт мечтал написать трагедию. « Серьёзный жанр современной трагедии у нас почти отсутствует, -- писал Светлов в «Заметках о моей жизни». – Вот я и постараюсь заполнить этот пробел. Это будет пьеса о нашей молодёжи. Молодёжь, комсомольцы – любимые мои читатели и герои. Я и сейчас чувствую себя комсомольским поэтом, хотя уже много лет прошло с тех пор, как я стал комсомольцем.»
               Мечта поэта о современной трагедии осталась, увы, нереализованной…

                Когда началась Великая Отечественная война, Михаил Светлов попал на фронт не сразу. По состоянию здоровья он был освобождён от военной службы. Но поэт  всё-таки пробился в действующую армию. Он стал корреспондентом газеты «Красная звезда» на ленинградском фронте. Вскоре «Красная звезда» отозвала его обратно в Москву.
                Между тем, как вспоминает Михаил Светлов, << в Москву продолжали прибывать товарищи с фронтов, и я чувствовал себя очень неловко – пройдёт война, и мне нечего будет рассказать о ней. Мой друг – писатель Иван Иванович Чичеров предложил мне: «Я работаю в армейской газете. Приезжай. Мы тебя зачислим.»
              Я поехал на «Северо – Западный фронт в Первую ударную армию.»

            От воспоминаний Светлова перейдём к воспоминаниям о Светлове. Поэт Марк Соболь вспоминает: «Я познакомился с Михаилом Аркадьевичем зимой 1943 – 1944 года близ передовой, видывал его под обстрелом и могу ответственно сказать о полнейшей его невозмутимости. Да и потом он оставался невозмутимым при любых изменчивых обстоятельствах. Он делал своё, нужное в данную минуту дело.
                Однажды, будучи работником военной газеты, он исчез на четверо суток. Оказалось – пробрался в боевое охранение: это самая что ни на есть передовая точка, дальше ничейная полоса, а за ней немцы.
             -- Небось хватанули страху? – зло спросило начальство. --- Головы небось нельзя высунуть?
            Михаил Аркадьевич спокойно ответил:
            -- Можно. Только отдельно.»
            Ответ, который тут же принёс популярность поэту и среди бойцов, и среди командиров…
             В этой светловской фразе выразилось, -- во-первых – присутствие духа, которое никогда не покидало Михаила Аркадьевича, во-вторых – остроумие Светлова. О великолепном светловском юморе мы ещё будем говорить – подробно. Сейчас же вернёмся к воспоминаниям Михаила Аркадьевича Светлова.
             После Первой ударной армии «я поступил, -- пишет Светлов, -- в распоряжение политотдела Девятого танкового корпуса на Первом Белорусском фронте. Там я прославился тем, что совершенно непонятным образом взял в плен четырёх немцев.
            С Девятым танковым корпусом я дошёл до Берлина.»

          Во время войны Светлов продолжает писать стихи. – Создаёт маленькую поэму «Двадцать восемь» -- о героях – панфиловцах.  Вот несколько глав из неё.

                Вступление.

Положи на сердце эту песню,
Эту строчку каждую возьми!..
Жизнь гвардейца! Повторись! Воскресни
Песнею о двадцати восьми!

Проходи, мой стих, путём победным,
Чтобы, изучая не спеша,
Не дымком воспоминаний бледным –
Дымом артиллерии дышать!

Проплывут гвардейские знамена,
И ракеты вспыхнут на пути,
Каждого гвардейца поимённо
Пригласив в бессмертие войти.

Вытирая о ступеньки ноги,
Он взойдёт тихонько по крыльцу,
Он войдёт и встанет на пороге
Песни, посвящённой храбрецу.

Бледный и усталый от сраженья,
Он войдёт и скажет на ходу:
-- Я в грязи, а здесь – стихотворенье!
Лучше я, товарищи, уйду!

Оставайся! Мы тебя не пустим!
Здесь твой дом! И здесь твоя семья!
Лучшая учительница чувствам –
Русская застенчивость твоя!

Домовитый,  мужественный,  честный,
По-хозяйски посмотри вокруг,
Песня без хозяина – не песня!
Будь её хозяином, мой друг!

Потому что каждая страница –
Мужества широкие поля,
Песнями, легендами, пшеницей
Русская богатая земля!

Заходи же! Ты имеешь право!
Оставайся! Ты – хозяин тут,
Потому что реки нашей славы
В океан бессмертия текут!

И опять идут за ротой рота
В смертный бой, и впереди, взгляни, --
Партии раскрытые высоты,
Комсомола яркие огни!

                Комсомол.

Комсомол! Это слово давно
Произносится мной нараспев,
Это – партии разный посев,
ВКП золотое зерно.

Старость юность мою заметёт, --
Я до старости чуть не дошёл,
Слышу – мужество в марше идёт,
Оборачиваюсь: Комсомол!

Ты меня через годы провёл,
Терпеливо учил сочинять…
Мне б до старости славу догнать!
Задыхаясь, догнал – Комсомол!

Ты и слава, и мужество ты!
Ты – большое семейство одно,
Поднимаясь горам на хребты,
Опускаясь ущельям на дно,

Через снег, через топи болот
Миллион комсомольцев идёт.
Это выдумать даже нельзя,
Чтобы были такие друзья.

Коммунист!  Комсомолец!  Боец!
Нам назад отступать не дано!
И тогда двадцать восемь сердец
Застучали, как сердце одно.

И тогда молодой политрук
Посмотрел на себя, на ребят, --
Двадцать восемь протянутых рук,
Двадцать восемь взведённых гранат!

                Когда умирают гвардейцы.

Тебе не расстаться с шинелью,
Ни разу уже не раздеться…
Снега! Поднимитесь метелью,
Когда умирают гвардейцы!

Звезда боевого ночлега
Над нами мерцает, как раньше…
Трава! Поднимись из-под снега
Приветствовать наше бесстрашье!

С врагом  до последнего биться
Вело нас гвардейское знамя…
Последних минут очевидцы,
Склонитесь, берёзы, над нами!

Идём, политруком ведомы,
К победе и к смерти готовы…
Эх, жаль, что далёко до дому,
И ворон – не голубь почтовый!

Подружка моя молодая,
Тебе ль оставаться вдовою?..
Огонь по переднему краю!
За мною, гвардейцы, за мною!

Сибирской ночной тишиною
Покрыта Иркутская область…
За мною, гвардейцы! За мною!
На подвиг, на славу, на доблесть!

Заснежена наша избушка,
Мальчонка играет с собакой…
Гвардейцы!  Фашиста – на мушку!
За мною, гвардейцы, в атаку!

Мы вновь не увидимся будто…
Прощайте навеки, родные!
Предсмертной  разлуке – минута,
А родине – все остальные!

Мы жили семьёю  счастливой,
Мы прожили век не скучая,
Гранат и снарядов разрывы
Гвардейскою шуткой встречая…

Всё ближе стучат автоматы,
И танки надвинулись глухо…
Но сталь и железо, ребята,
Помягче гвардейского духа!

Лети же, последняя пуля,
И в горло тевтонское  впейся…
Бессмертье встаёт в карауле,
Когда умирают гвардейцы!

                Гвардейская песня.

Гвардейцы! Мы прожили годы не зря,
Недаром в сражения шли!
Над нами не раз поднималась заря –
Гвардейское знамя земли.

В бои неустанно – опять и опять –
Гвардейское наше житьё!
И смерть удивлялась, не в силах понять,
Что так презирают её!

Родная страна провожала бойца,
Прощались – и не было слёз,
Когда уносили мы наши сердца
От русских, от белых берёз.

Вот так мы сражаемся, дышим, живём
Великой гвардейской семьёй.
Придём мы к победе и в песню войдём,
Как люди приходят домой!

                Заключение.

Мир наступит, землю согревая,
Унося артиллерийский дым…
Всё, что мы сейчас переживаем,
Мы воспоминаньям отдадим.

Мы пойдём путём подразделений
За воспоминаниями вслед,
Вспомним горечь первых отступлений,
Сладость завоёванных побед.

По минуте каждой повторится
Наш сегодняшний военный день,
И мгновенно память озарится
Пламенем горящих деревень.

И сквозь годы память, как начальник,
Снова поведёт нас за собой,
Пробираясь тёмными ночами
Тёмной партизанскою тропой.

Вспомним, как мы время измеряли
По движенью пулемётных лент,
Как в бою друг друга не теряли
Комиссар, боец, корреспондент.

Как стихи писали, как на месте
Останавливалось перо
В ожиданье утренних известий
От Советского Информбюро.

Как в окопе боевые сутки
Проводили  взводом сообща,
Как шипящий круглый репродуктор
Имена героев сообщал.

В этом гуле пушечных раскатов
Никогда не забывайте их,
Навсегда на сердце отпечатав
Имена погибших и  живых.

И чтоб лучше видеть это время,
Всё пространство пройденных путей,
Соберите молодое племя,
Поднимите на руки детей,

Чтоб они, войдя весёлым строем
В нами завоёванные дни,
Научились подражать героям,
Поступали так же, как они!

               
Эта  поэма – о героях – панфиловцах – написана в 1942 году. В том же году Светлов
 пишет ещё одно значительное произведение – цикл стихов о Лизе Чайкиной, героине советского народа: партизанка, она была выдана предателем, и после жестоких пыток расстреляна фашистами в ноябре 1941 г.; посмертно удостоена звания Герой Советского Союза… Вот некоторые из этих стихотворений – глав (поскольку это скорее небольшая поэма, чем цикл стихов).

                1.

В заснеженном русском пространстве
Далёкая точка видна –
Идёт деревенская девочка
По зимней дороге одна.

Зажмурив глаза, против ветра
Идёт она через поля,
Шажками  все три километра
На мелкие части деля.

Её провожают берёзы
И ясень встречает в пути…
Такого серьёзного взгляда
У взрослых людей не найти.

Идёт деревенская девочка
Сквозь рощу, сквозь русский пейзаж
В неполную среднюю школу,
В единственный гордый этаж.

А ветер и сверху и снизу
Несётся, позёмкой пыля…
-- Как звать тебя, девочка? – Лиза!
-- Фамилия? – Чайкина я!

И снова сквозь поле, скозь рощу –
Своим  неизменным путём –
Идёт деревенская девочка…
Давайте с ней рядом пойдём!

Пройдём через молодость эту,
Вживёмся в её бытиё –
От парты, от первых отметок
До смертного часа её.

От азбучной первой картинки,
От хохота детских забав
Пройдём партизанской тропинкой
К безмолвью ночных переправ.

Мы вспомним при первой тревоге
Избушки родного села,
Как  девочка шла по дороге,
Как Чайкина наша жила,

Смеялась и пела… А ныне
Салюта приглушенный гром:
Мы тело своей героине
Сегодня земле предаём.

Над Лизой над нашей – над нею
Встаёт невысокий курган…
И есть ли печаль тяжелее,
Чем тяжкая скорбь партизан?

Не счесть наших долгих лишений,
Бессонные ночи не счесть,
Но нет ничего драгоценней,
Чем наша священная месть!

Мы ливнем огня и металла
Всю линию фронта зальём
За то, что она намечтала
В девическом сердце своём…

Пойдём, деревенская девочка!
Идём, дорогая, идём!

                3.

Была эта комната невысока,
Пахла поленьями сыроватыми,
И тусклая лампочка у потолка
Светила ничтожными киловаттами.

За окнами шла деревенская ночь,
Как при Мономахе и как при Романовых;
Казалось: Иванушке в горе помочь
Приходят былины в сапожках сафьяновых.

Казалось, что всё продолжалось, как встарь,
Что юность беспечна со старостью рядом…
Но эту иллюзию секретарь
Развеял международным докладом.

Английской грамматики знал он закон:
Там все ударенья на первом слоге,
Но вместо «Ло’ндон» произносил он «Лондо’н»,
И это звучало торжественно-строго.

Он раны Европы перечислял –
Курносый мальчишка Калининской области, --
Он ясно увидел и показал
Идущих пожаров кровавые отблески. –

Не знал он тогда, что раздавит война
Родную деревню шагами звериными,
Немецкими спичками подожжена –
И вот эта комната станет руинами!

В необходимость свою на земле
Он фанатически верил, не ведая,
Что шестеро суток в немецкой петле
Качаться ему перед самой победою….

И эта решимость на плотных губах
Такой жизнерадостностью дышала!
И кровь, что прольёт он в грядущих боях,
Румянцем на щёки его проступала…

И Лиза среди комсомольцев других
Сидела и не шевельнулась ни разу,
И, словно незабываемый стих,
Звучала в ушах её каждая фраза.

Как будто и Лиза и люди окрест
На несколько вдруг приподнялись ступенек…
Так слушает мальчик военный оркестр,
Так Пушкина слушал его современник…

О первый мой ранний приход в Комсомол,
Военный порядок неприбранных комнат!..
Куда бы мой возраст меня ни довёл –
Я буду, я буду, я буду вас помнить!

Я буду вас видеть издалека,
Вы будете песней звенеть молодою,
И тусклая лампочка у потолка –
Светиться неугасимой звездою…
 
 --
 
      Большой промежуток.


                4.

Счастья называть между другими
Чьё-то уменьшительное имя,
Счастья жить, скрывая от подруг
Сердца переполненного стук,

Счастья, нам знакомого, не знавшей
Чайкина ушла из жизни нашей.

Это счастье быть большим могло бы,
Если б вашей встрече быть…
Может, он салютовал у гроба –
Тот, кого б могла б ты полюбить?

Может, он, ушедший воевать,
Спит сейчас в землянке на рассвете?
Может, некому ему писать,
Потому что он тебя не встретил?

И не только за посёлок каждый,
За своё сожжённое село –
 Месть и месть за двух прекрасных граждан,
До которых счастье не дошло!

                6.

Сквозь ветви луна освещала
Лесной заколдованный мир…
           Без промежутка.--
-- Пора уже! – Лиза сказала.
    -- Иди! – говорит командир.

Глухой партизанскою ночью
Обманчива тишь деревень,
По краю дорожных обочин
Мелькает разведчицы тень.

Дороги ей бросили вызов,
Овраги её стерегут…
Как звать эту девушку – Лиза?
А может быть, Зоей зовут?

Одной проходили стезёю,
Одни охраняли края
И Космодемьянская Зоя,
И Чайкина Лиза моя!

Ты с нею была незнакома,
Ни разу не виделась с ней…
Так  будь хоть в поэме как дома
С чудесной подругой своей!

Сестра повстречалась с сестрою,
Родные друг друга нашли,
И в список народных героев
Вы рядом, обнявшись, вошли!

                8.

Кончалась ночь, рождался новый день,
Холодный полдень проносился мимо, --
Она прошла пятнадцать деревень
Походкою своей неутомимой.

Как родственнице, каждый рад ей был
И понимал, что, сколь отпор ни труден,
На что он годен – их немецкий тыл,
Когда в тылу немецком наши люди!

                9.

Нет!  Я предателей не назову.
Светлых стихов о тебе не марая…
Если, как ты , я на свете живу,  --
  Буду я счастлив, как ты, умирая!

Вот мне секунды останется жить!
Вот я  прошёл через ужасы пыток,
Чтобы, как Чайка, жадно испить
Мужества благородный напиток!..

Люди идут молчаливой толпой,
Слёз набегающих не вытирая, -- --
Это деревня пошла за тобой, --
В путь твой последний тебя провожая.

Десять шагов отсчитал лейтенант,
И неподвижно солдаты стояли…
Милая! Мужество – это талант!
Сколько талантов они расстреляли!

                10.

Шла ты в школу, девочка… Тогда-то
Мы и познакомились с тобой.
Но уже встаёт другая дата
Всей своею  правдой роковой.

Ты была весёлою намедни,
Ты была певуньей среди нас…
Девочка! Шаги свои замедли –
Приближается последний час.

Как  мне быть  с мечтаньями твоими,
Устремлёнными  далёко ввысь?
Заклинаю – юности во имя,
Девочка, остановись!

Но не девочка, а партизанка
Продолжает свой последний путь.
Страшный круг штыков немецких замкнут,
И его никак не разомкнуть!

Но на милом, на родном лице
Не прочесть ни  скорби, ни печали…
Не хочу присутствовать в конце!
Дай ещё раз  мне побыть в начале!

Зажмурив глаза против ветра,
Проходишь ты через поля,
Шагами все три километра
На мелкие части деля.

Тебя провожают берёзы
И ясень встречает в пути…
Но  сквозь подступающие слёзы
Мне туда дороги не найти!

Вот и я иду с твоим отрядом
Расстрелять предателей твоих,
Вот и я  со всей деревней рядом,
За кольцом немецких часовых.

Вот уже прицелились солдаты…
Хладнокровный залп… один… другой…
И – поэтом, партизаном, братом –
Я прощаюсь, Чайкина, с тобой!

Может, образ твой издалека
Слабым светом песня освещала,
Но дышала каждая строка
Воздухом, которым ты дышала!

                В том же, 1942-м году Светлов пишет ещё одно, по-моему -- замечательное
стихотворение – «О стойкости».

Шестнадцать месяцев путём уже знакомым
Сожжённых сёл, обугленных берёз
Проходим мы, сроднившиеся с громом
И порохом пропахшие насквозь.

Привычным стало то, что было страшным,
Мы научились подвиги ценить
Не для того, чтоб рассказать вчерашний,
А для того, чтоб новый совершить.

«Назад – ни шагу!» -- лозунг над полками.
Пусть сто смертей нам встанут поперёк!
Как Ловать  -- Ильменю, как Волге – Кама,
Так наша Стойкость – Мужеству приток!

Пусть будет страх в бою тебе неведом.
Запомни, друг: таков закон войны –
Лицом вперёд – услышишь гром победы,
Лицом назад – проклятие страны!

Рассказ о нас – о преданных отчизне –
Ты сыну, как былину, передашь,
Чтоб помнил он, как, присягая жизни,
Стояли насмерть – в этом подвиг наш! 

           Обычный большой промежуток.

               

               

                Но самое, пожалуй, значительное, я бы сказал, главное светловское создание военной поры – стихотворение 1943 г.  «Итальянец». О том, чем оно было вызвано, вспоминает Борис Бялик: << В сумке убитого (итальянского лейтенанта) оказалась его фотография, снятая ещё в Италии: с фотографии смотрел улыбающийся юноша. Этот-то снимок с надписью… «Убит 11 ноября 1941 года» -- я и показал Светлову. Он спросил:
              -- Ты хочешь использовать это в очерке?
              -- Хочу.
            --  -В смысле: убей его?
             Я удивлённо посмотрел на Мишу.  Он сказал:
             ----- Убить его, конечно, надо было. Но… понимаешь ли, мне очень не нравится изречение: труп врага всегда хорошо пахнет. У русских солдат такое изречение не родилось бы…
              И без видимой связи с предыдущим добавил:
             -- Взглянуть бы на Неаполь…
              -- А на Гренаду?
                -- Сначала на Гренаду, потом – на Неаполь. Само название – музыка. В Неаполе – на поле… >>.

Чёрный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца,
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый…

Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Посему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?

Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далёком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!

Но ведь я не пришёл с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землёй Рафаэля!

Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.

Разве среднего Дона излучина
Иностранным учёным изучена?
Нашу землю – Россию, Расеею –
Разве ты распахал и засеял?

Нет! Тебя привезли в эшелоне
Для захвата далёких колоний,
Чтобы крест из ларца из фамильного
Вырастал до размеров могильного.

Я не дам свою родину вывезти
За простор чужеземных морей!
Я стреляю – и нет справедливости
Справедливее пули моей!

Никогда ты здесь не жил и не был!..
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застеклённое в мёртвых глазах…   

                Такое вот гениальное стихотворение.

                В 1943-м же г. у поэта рождается примечательное стихотворение «Каховка».  Все знают «Песню о Каховке» (1936 г. -- о ней я много рассказывал в этой моей композиции), и мало кому известна «Каховка» военных лет.

Украинский вечер шумит над полками,
Кивают листвой тополя…
Каховка, Каховка! Ты вновь перед нами –
Родная, святая земля!
Мы шли через горы, леса и долины,
Прошли через гром батарей,
Сквозь смерть мы пробились…
                Встречай, Украина,
Своих дорогих сыновей!

Под солнцем горячим, под ночью слепою
Прошли мы большие пути.
Греми, наша ярость! Вперёд, бронепоезд,
На Запад, на Запад лети!

Пожары легли над Каховкой родимой,
Кровава осенняя мгла,
И песни не слышно, и в сердце любимой
Немецкая пуля вошла.
За юность, на землю упавшую рядом,
За Родины славу и честь
Забудем, товарищи, слово «Пощада»,
Запомним, товарищи: «Месть!»

Под солнцем горячим, под ночью слепою
Прошли мы большие пути.
Греми, наша ярость! Вперёд, бронепоезд,
На Запад, на Запад лети!

                В 1945 г. Михаил Светлов пишет стихотворение «Возвращение». Позже он рассказывал об этом стихотворении:
                << Однажды я остановился на слове «ангел». Его давно в поэзии не было. Мне захотелось, чтобы мистика послужила совсем не мистическому стихотворению. Значит, мне надо придумать каких-то особых ангелов. Вот вам и готовая строка:

               Ангелы, придуманные мной…

и сейчас же последовала вторая:

         Снова посетили шар земной. >>.

Ангелы, придуманные мной,
Снова посетили шар земной.
Сразу сократились расстоянья,
Сразу прекратились расставанья,
И в семействе объявился вдруг
Без вести пропавший политрук.

Будто кто его водой живою
Окропил на фронтовом пути,
Чтоб жене его не быть вдовою,
Сиротою сыну не расти.

Я – противник горя и разлуки,
Любящий товарищей своих, --
Протянул ему на помощь руки:
---- Оставайся, дорогой, в живых!

И теперь сидит он между нами –
Каждому наука и пример, ----
Трижды награждённый орденами,
Без вести пропавший офицер.

Он сидит спокойно и серьёзно
                Не скрывая счастья своего,
                Тихо и почти религиозно
            Родственники смотрят на него.

   Дело было просто: в чистом поле
Он лежит один. Темным – темно.
От потери крови и от боли
Он сознание теряет, но
 
С музыкой солдаты смерть встречают.
И когда им надо умирать,
Ангелов успешно обучают
На губных гармониках играть.

(Мы, признаться, хитрые немного, --
Умудряемся в последний час,
Абсолютно отрицая бога,
Ангелов оставить про запас.)

Никакого нам не надо рая!
Только надо, чтоб пришёл тот век,
Где бы жил и рос, не умирая,
Благородных мыслей человек.

Только надо, чтобы поколенью
Мы сказали нужные слова
Сказкою, строкой стихотворенья,
Всем своим запасом волшебства.

Чтобы самой трудною порою
Кладь казалась легче на плечах…
Но вернёмся к нашему герою,
Мы сегодня у него в гостях.

Он платил за всё ценою крови,
Он пришёл к родным, он спит с женой,

(без промежутка).
И парят над ним у изголовья
Ангелы, придуманные мной…

                Светлов относится к числу тех редких поэтов, у которых есть своя интонация. И как человек он обладал «лица необщим выраженьем» (по выражению Е. Баратынского), не зря же его друг , критик и литературовед Зиновий Паперный, назвал его  «человеком, похожим на самого себя». Актёр и режиссёр Семён Гушанский, много лет друживший с Михаилом Светловым, вспоминает:
               << Светлов в любых жизненных обстоятельствах оставался собой. Ни тени наносного, притворного. Таким он был и в своём творчестве. Мы все учились у него этому великому качеству. Верно сказал… Марк Соболь >>: << Ни в стихах, ни в жизни никогда не было двух Светловых. Он был всегда одинаков – за письменным столом, в поездке, в застолье, в кабинете начальства и в беседе с уборщицей. Впрочем, с уборщицей он бывал ласковее. Чтобы стать настоящим поэтом, «Садись, мой миленький, в автобус // И с населеньем поезжай»,--  говорил Михаил Аркадьевич. >> (М. Соболь).
                << Тяга к людям, к общению с людьми самыми различными, ---- вспоминает Семён Гушанский, ---- стремление радовать, удивлять шуткой, рассказом, эпиграммой, черпать от них – это было атмосферой его жизни. [Как-то], слушая разговор о хороших и плохих людях, он как бы нечаянно обронил фразу:
                -- Всё-таки люблю я этих двуногих…>>.
                << Мне хочется рассказать о живом Светлове, -- пишет Семён Гушанский. --- О его походке, как он ступал прямо на носок, не дожидаясь, пока каблук коснётся земли, весь устремлённый вперёд, в будущее. О прищуре его глаз, доброжелательном, хитроватом, всегда с юмором, вызывающем партнёра на ответ. О его обаятельном грассировании. Словно есть в словах буква «р», ан её и нету! <…>
                У него было на редкость интересное лицо. Когда он читал стихи или пел, он становился прекрасен.
                Вот я вижу его, шагающего взад – вперёд по комнате в проезде МХАТа. Работая, думая, фантазируя, он никогда не сидел за столом. «Вышагивал километры», -- как он сам говорил. Я никогда не думал: может быть, поэтому он такой худой? <…>
             Вот он звонит ночью или рано утром:
             -- Старик, послушай, кажется, я сочинил что-то мало высокохудожественное.
                Читает стихи.
                -- Ну как?
                Хвалишь, высказываешь свои соображения.
                -- Так это же только черновик! Надо ещё поработать. >>.
                << Вот он идёт по Москве, по улице Горького, чуть наклонившись вперёд, как бы ничего не видя, всегда думая о чём-то своём. <…>
                Навстречу идёт знакомый.
                ----  А, Миша! Как жизнь?
                -- Постепенно.
                -- Как здоровье?
                -- Вскрытие покажет.
                Светлов торопится расстаться со случайным собеседником >>, и помогает ему в этом его замечательный юмор. Знаменитый светловский юмор, о котором ходили легенды… О нём необходимо рассказать подробнее. Ведь давно уже есть << целая «светловиана», страницы воспоминаний, книга художника И. Игина «Улыбка Светлова», где приводятся остроты Михаила Аркадьевича – иногда, впрочем, приписываемые ему >> (М. Соболь). По воспоминаниям его же (т. е. М. Соболя) -- << в жизни остроумие было одним из самых главных – во всяком случае, наиболее заметных проявлений… характера  [  Светлова ]. Но и юмор у него обладал «лица необщим выраженьем», он был какой-то особенный, не похожий ни на анекдот, ни на застольную шутку. Если чутко прислушаться, где-то на самом донышке, в глубинной сути затаены, законспирированы грусть и одиночество. Светлов вообще, при всей  своей  открытости, не любил того, что называл «самовыявлением» (вспомним его строчку «О благородство – ты конспиративно»). Общеизвестна его блестящая шутка: «Что такое  вопросительный знак? Это состарившийся восклицательный!» «Не смех сквозь слёзы», а за смешным афоризмом – нелёгкая наша жизнь. Не «кавалерия острот», а Росинант печального весельчака. >>.
                Впрочем, юмор у Михаила Светлова был разный. << Иногда добродушный, иногда иронический, а порою – довольно злой. Он (Светлов – В. К.), -- по воспоминаниям Семёна Гушанского, -- любил хвастать:
                -- Ты не думай, меня боятся…
             И некоторые, правда, его опасались.
             Один режиссёр, слывший новатором, не оправдал эту свою славу в сценической практике.  Светлов назвал его «уценённым Мейерхольдом».
           Видный критик в присутствии группы молодых поэтов пытался сражаться со Светловым  его же оружием, оружием острословия. Но в процессе пикировки допустил бестактность. Светлов предупреждающе сказал:
          -- Мальчик мой!.. – мол, это запрещённый приём.
               Критик поднял руки и взмолился:
          --  Михаил Аркадьевич, смените гнев на милость!
                Светлов ответил:
             --       -- Я каждый день меняю гнев на милость и на это живу.
              Один довольно упитанный поэт был чрезмерно занят устройством мелких своих делишек. Светлов сказал про него:
              -- Это какой-то заведующий своим телом. >>.

            А  вот некоторые юмористические и иронические фразы Михаила Светлова, записанные известным писателем Василием Субботиным:

            «У рака будущее позади»;

        «Если у людей –телосложение, то у меня теловычитание» (Светлов был худой, щуплый);

        «Это никакая не река! Это противоречие!»;

         «Один молодой писатель упорно называл Светлова Мишей. Светлов ему сказал:
         -- Ну зачем так официально. Зовите меня просто Михаилом Аркадьевичем»;

          «Ругал молодого поэта. Кто-то сказал:
         -- Вот ты его ругаешь, а ведь он молодой ещё, он ещё растёт.
       -- ---- Опухоль тоже растёт!

          И ещё два остроумных высказывания Михаила Светлова – о деньгах:

         «Занимать деньги надо только у пессимистов. Они заранее знают, что им не отдадут»;

        «Деньги в долг берёшь чужие и на время, а отдаёшь свои и насовсем».

      << И так через всю свою жизнь Михаил Светлов пронёс шутку, каламбур, трагическое  ви’дение действительности и чисто ироническое выражение всего, что дорого ему самому. А что касается Светлова – собеседника, ------ вспоминает писатель – юморист Виктор Ардов, -- то его (Светлова – собеседника – В. К.) даже побаивались пошляки и стяжатели,  которых он не щадил в своих устных репликах и стихотворных строках.  Да, поэт ненавидел мелкие души, мелкие вкусы и мелкие интересы. Я сам неоднократно наблюдал,  как уходили подальше от Светлова те личности, которые сперва было подлетали к постоянному окружению поэта, -- а где бы ни находился Михаил Аркадьевич, вокруг него непременно образовывался кружок друзей и приятелей, поклонников его дарования и просто зевак. Однако небезопасно было оказаться в поле зрения Светлова. Небезопасно было раскрывать рот с целью извергать общие места или хвастаться пустяками, своими успехами, подвигами на водочном фронте и т. д.  Светлов говорил тихим голосом и словно бы мягко. Но пошляки скисали сразу. Им уже не хотелось купаться в лучах большой славы, сопровождавшей поэта при жизни. И они отступали – бесполезно, впрочем! Клеймо светловской язвительной и точной остроты уже лежало на таких личностях, иногда – несколько лет или даже весь остаток жизни. >>.

                Да, люди случайные и люди плохие отскакивали от Светлова, не задерживались. А такие люди, как Юрий Олеша, Николай Эрдман, Зиновий Папе’рный и многие другие – замечательные, талантливые, тонкие, чуткие – становились друзьями на всю жизнь. Но сейчас я хочу сказать вот о чём. – После Светлова осталось много записей (вроде дневника, который он не вёл регулярно, как некоторые другие писатели). И не все мысли, которые он записывал, имеют юмористический – иронический характер. Но глубокие – мудрые почти все. Вот некоторые из них. –
               
                «Хороший поэт – гордость нации.»

                «Некоторая грусть необходима веселью, как молибден стали. Хорошая грусть лучше плохого веселья. Радость не бывает в чистом виде. Настоящая радость – это гибрид  прошлого с настоящим. Ничего не пережив, нельзя радоваться».

              «Я часто вспоминаю море. Иногда мне его очень жалко, оно любит покой, а в него бросают бомбы. Оно философски поэтично. А философия и поэзия не любят насилия.»

            << Каждое дело требует квалификации. Никто не может стать ни врачом, ни инженером  без специальной подготовки к этим профессиям. А вот в моём деле многие считают, что никакой квалификации не нужно. Была бы так называемая «душа». Отсюда и идёт массовая плохая любительщина… Это заблуждение многих, и многим это заблуждение приносит радость. >>

                «Самое трудное для молодого – быть молодым. Хорошо было англичанину Байрону, когда он погиб за Грецию. Хорошо было погибнуть Лермонтову от пули Мартынова. А хорошо ли мне, состарившемуся и поучающему молодёжь, погибнуть за великое дело?.. Трудно ли быть молодым? Мне не трудно!»

              «Душе не всегда необходимо  пламя. Оно нужно главным образом тогда, когда ты борешься, а когда ты по-сердечному беседуешь с друзьями, нужен огонёк, на который сбегаются зрители и читатели.»

              Вернёмся к юмору Михаила Светлова. -- << Он не только порождал эпиграммы – стихотворные и прозаические – в огромном количестве, -- пишет Виктор Ардов. – Не только рассыпал вокруг себя шутки в любое время и в любой обстановке. Он  ещё и свою лирику всю насквозь проперчил ироническими образами и мыслями, игрою слов, остротами и неожиданными сопоставлениями, образами и выводами. Чего стоит, например, определение: «Два ангела на двух велосипедах»-- так поэт определяет свою молодость и любовь. >>. А эти строки:

«Пятнистые кошки по каменным зданьям
К хвостатым любовникам шли на свиданье…»

                А  эти:

«Ты стать моей мечтой могла бы
Но – боже мой – взгляни назад
За мной, как в очереди бабы,
Десятилетия стоят…»

«Не вчера, не завтра, не когда-то
Я от всех любимых вдалеке
У своей фантазии богатой
Кучером сижу на облучке…»

              А как замечательно начало шуточного стихотворения, написанного во время войны, на фронте:

«В гордости и уваженьи
Сохраню я милый образ Жени.
Все порывы молодого часа
Я храню, как старая сберкасса…»

                А вот совершенно изумительное – по яркости и неожиданности образа – четверостишие:

«Хоть звёзды ещё не погасли,
Хоть спят и земля и моря,
Встаёт на подсолнечном масле
Поджаренная заря.»
                А вот несколько эпиграмм Михаила Светлова:
                К. Паустовский.
Он с удочкой стоит неутомимо,
Он знает, в чём задача рыболова, --
Чтоб не ленивой тушею налима,
А рыбкой золотой сверкнуло слово.
        (Шарж на К. Паустовского по картине В. Перова «Рыболов»).

             С. Маршак.
Труднейших множество дорог,
Где заблудиться может Муза,
Но все распутья превозмог
Маршак Советского Союза.
           (Шарж на С. Маршака по картине В. Васнецова «Витязь на распутье»).

              Молодые поэты.
Пейзаж знакомый. День весенний.
Уж тает снег. Бегут ручьи.
На веточки стихотворений
Слетелись юные грачи.

Нам дорог каждый голос новый,
Мы все у юности в плену…
Мы круглый год встречать готовы
Литературную весну.
              (Шарж на Р. Рождественского, Е. Евтушенко, А. Вознесенского, В. Берестова, Е. Винокурова, В. Солоухина, Г. Поженяна по картине А. Саврасова «Грачи прилетели».

                А. Райкин.
В день современный пламенно влюблён,
Оружием сатиры он сражается,
И на советскую эстраду он
Всегда, как на трибуну,
                поднимается.

               Можно было бы ещё много привести примеров остроумия Михаила Светлова, но – остановимся и продолжим рассказ о  пути поэта.   
                В 1950-м году он пишет стихотворение «Солдатский сон»  -- оно – по-моему – отсылка к Великой Отечественной войне, лет пять назад закончившейся.

Опрокинут забор дощатый,
Песни, крики со всех сторон –
Из-под Фастова все девчата
Устремились в солдатский сон.

Спят бойцы… Посреди землянки,
В неподвижном кругу солдат,
Встали пышные киевлянки
И с любовью на них глядят.

Хоть и снятся,  а впрямь живые.
И в предутренней тишине
Слышат сосны и часовые,
Как солдат говорит во сне:

-- Дай мне руку свою, виденье,
Наклонись к моему плечу,
Не желаю я пробужденья,
Я с тобою побыть хочу.

Помнишь тополь у старой хаты,
Что стоит на краю села?
Не меня ты ждала, а брата!
Не ко мне, ты к нему пришла!

Знаешь, сердце как удивилось
В этой временной тишине:
Что же ты не ему приснилась?
Почему ты явилась мне?

Он ведь ранен ещё на марше,
Он навек оставляет нас.
Твой любимый Карпенко – старший
Доживает последний час.

Он лежит в блиндаже комроты,
И хоть это недалеко,
Не пройдёшь ты через болото, ---
Через сон перейти легко.

Ты простись со своим желанным,
Слёзы девичьи урони…
На обратном пути, Оксана,
В сон солдатский мой загляни.

Мне бы в сырости этой жуткой
Ощутить бы твоё тепло!..

Снам – конец. Наступает утро.
Над болотами рассвело.

                В 1952-м из-под пера большого русского поэта выходит патриотическое стихотворение – «Россия».

Россия! Ведь это не то что
Ямщик – захудалая почта.
Россия! Ведь .это не просто
Плакучая ива у моста.

По оползням древних оврагов
Медвежьей походкой века
Прошли от последних оврагов
До первого большевика.

И пусть, по преданьям старинным,
Богатства не счесть твоего, --
Кончалось аршином сатина,
Россия, твоё щегольство.

Тебе сквозь кабацкую сладость
Несла перекатная голь
Свою однодневную радость,
Свою ежедневную боль.

Неловко поправив рубаху,
К мучительной смерти готов,
На лобное место без страха
Взошёл Емельян Пугачёв.

Сквозь гущу полярного мрака,
Махая в пути посошком,
Учиться к московскому дьяку
Идёт Ломоносов пешком.

Встаёт петербургское утро,
Безмолвно стоит караул,
На Софью Перовскую грустно,
Прощаясь, Желябов взглянул…

Россия во мраке казённом
Склонялась над каждым казнённым,
Россия без слёз и без жалоб
Прекрасных сынов провожала.

И пишет чиновник приказный
Ещё и ещё имена…
За казнями следуют казни,
Идёт за войною война.

За русской добычей богатой
Японский спешит капитал,
И навзничь ефрейтор женатый
Среди гаоляна упал…

А время над миром голодным
Неслось и неслось неспроста, --
В истории Прага и Лондон
Свои занимают места.

-- Трудиться нельзя безвозмездно!
Спасайте бездомных ребят! –
Тревожно партийные съезды
Ударили в русский набат.

Как труден, Россия, как горек
Был путь исторический твой!..
Но вот я уже не историк,
А битвы участник живой.

Да! Я принимаю участье
В широких шеренгах бойцов,
Чтоб в новое здание счастья
Вселить наконец-то жильцов!

Недаром я молодость отдал,
Россия, за славу твою,
Мои комсомольские годы
Ещё остаются в строю.

Полвека я прожил на свете,
Но к юности всё же тянусь,
Хотя подрастающим детям
Уже патриархом кажусь.

Спокойные пенсионеры
О прошлом своём говорят,
А рядом идут пионеры,
Как сто Ломоносовых в ряд.

Они электричество знают,
Грядущее зрят наяву,
Пред ними с любовью склоняет
Природа седую главу.

Пред ними дубы вековые,
Как верные стражи в пути…
По мирным просторам России
Идти бы ещё да идти!

Не то чтобы в славе и блеске
Другим поколеньям сверкать,
А где-нибудь на перелеске
Рязанской берёзою встать!

 
 

 

                Во второй половине 1950-х г. г. Светлов переживает свою вторую молодость, о чём свидетельствуют  его стихи этого времени. Одно из них – стихотворение «Горизонт», созданное в 1957 г. (кстати, и в нём есть свойственный Михаилу Аркадьевичу юмор).

Там, где небо встретилось с землёй,
Горизонт родился молодой.
Я бегу, желанием гоним.
Горизонт отходит.  Я за ним.

Вот он за горой, а вот – за морем…
Ладно, ладно, мы ещё поспорим!

Я в погоне этой не устану,
Мне здоровья своего не жаль,
Будь я проклят, если не достану
Эту убегающую даль!

Все деревья заберу отсюда,
Где живёт непойманное чудо,
Всех зверей мгновенно приручу…
Это будет, если я хочу!

Я пущусь на хитрость, на обман,
Сбоку подкрадусь… Но как обидно –
На пути моём встаёт туман,
И опять мне ничего не видно.

Я взнуздал отличного коня –
Горизонт уходит от меня.
Я перескочил в автомобиль –
Горизонта нет, а только пыль.

Я купил билет на самолёт.
Он теперь, наверно, не уйдёт!
Ровно, преданно гудят моторы.
Горизонта нет, но есть просторы!

Есть поля, готовые для хлеба,
Есть ещё неузнанное небо,
Есть желание! И будь благословенна
Этой каждой дали перемена!..

Горизонт мой… Я ищу твой след,
Я ловлю обманчивый изгиб.
Может быть, тебя и вовсе нет?
Может быть, ты на войне погиб?

Мы – мои товарищи и я –
Открываем новые края.
С горечью я чувствую  теперь,
Сколько было на пути потерь!

И пускай поднялись обелиски
Над людьми, погибшими в пути, --
Всё далёкое ты сделай близким,
Чтоб опять к далёкому идти!

         Ещё и конец философский!..

              Михаил Светлов считал, что стихи должны заражать читателя. Поэт Марк Соболь вспоминает -- << он (Светлов – В. К.) заражал нас всех чуть ли не мальчишеской (по его литературной биографии – комсомольской) верой в прекрасное, неприметно заставлял открываться с лучшей своей стороны; мы все становились какими-то (здесь вовсе не каламбур) просветлёнными. >>
                << В наше время для многих на первый план вышли материальные блага, появилось и окрепло понятие «престиж», -- пишет тоже Марк Соболь. – Ничего похожего Светлову не нужно было, не было у него ни загородного особняка, ни официальной славы, ни руководящей должности. Он делился с нами иным богатством – «Сказкою, строкой стихотворенья, // Всем своим запасом волшебства». Ему были нужны все людские радости и беды, весь необъятный мир человеческих душ, вся жизнь, чтобы пропустить через своё сердце и, обогатив собственным поэтическим даром и видением, отдать людям. >>.
                << Стихам Светлова противопоказана любая фальшь, каждая строчка искренна (это опять М. Соболь – В. К.)… И – вот великая тайна подлинной поэзии! – вы, читатель, мгновенно чувствуете, что ни одна буковка в строчке не врёт. Поэт обладал  удивительным свойством делать высокое – житейским, а обыкновенное – высоким. >>.

Как мальчики, мечтая о победах,
Умчались в неизвестные края
Два ангела на двух велосипедах –
Любовь моя и молодость моя.

Иду по следу. Трассу изучаю.
Здесь шина выдохлась, а здесь – прокол,
А здесь подъём – здесь юность излучает
День моего вступленья в комсомол.

И, к будущему выходя навстречу,
Я прошлого не скидываю с плеч.
Жизнь не река, она противоречье,
Она как речь, должна предостеречь –

Для поколенья, не для населенья,
Как золото минуты собирай,
И полновесный рубль стихотворенья
На гривенники ты не разменяй.

Не мелочью плати своей отчизне,
В ногах её не путайся в пути
И за колючей проволокой жизни
Бессмертие поэта обрети.

Не бойся старости. Что седина? Пустое!
Бросайся, рассекай водоворот,
И смерть к тебе не страшною, простою,
Застенчивою девочкой придёт.

Как прожил ты? Что сотворил? Не помнишь?
И всё же ты недаром прожил век –
Твои стихи, тебя зовёт на помощь
Тебя похоронивший человек.

Не  родственник, ты был ему родимым.
Он будет продолжать с тобой дружить
Всю жизнь, и потому необходимо
Ещё настойчивей, ещё упрямей жить.

И, новый день встречая добрым взглядом,
Брось неподвижность и, откинув страх
Поэзию встречай с эпохой рядом
На всём бегу,
На всём скаку,
На всех парах.

И вспоминая молодость былую,
Я покидаю должность старика,
И юности румяная щека
Передо мной опять для поцелуя.

                В 1959 г. вышел поэтический сборник Михаила Светлова «Горизонт», -- читатель обрёл ещё одну книгу любимого поэта. В конце 1950-х – начале 1960-х г. г. Светлов пишет особенно много. Многие стихи, написанные в это время, относятся к лучшим созданиям поэта. Напр., стихотворение «Советские старики».

Ближе к следующему столетью,
Даже времени вопреки,
Всё же ползаем по планете
Мы, советские старики.

Не застрявший в пути калека,
Не начала века старик,
А старик середины века,
Ох, бахвалиться он привык:

-- Мы построили эти зданья,
Речка счастья от нас течёт,
Отдыхающие страданья
Здесь живут на казённый счёт.

Что сказали врачи – неважно!
Пусть здоровье беречь велят…
Старый мир! Берегись отважных
Нестареющих дьяволят!..

Тихий сумрак опочивален –
Он к рукам нас не приберёт…
Но, признаться, весьма печален
Этих возрастов круговорот.

Нет! Мы жаловаться не станем,
Но любовь нам не машет вслед –
Уменьшаются  с расстояньем
Все косынки ушедших лет.

И, прошедшее вспоминая
Всё болезненней и острей,
Я не то что прошу, родная,
Я приказываю: не старей!

И, по-старчески живописен,
Завяжу я морщин жгуты,
Я надену десятки лысин,
Только будь молодою ты!

Неизменно моё решенье,
Громко времени повелю –
Не подвергнется разрушенью,
Что любил я и что люблю!

Ни нарочно, ни по ошибке,
Ни в начале и ни в конце
Не замёрзнет ручей улыбки
На весеннем твоём лице!

Кровь нисколько не отстучала,
Я с течением лет узнал
Утверждающее начало,
Отрицающее финал.

Как мы людям необходимы!
Как мы каждой душе близки!..
Мы с рожденья непобедимы,
Мы – советские старики!

                А вот -- хрестоматийное стихотворение Светлова – оно в числе самых известных его творений  ---- «Моя поэзия» (1957 г.).

Нет, жизнь моя не стала ржавой,
Не оскудело бытиё…
Поэзия – моя держава,
Я вечный подданный её.

Не только в строчках воспалённых
Я дань эпохе приношу, --
Пишу для будущих влюблённых
И для расставшихся пишу.

О, сколько мной уже забыто,
Пока я шёл издалека!
Уже на юности прибита
Мемориальная доска.

Но всё ж дела не так уж плохи,
Но я читателю знаком –
Шагал я долго по эпохе
И в обуви и босиком.

Отдался я судьбе на милость,
Накапливал свои дела,
Но вот Поэзия явилась,
Меня за шиворот взяла.

Взяла и выбросила в гущу
Людей, что мне всегда сродни:
-- Ты объясни, что’ – день грядущий,
Что’ – день прошедший, -- объясни!

Ни от кого не обособясь,
Себя друзьями окружай.
Садись, мой миленький, в автобус
И с населеньем поезжай.

Ты с ним живи и с ним работай
И подними в грядущий год
Людей взаимные заботы
До поэтических высот.

И станет всё тебе понятно,
И ты научишься смотреть,
И, если есть на солнце пятна,
Ты попытайся их стереть.

Недалеко, у самой двери,
Совсем, совсем недалеко
События рычат, как звери,
Их укротить не так легко!

Желание вошло в привычку –
Для взрослых и для детворы
Так хочется последней спичкой
Зажечь высокие костры!

И, жаждою тепла влекомы,
К стихотворенью на ночлег
Приходят все – и мне знакомый
И незнакомый человек.

В полярных льдах, в кругу черешен,
И в мирной жизни, и в бою
Утешить тех, кто неутешен,
Зову Поэзию свою.

Не постепенно, не в рассрочку
Я современникам своим
Плачу серебряною строчкой,
Но с ободочком золотым…

Вставайте над землёй, рассветы,
Струись над нами, утра свет!..
Гляжу на дальние планеты –
Там ни одной берёзы нет!

Мне это деревцо простое
Преподнесла природа в дар…
Скажите мне, -- ну, что вам стоит! –
Что я ещё совсем не стар,

Что жизнь, несущаяся быстро,
Не загнала меня в постель
И что Поэзия, как выстрел,
Гремела, била точно в цель!

                Я не знаю точно,  с какого времени, но скорей всего с 1950-х г. г., Михаил  Светлов работает с поэтической молодёжью – ведёт семинар в Литературном институте им. Горького.  Как он работал с молодыми поэтами, что он сам думал об этой работе? Вот одно из его выступлений (уж не первое ли – вводное? Может быть):

                << В спорте, как вы знаете, есть институт тренеров. Это вовсе не значит, что тренеры играют, например, в футбол лучше, чем тренируемые, или что в борьбе тренер сильнее, чем борец; напротив, хороший борец может положить своего тренера на лопатки. Но дело в том, что тренер знает приёмы.
                Я буду работать с вами в качестве старшего тренера.
                Как мы будем вести наши занятия? Мы будем импровизировать. Не ждите от нас пощады… Мы будем подходить к вам с точки зрения того, что каждый из вас обязан быть классиком. Только при таком подходе можно найти то, чем вы владеете, и выяснить, чего у вас не хватает. Мы будем к вам требовательны, как к себе. Это обязательно…
                У меня подобрался коллектив моих товарищей – талантливых людей, и мы примерно люди одного вкуса. Поэтому у нас не будет разнобоя в оценках. Не потому, что мы будем  заранее сговариваться, а потому, что по многолетней совместной работе мы знаем, любим друг друга. Несомненно, что и у нас с вами установятся такие же взаимоотношения.
                Я не люблю вести семинар так, что сидят «старенькие» и сидят «молоденькие», что вот, мол, мы мудрые, мы вас научим. Мы также в состоянии говорить и делать глупости, но всё же наш возраст и стол позволяют нам делать суроовую и справедливую оценку. >>.

                Сам Светлов всячески старался помочь тем молодым поэтам, в которых видел настоящий талант, поддерживал их. Например, он написал 3
 рецензии на стихи Евгения Винокурова – рецензии положительные. Он угадал в нём будущего большого поэта. А Винокуров впоследствии и семинар в Литературном  институте будет вести! Поддерживая талантливых и растущих поэтов, он был суров, если читал стихи, плохо написанные, с большим количеством недостатков. Рецензий таких у него тоже много. Причём он мог критиковать и поэтов известных – напр., литовского поэта, уже признанного во времена Светлова – Эдуардаса Межелайтиса.

                Из записей Михаила Светлова:

                «Поэт – это не человек, который пишет стихи.  Поэт – это явление.»               

                «Дело вовсе не в том, что мы разберём какое-то стихотворение. Мы собрались не для этого, а для общения. Общение – великое дело. Общение поэтов должно быть пожизненным.»

                «Любого культурного человека я берусь в три месяца научить печататься. Но научить его быть поэтом я не могу.»

                «После каждого стихотворения читатель должен быть обогащённым. Если я не получаю нового, выраженного с резкой поэтической  страстью, мне незачем читать.»

                «Станиславский говорил, что на сцене надо играть  для одного зрителя в самом заднем ряду.
                Не  думайте, что поэту просто, легко войти в народ. Если народу нравится, а нам не нравится – это плохо. Если нам нравится, а народу не нравится – это тоже плохо.
                У народа большая жажда. От жажды он может пить и мутную воду. А наш долг – давать народу только чистую воду, процеженную сквозь фильтры высокой квалификации.»

                «Когда мне было шестнадцать лет, я уже печатался, хотя и писал очень плохо. Первое моё выступление в одном из клубов прошло под аплодисменты. Но не мог же я всю свою дальнейшую  работу строить  на аплодисментах комсомольцев…
                Не  верьте аплодисментам!  Вчера я видел спектакль, где всё сработано на старых приёмах… В конце пьесы шесть свадеб. Это что-то невероятное по безвкусице. Но представляете,  с какими горящими глазами выходили зрители из театра! Разве на это мы должны ориентироваться? Демагогией  куда легче взять, чем настоящим художественным вкусом. Давайте условимся: мы пишем для народа, но написанное нами пропускаем через фильтр, который представляем мы: я, он, вы, все. Тогда вы увидите,  насколько всё станет чище, благороднее и без всякой демагогии.»

                «У меня есть три настоящих стихотворения. Считают, что это немало… Если в Союзе писателей тысяча поэтов и каждый из них напишет по три хороших стихотворения, то получилось бы то, чего не было  даже в великолепном  девятнадцатом литературном  веке.»

                «Года два назад вышла моя книга. Однажды в трамвае я увидел, как один пожилой человек читал её. Первое моё желание было спросить у него: «Ну как , интересный я собеседник?» Но, конечно, я не сделал этого.
                Обязанность поэта – быть интересным собеседником.»

                Вернусь к работе Светлова с молодыми поэтами.
                Обращаясь к слушателям своего семинара в Литературном институте, Светлов говорил: << Вы часто употребляете слово «люблю». О любви нужно писать конспиративно. Вместо слова найти суть. Избегайте износившихся слов – этого восточного рахат-лукума. Иначе вы будете молодой древностью >>. А в его записях разных лет есть такие слова: «Я сравнительно легко переношу свои несчастья. Если ты настоящий художник, то твоё счастье должно быть всеобщим, а несчастье – обязательно конспиративным. Чем больше уходит несчастье в подполье, тем оно трагичней… Демагогия принадлежит всем. Настоящее чувство далеко не всем. Как я хочу, чтобы следующее за мной поколение научилось отличать чувство от демагогии.»

                Чувства в строю (1958-й год).

Любовь – не обручальное кольцо,
Любовь – это удар в лицо
Любой несправедливости!
                И в этом
Я убедился, будучи поэтом.
О дружбе возглашают не фанфары,
А двух сердец согласные удары,
И, скромное, ты не трубишь призывно,
О благородство, ---- ты конспиративно.
Я убеждаю всех без всякой меры,
Что чувства наши – не пенсионеры,
Они со мной – солдатами в строю,
И я – поэт – им звания даю.
Какое чувство сделать генералом?
Такое, что заботится о малом,
Такое, что истратило все средства,
Конфетами одаривая детство…
Но как же я оставлю без вниманья
Моих старшин – мои воспоминанья?
Воспоминания! Со мной вы жили – были,
Но пионеры в горны затрубили,
И вижу я уже не день вчерашний,
А будущее, словно флаг на башне.

                «Любовь – не обручальное кольцо», -- пишет  Михаил Светлов. Так наверное, у него и было – после не слишком удачного 1-го брака судьба послала ему женщину, которую он любил до конца своих дней. Родам Ираклиевна Амирэджаби – его Любимая… У него мало любовной лирики. Два стихотворения – из раннего – вы уже прочитали – в этой моей композиции. Несколько стихотворений, написанных в 1950-е – 1960е г. г. навеяны (или вызваны) его большой Любовью.  Одно из тех стихов, которые я предлагаю вашему вниманию, дорогие мои читатели, так и называется -- «Любовь».

Быть может, в разговорах откровенных,
Шагая с молодёжью по нови,
Увижу я средь лиц обыкновенных
Встревоженную мордочку любви…

Поверь мне, ты ничуть не постарела,
Что’ для тебя земная дань годам!
Бегут двадцатилетние пострелы
По светлой стёжке – по твоим следам.

До старости, до смерти сохранится
Твой образ, появившийся вдали, --
В простом платке, а над тобой зарницы
Грузинским садом пышным расцвели.

Сама заря стоит у изголовья,
Ночь для тебя сменяет караул…
Я с твоего плеча с такой любовью
Бестактного комарика стряхнул!

И этих чувств волшебных излученье
Сейчас меня на подвиг позовёт,
Отчаянное кровообращенье
Сейчас мне стенки сердца разорвёт!..

Рассвет, как долгожданное известье,
Явился к нам. Мир полон ворожбы.
Возьмём лукошки, милая,  и вместе
Пойдём по чудеса, как по грибы.

И приютит нас древняя дубрава,
И старые дубы прошелестят:
«Такой любви мы не видали, право,
Чтоб не солгать, лет этак пятьдесят!» (1958 г.).

                Почтальонша.

О счастье! Тропка дней всё тоньше,
Но наяву, а не во сне,
Как молодая почтальонша,
Однажды ты зайдёшь ко мне.

Я распишусь. Ясна повестка,
Но тут же сразу я пойму,
Что счастье – это ведь невестка
Стихотворенью моему.

О счастье! Не забудь о долге!
Ты – связь моей родной Руси,
Ты не задерживайся долго,
Ты дальше письма разноси.

И в каждом сереньком конверте
Пусть все соседи там и тут
Не сообщение о смерти,
А о рождении найдут…

Кричит отец в родильном доме:
-- Скорей, сиделка, позови!.. –
Весна. За окнами в истоме
Воркуют голуби любви.

Дневное выполнив заданье,
Уходит девушка домой,
Но к почтальонше на свиданье
Явился слесарь молодой.

Они идут. Звенят трамваи,
Мелькают города огни…
Идут под ручечку, не зная,
Что очень счастливы они.

Они не ведают, впервые
Поцеловавшись у ворот,
Что их, как письма заказные,
Как телеграммы, счастье ждёт…

Я умудрился, мой читатель,
На долгом жизненном пути
Той почтальонше – получатель –
Повестку счастья принести.  (1958 г.).   

                Замечательное стихотворение и – «Тайны», написанное тоже в 1958-м.   Михаил Светлов – Волшебник стиха – дарящий нам свои стихи – Чудо из чудес…
    Я всё время довольствуюсь малым,
     Мне ль судьбу свою надо дразнить
   Не мечтаю я стать генералом,
    Чтоб военные тайны хранить.

Жизнь диктует в движении гулком:
-- Человек! Бесконечно живи,
Чтоб по улицам и переулкам
Все разбрасывать тайны свои.

Мальчик в грусти непреодолимой
Пьёт у будки дешёвенький квас.
Я тебе, мой читатель незримый,
Тайну мальчика выдам сейчас.

Мыслит девочка в страшном рыданье,
Что не так она жизнь провела,
Что бестактной была на свиданье,
Что косички не так заплела.

Вот с пьянчужкой иду я под ручку –
Одному одиноко в пути.
Это тайна: он пропил получку,
И домой неприятно идти.

Вот чиновник, покой не нарушив,
Стал счастливым, прилёг на кровать –
Хорошо свою мелкую душу
Государственной тайной считать!

Люди здравствуют и поживают,
Мне бы только их тайны постичь, --
 Эти тайны меня соблазняют,
Как охотника редкая дичь…

Всё же, что заключается в главном?
Разве мир представлений исчез?
Наше время – не в тайном, а в явном
И в обыденном мире чудес.





      





            



               
               
  Обычный большой промежуток.


               



                Одно из самых интересных и, на мой взгляд, значительных стихотворений Михаила Светлова – стихотворение «Голоса». Родилось оно в 1961 г., и, конечно же, связано с началом космической эры.

Я за счастьем всё время в погоне,
За дорогой дорога подряд.
Телевиденья быстрые кони
Бубенцами в эфире звенят.

Будто с самого детства впервые
Вижу я тёмно-синюю высь,
Где в обнимку летят позывные
И с романсами переплелись.

До чего же нам стали привычны
Голоса с беспредельных высот!
Люди в небе живут как обычно –
Кто поёт, кто на помощь зовёт.

И возможно, что за небосклоном
Он живёт среди звёздных миров –
Не записанный магнитофоном
Околевшего мамонта рёв.

Мы – живущие вместе на свете –
Разгадали не все чудеса.
И бредут от планеты к планете
Крепостных мужиков голоса.

И быть может, на всех небосклонах
Повторяются снова сейчас
Несмолкающий шёпот влюблённых
И густой Маяковского бас.

Пусть звезда не одна раскололась,
Но понятный и вечно живой
С хрипотцой Циолковского голос
Не замолк на волне звуковой.

С детства не был силён я в науке;
Не вступая с учёными  в спор,
Я простёр постаревшие руки
В нестареющий синий простор.

Мне близки эти дальние звёзды,
Как вот этот заснеженный лес…
Я живу, потому что я создан
Для людей, для земли, для небес.

Я хочу овладеть чудесами,
Что творятся в космической мгле, --
Небо полнится голосами
Тех, кто жил и любил на Земле. 

                По-моему – гениальное стихотворение – Шедевр!!

                А в 1962-м году, когда мы уже осваивали Космос (не только Гагарин, но, вероятно, и Герман Титов летал),  из-под пера Светлова выходит прекрасное стихотворение «Звёздная дорога».

Как огородники гряду за грядкой,
Освоили мы тайны всех дорог.
Летит Гагарин. На него украдкой
Глядит скомпрометированный бог.

Я счастлив оттого, что есть орбита,
Что я подвижен и что я кручусь,
Что я земной, друзьями не забытый
И в очереди к счастью нахожусь.

В чём же судьба моя, судьба поэта?
Мне кажется, что я незаменим,
Мне кажется – подписаны планеты
Великолепным росчерком моим.

Мне эта ситуация знакома, --
В теченье долгом трудового дня
Из космоса, как из родного дома,
Товарищ русский смотрит на меня.

Как хороша ты, звёздная дорога!
Летит Гагарин. Он устал чуть – чуть,
И перед ним торжественно и строго
Блестит кремнистый лермонтовский путь.

                В последние годы жизни Михаил Светлов берётся за написание прозы. Впрочем, он пытался писать прозу и раньше. Первые попытки были сделаны ещё на рубеже 1930-х и 1940-х г. г. Из записей Михаила Светлова:
                << Пятый час ночи.
               Те, кто делает советскую литературу, давно уже спят. В пятом часу ночи я один заменяю их всех – я сижу и работаю.
              Стол мой завален шкурками колбасы, съеденной  одним из моих голодных поклонников. На письиенном столе спит моя мать. Мир тебе, старушка! Спи --  я устроился на обеденном…
              Жена моя спит, повернувшись лицом к стене. По стене, как по экрану, проходят её скромные сны. Ребёнок сопит в люльке. Это очень приятно, когда у тебя есть ребёнок и когда он этак приятно сопит.
                Ангелы сна пролетают над моей двухсаженной площадью…
                Я уже, кажется, сказал, что сижу и работаю. Пишу заметки для отдела «Записки писателя». Должен написать о том, как я работаю. Это тоже работа. Для меня особенно трудная, ибо я в последний год мало чего написал Мне было бы гораздо легче написать о том, как я не работаю.
              Халтура! Это существо неодушевлённое, но живучее. Ни одно живое существо так не расстраивало меня.  Поэта – профессионала кормит его литературный гонорар. Если «не пишется» или (что гораздо чаще) нет возможности писать, -- -- надо . халтурить.
               -- Миша! Напиши стихотворение. Мне нужны боты, -- сказала мне жена в одну из «трудных» минут.
               Она шутила. Но в глубине её больших серых глаз я заметил хвостик нелегальной надежды: «А вдруг действительно напишет?!»
               Недавно я ей купил боты…
              Жена моя ни бельмеса не смыслит в поэзии. К стихотворению относится, как конторщица к уроду – хозяину: «Противный, но всё-таки кормит!» Но рецензий не пишет. В ней погибает критик.
              Никогда не писал прозы. Эти заметки – моя первая прозаическая вещь. Начал по Шкловскому. Рублеными фразами. Не мой жанр. Продолжаю иначе. >>

                Проза Светлова (причём художественная) и этот отрывок из его дневника. Причём проза великолепная!
                << Мне нужно было прописать мою домработницу. В отделении милиции мне отказали, в районном отделении тоже, но направили меня в общемосковский паспортный стол, Ленинградский проспект, 12. Ни на что не надеясь, я всё же пошёл. Оставалось ещё часа полтора до того торжественного момента, когда начальство меня примет, и я двинулся пешком.
                Я устал, дойдя до Белорусского  вокзала, и присел на тумбочку. Я знал, что мне скучно не будет. И действительно, произошли две аварии. В обоих случаях автобус раздавил  частновладельческую машину. В обоих случаях виноваты были шофёры автобусов, но милиция считает всех частновладельцев капиталистами, и какой милиционер  откажется оштрафовать  Рокфеллера? Оштрафованные частновладельцы горько зарыдали.
                Развеселившись, я пошёл дальше. К месту своего назначения. И вдруг передо мной возник памятник.  Я удивился. Вчера ещё этого памятника не было. Потом я всё понял. Очевидно,  когда в один день в третий раз идёшь прописывать свою домработницу, начинает усиленно работать воображение. Я примирился с миражом в центре Москвы и решил побеседовать.
                «Вы кому памятник?» -- спросил я. Памятник не ответил.
                Это был памятник средних лет. Почему-то у него на лацкане пиджака красовался значок  Общества спасания на водах.
                Подошла большая группа людей. Молодёжь положила у подножия цветы, пожилые люди – заявления. И тогда я понял, что это памятник бюрократу. И ещё я понял, что он ни за что со мной не заговорит, если я не стану таким же, как он. И я решил стать бронзовым. Я – поэт и для меня такая метаморфоза – пустяк. Я стал почти весь бронзовым.  Почти – потому что я оставил на спине довольно большой кусок чистой кожи. Я знал, что если все клетки на человеческом теле перестают дышать, то человек умирает.
                Памятник улыбнулся.
                << Поговорим, как равный с равным», --- произнёс он.
                «Поговорим», -- согласился я.
                «Я не могу быть интересным собеседником, находясь на пьедестале», -- изрёк памятник. «Через полчаса, -- сказал он, взглянув на вокзальные часы, -- кончается мой трудовой день. Сходим куда-нибудь и за доброй чашей вина искренне поговорим. Вы какое вино пьёте?
              «Я пью коньяк».
              «Я тоже».
             «Куда же я денусь в эти полчаса?»
            «А вы сходите в обувной магазин, тут рядом. Узнайте, есть ли там чехословацкие туфли с узкими носами. Редко, но всё же бывают.»
               «Туфель с узкими носами в магазине не оказалось. Когда я вернулся, памятник уже соскочил с пьедестала.
              В привокзальный ресторан нас сначала не хотели пускать.
              «В верхней одежде нельзя», -- сказал швейцар.
              Мы оставили свою бронзу в гардеробной и заняли столик. Я рассказал памятнику – бюрократу о всех своих злоключениях.
            «Вот что, ---сказал он. – Вы пока что на пути к третьей инстанции. А в девятнадцатой инстанции я главный. Когда до меня доберётесь, мы по знакомству что-нибудь вместе придумаем.»
              «Это очень долго, -- сказал я, -- а участковый-то ежедневно ходит ко мне и грозит штрафом.»
               Памятник – бюрократ почесал затылок.
              «Нашёл! – неожиданно воскликнул он. – Я-то нахожусь на пьедестале только в свои рабочие часы. В остальное время ваша домработница может на нём отлично проживать.»
             Я бросился к телефону.
            «Дуся! – с невообразимой радостью прокричал я . – Всё устроилось. Теперь большую часть дня ты будешь проживать на пьедестале!»
           «Это как же – всё время стоя?» – услышал я в телефонной трубке.
           «Не беспокойся, я всё улажу!»
          Я помчался к покойному французскому скульптору Гудону и одолжил у него вольтеровское кресло.
          И теперь у меня в доме всё благополучно. В рабочие часы учреждений моя Дуся работает – варит обед, стирает бельё, убирает. А в нерабочие часы москвичи (и командированные) могут увидеть на вокзальной площади скульптуру, какой ещё на свете не было: бронзовая домработница на мраморном кресле.
         Всё обошлось благополучно. Для того чтобы прописаться, памятникам не надо проходить много инстанций. >>.

                От этой новеллы Михаила Светлова –(я бы назвал это произведение так) –прямая   дорога к его «Взрослым сказкам». Вот какое предисловие написал к этому  произведению великий сказочник нашего времени, гениальный детский поэт Сергей Михалков:

                << Сказка – ложь, да в ней намёк!
                Добрым молодцам урок. >>

                C детства знаем мы наизусть эти пушкинские строки. Но некоторые почему-то ошибочно полагают, что «добрые молодцы» и «молодицы», для которых пишутся сказки, -- это непременно дети. Да, многие считают сказку лишь одним из жанров детской литературы, ибо, по их мнению, только мальчишки и девчонки должны ходить на уроки, готовить уроки и «получать уроки».
                А разве взрослые люди ни в каких «уроках» уже не нуждаются?

                Нетрудно доказать, что в мировой литературе созданы классические образцы сказки, адресованной в первую очередь именно тем «добрым молодцам», которые пребывают в юношеском или даже в абсолютно  взрослом возрасте. Их тонкая и умная нравоучительность полезна всем! Такие образцы существуют, к счастью,и в нашей советской литературе.
                Михаил Светлов тоже сочинял сказки. Для многих это прозвучит открытием. Но не неожиданным, потому что настоящая сказка неотделима  от мудрости, от юмора и точной афористичности. А все эти качества как раз и были яркими гранями светловского таланта. Итак, слово – сказкам Михаила Светлова!..

                Жил – был Рубль. И вот однажды он, ударившись  о тротуар,
разбился на десять гривенников.
                О дальнейшей судьбе этих гривенников, каждой в отдельности, и пойдёт моё повествование», -- пишет Светлов. Но надо сказать, что, прежде чем рассказать о судьбе первого гривенника, Светлов написал большое и интересное предисловие. Я его приводить не буду, а сразу – о судьбе 1-го Гривенника.

                << Мой первый Гривенник, освободившись от родительской опеки Рубля, фланировал на улице Горького.
                Он остановился перед магазином готового  платья. За стеклом стояли хорошо одетые манекены и, как всегда, загадочно смотрели вдаль.
              Гривенник постоял, постоял и пошёл дальше. Вот он оказался перед кафетерием и сразу почувствовал, что очень голоден. Он увидел выходящих из кафетерия довольных  и улыбающихся людей, и, как всякий голодный человек, он счёл всех сытых людей негодяями: «Небось, паразиты, икры нажрались!»
                Бунта против сытых он не стал устраивать, а просто подумал, как ему при весьма скудных средствах утолить свой голод. «Только не надо унижаться. Надо всегда быть гордым!» И с видом двугривенного Гривенник вошёл в кафетерий.
               Свободных столиков не было. Он подсел к какой-то пожилой женщине в платье, какие наши женщины не носят. Ему захотелось побеседовать с нею, но из иностранных слов он знал только фамилии приключенческих писателей: «Майн Рид», «Жюль Верн», «Брет Гарт». На таком языке много не наговоришься.
                Иностранка расплатилась и ушла. И тогда официантка обратилась к нему:
                --    Вам чего, молодой человек?
                --  Меню!
                В прейскуранте всё было выше его возможностей. Цены доходили до рубля и выше.
                -- Выбрали, молодой человек?
                -- Я ещё подумаю.
                Как бы ища выхода, он осмотрелся вокруг. Кругом ели.  Кто жадно, кто равнодушно, а кто даже презрительно. Кошка под столиком уминала брошенный ей кем-то остаток котлеты. Она на минуту оторвалась от еды и посмотрела на голодного мальчика. «Бывает же счастье!» -- внутренне промяукала она и снова принялась за трапезу.
                В полном отчаянии Гривенник взглянул на дородную буфетчицу и затем на покрытый изогнутым стеклом прилавок. Цифра «8» привлекла его внимание.
                «Не восемь же рублей, -- подумал Гривенник. – Такого дорогого блюда и на свете нет!»
                Он небрежной походкой подошёл к прилавку и убедился в том, что сдоюбная булочка стоит восемь копеек.
                Теперь он уже уверенно сидел за своим столиком. Подошла официантка.
                -- Ну, как,выбрали, молодой человек?
                -- Знаете, мне как-то расхотелось есть. Но, пожалуй, вон ту булочку я съем. Принесите.
                -- Эту булочку он мог бы проглотить в секунду, но подчинился ресторанному ритуалу. Минут десять он пощипывал  булочку, пока от неё следа не осталось.
                -- Девушка! – громко позвал он. Так подозрительные юноши и девушки кличут официанток. Мой Гривенник хотя и был мал, но успел много чего наслышаться.— Сколько с меня?
                ------ Восемь копеек, -- равнодушно сказала официантка, поняв, что чаевых не будет. Но мой Гривенник был не такой.
                -- Получите девять! – небрежно сказал он. И как только в его руке очутилась сдача, произошло редчайшее на земле явление: мальчик превратился в девочку – Гривенник стал Копейкой.
                И вот девочка Копейка стоит на углу Пушкинской площади и не знает, куда ей деваться. Она неумело поправляет на себе плиссированную юбочку, проверяет  пуговицы на кофточке, лишь бы убить время… и т. д. – дальше – о приключениях девочки Копейки. К сожалению, Михаил Светлов не довёл свои «Взрослые сказки» до конца – остались только его наброски к «Взрослым сказкам» (это кроме похождений Гривенника и Копейки). Но потому, что он успел написать – мы можем судить, что у него был большой дар прозаика! Прочитайте «Взрослые сказки» Михаила Светлова вместе с набросками к ним – не пожалеете – это очень интересно!!

               Я уже говорил, что у Михаила Светлова было особое отношение к Александру Сергеевичу Пушкину. Искусство – это беседа, -- записал он однажды. – Это Пушкин, который с вами разговаривает.» В 1962-м году он написал Чудесное стихотворение о  Пушкине, в конце которого обращается к Великому Поэту.

Будь пушкинским
                каждый мой шаг.
Душа! Не подвергнись забвенью, --
Пусть будет средь новых бумаг
Жить пушкинское вдохновенье.

Пусть мой поэтический труд
Не будет отмеченным славой,
Пусть строчки мои зарастут
Его головой кучерявой.

Не нужно дороги другой –
Удобней, чем наша прямая!
О Пушкин вы мой дорогой,
Как крепко я вас обнимаю!

Не камень, не мрамор, а вас,
Живого, в страданье и муке
Обняли в торжественный час
Мои запоздавшие руки.

                А в 1963 г. Светлов пишет стихотворение «Слово», которое, по моему разумению, примыкает к стихотворению о Пушкине.

О, вдохновения рожденье!
Мне с ним знакомиться дано.
Ко мне является виденье:
«Я – слово, -- говорит оно. –

Везде я. В городе и в поле,
Могу шутить, могу всерьёз.
Я – слово! И меня в подполье
С любовью Ленин произнёс.

Я – слово. Дружат все со мною.
Я – человека впереди…»
О слово русское, родное,
Ко мне почаще приходи!

С тобой и в горе и в веселье
Хочу всегда я рядом быть,
И опьяненье, и похмелье,
И землю с небом ощутить.

Пойду навстречу, а не мимо,
Будь это проза или стих.
Мне слово так необходимо
В кругу товарищей моих!

               
               
               

              17 июня 1963 г. Михаилу Светлову исполнилось 60 лет. Критик и литературовед Зиновия Паперный, близкий друг Светлова,  вспоминает: «Утром я позвонил [ему] и сказал, что хочу его поздравить.
                - А что такое?
                --Но ведь вам шестьдесят лет.
             -- А! Да, верно.
            -- Как вы себя чувствуете?
         --   Не очень. Так… Не особенно.
            В голосе – никакой юбилейной приподнятости, праздничности.
            Есть поэты, которые держатся, раскланиваются, будто именно
сегодня у них круглая дата. Светлов же и в круглую дату ведёт себя так, словно
однофамилец того знаменитого поэта. Его популярность вроде никакого отношения к нему не имеет.
            Большая поэтическая слава не может достучаться до его сознания. <…>
            Все знают слова Станиславского: любите искусство в себе, а не себя в искусстве. Но такого спокойного отношения к себе в искусстве, как у Светлова, я не встречал ни у кого. <…> Светлов владеет талантом быть самим собою, талантом естественности. И скромности.»

                На праздновании светловского юбилея – масса народу. А гости всё прибывают; одни уходят, появляются другие – целуются с Михаилом Аркадьевичем, шепчутся, поют, поздравляют. «Трудно представить себе, ---- пишет Зиновий Паперный, --какое количество похвал, комплиментов, а главное признаний в любви и симпатии падает на одну светловскую душу. Но сам он относится к этому спокойно. Когда кто-нибудь берёт  уж слишком высокую ноту восхваления, юбиляр сейчас же перебивает его шуткой, после чего высокопарность уже невозможна».

                Зиновий Паперный специально к светловскому юбилею написал стихи, в которых попытался передать отношение самого Михаила Аркадьевича к своему юбилею. Стихи эти написаны как бы от лица Светлова:

                Переживём и э то.

                К моему 60-летию.

               
     Я прочёл недавно в «Литгзете»:
У меня шестидесятилетье.

В нашем клубе, в новом светлом зале,
просто давка среди бела дня.
Все кого-то дружно лобызали,
подхожу и чувствую: меня…

Критик,  убелённый сединами,
сыплет превосходно степенями:

Как легко я побеждал преграды,
от прямой не отходил нигде,
Следуя от станции Гренады
до Каховки – далее везде.

Уточнил, что зрел я, но не стар
(старым не бывает юбиляр).

(обычный промежуток)

Я, духовной жаждою томимый,
убежал от этой пантомимы.

Выхожу один я на дорогу,
И дорога кажется светлей.
Всё, друзья, проходит понемногу,
Кончится и этот юбилей.

                Зиновий Паперный вспоминает дальше:
                << Спустя какое-то время после этого дня рождения я позвонил Светлову: завтра будет вечер (посвящённый юбилею замечательного поэта – В. К.), мне поручено «вступслово» (вступительное слово – В. К.), а я обнаружил, что у меня нет мыслей. Не может ли он как-нибудь помочь?
                Он переспрашивает:
                -- Чего нет? Мыслей?
               Как будто я требую чего-то страшно дефицитного.
             -- Вы многого хотите.
          -- Как у Гоголя:  «Не по чину берёшь»?
       -- -- Ну , ладно, приезжайте. Я отпущу вам вне очереди парочку моих волшебных мыслей.
     И вот начинается консультация. Я говорю, что хочу вкратце наметить его творческий путь.
     Он морщится:
     -- Никаких творческих путей.
   Тогда я неуверенно предлагаю:
  -- Может, дать ваш писательский портрет?
-- Никаких портретов.
-- А как?
Он приветливо улыбнулся:
---- Вот так.
Светлов вообще всегда с ходу отвергает, когда предлагают что-нибудь напрашивающееся само собой.
      В начале 1963 года он писал по поводу своего предстоящего шестидесятилетия и пятидесятилетия Смелякова:
            «Я совсем не убеждён в том,  что эти два исторических события будут отмечены  всенародными празднествами. Всё будет протекать нормально. Ни один ребёнок не заплачет, ни один милиционер не дрогнет. Ни один автомобиль не забудет, что он двигатель внутреннего сгорания. Поэты часто об этом забывают» («Литературная газета», 1963, 8 января).
               Пророчество оправдалось: в день его юбилея дети не заплакали и милиционеры не дрогнули, -- но большой зал Центрального Дома литераторов превратился в огромный зал горения, внутреннего сгорания, любви к поэту.
          Если счастье в том, чтобы быть любимым, -- Михаил Светлов был один из самых счастливых людей. Но  только в этом случае. >>.

                К сожалению, я не знаю, когда случилось то, о чём я сейчас расскажу (Я взял эту информацию из Интернета – там была дата не указана). К очередному юбилею Октябрьской революции власти решили наградить 500 деятелей советской культуры. Светлова среди награждённых не было. Не знаю, обиделся ли он на такое невнимание советской власти. Но знаю, что самыми дорогими наградами для него всегда были те, что он получил на фронте, дойдя, как я уже говорил --  до Берлина.

               

                В январе 1964 г., на шестьдесят первом году жизни, Светлов слёг. Врачи поставили страшный диагноз – рак. Эта болезнь, тяжёлая, безнадёжная, не сразу отнимет у него жизнь, прежде будут больничные мытарства, мучения… Он и раньше думал о смерти, даже шутил на эту тему. Однажды придумал  будущую шутливую надпись на стене своего дома: «В этом доме жил и от этого умер поэт Светлов».  Находясь в больнице, однажды он попросил писательницу Лидию Либединскую принести ему пива. «А рак у меня уже свой есть», -- сказал ей Светлов.
               
                Он  записывал в своих записных книжках:
                «Что такое смерть? Это присоединение к большинству»; и ещё:
                «Неужели я столько понаиздавал? Я уже давно должен был стать богачом! А между тем, когда я умру, вскрытие покажет, что у покойника не было за душой ни копейки.»

              В 1962 г., тоже  до болезни, он написал такое стихотворение:

Никому не причиняя зла,
Жил и жил я в середине века,
И ко мне доверчивость пришла –
Первая подруга человека.

Сколько натерпелся я потерь,
Сколько намолчались мои губы!
Вот и горе постучалось в дверь,
Я его как можно приголубил.

Где-то рядом мой последний час,
За стеной стучит он каблуками…
Я исчезну, обнимая вас
Холодеющими руками.

В вечность поплывёт моё лицо,
Ни на что, ни на кого не глядя,
И ребёнок выйдет на крыльцо,
Улыбнётся: -- До свиданья, дядя!

                И вот теперь действительно «горе постучалось в дверь» Михаила Аркадьевича, его последний час действительно рядом… Но он продолжает писать стихи – в любом состоянии Творчество его не покидает. В год своего ухода  он, большой поэт, пишет –

Музыка ли, пенье, что ли, эхо ли –
Что же это зазвучало вновь?
От  вокзала Дружбы мы отъехали
К следующей станции – Любовь.

Кто-то с кем-то навсегда простился,
Чей колёса затоптали след?
И над стрелочницей опустился
Свет разлуки – сумеречный свет.

Будем  вместе во всеобщей давке,
Ну какой тут может быть секрет,
Если из конспиративной явки
Вышла ты,любовь, на божий свет.

Звёздами планета разнаряжена,
Ночь растё т, растёт за часом час,
И заря в тумане ищет скважину,
Чтоб потом насплетничать о нас.

Рано ещё. Чуть взошло светило.
Только – только ночь простёрлась ниц,
И ещё не прикасалось мыло
К неумытым лицам проводниц.

Так оно ведётся год от года –
Шпал мельканье, шёпот проводов,
И обогащается природа
Движущимся утром поездов.

Через все завалы снеговые,
Через летний утренний туман
Комсомольцы Западной России
Мчатся на Алтай и в Казахстан.

Пусть они ни разу не сражались,
Мне смотреть на них не надоест,
Как они воинственно прижались
К сёдлам бесплакартных мест.

Юность расшумелась по вагонам,
Что это творится поутру?
Контролёр отшельником казённым
Ходит в распевающем миру.

Каждый день торчу я на вокзале,
Хорошо б за тыщу вёрст махнуть!
Вежливо мне годы указали
Путь домой – без путешествий путь!

         6 апреля 1964 года

                << Он Светлов – В. К.) знал, что умирает, -- пишет Марк Соболь. – Знал и всё-таки какой-то частицей  души верил в чудо. С ним  совершалась обидная несправедливость. А он не хотел и не умел сдаваться. Ровно за полгода до последней его минуты написано стихотворение «В больнице» >>:

Ну на что рассчитывать ещё-то?
Каждый день встречают, провожают…
Кажется, меня уже почётом,
Как селёдку луком, окружают.

Неужели мы безмолвны будем,
Как в часы ночные учрежденье?
Может быть, уже не слышно людям
Позвоночного столба гуденье?

Чёрта с два, рассветы впереди!
Пусть мой пыл как будто остывает,
Всё же сердце у меня в груди
Маленьким боксёром проживает.

Разве мы проститься захотели,
Разве «Аллилуя» мы споём,
Если все мои сосуды в теле
Красным переполнены вином?

Всё моё со мною рядом, тут,
Мне молчать года не позволяют.
Воины с винтовками идут,
Матери с детишками гуляют.

И пускай рядами фонарей
Ночь несёт дежурство над больницей, --
Ну-ка, утро, наступай скорей,
Стань моё окно моей бойницей!

                << Он (Светлов – В. К.) ещё по своему обыкновению, шутил, ---- вспоминает М. Соболь, -- но те, кто его слушал, улыбались уже через силу. Кто-то достал ему лекарство, по слухам чудодейственное, это был какой-то экстракт из нефти. Светлов понюхал и сказал: «Дело пахнет керосином». Может быть, в это самое время на листке бумаги и появилась странная на первый взгляд строчка: «И вот я умер. Чем бы мне заняться?» >>.

                Но пока Светлов жив, хоть и тяжело, неизлечимо болен. Он составляет  свой последний поэтический сборник, придумывает ему название – «Охотничий домик».

Я листаю стихов своих томик,
Всё привычно, знакомо давно.
Юность! Ты как охотничий домик,
До сих пор в нём не гаснет окно.

Вот, в гуманность охоты поверив,
Веря в честность и совесть мою,
Подошли добродушные звери.
Никого я из них не убью!

Не существованье, а драка!
Друг мой, гончая прожитых лет,
Исцарапанная  собака,
Заходи-ка ты в мой кабинет,

Сколько прожил я, жизнь сосчитает,
И какая мне помощь нужна?
Может, бабочки мне  не хватает,
Может мне не хватает слона?

Нелегка моей жизни дорога,
Сколько я километров прошёл!..
И зайчишку и носорога
Пригласил я на письменный стол.

Старость – роскошь, а не отрепье,
Старость  -- юность усталых людей,
Поседевшее великолепье
Наших радостей, наших идей.

Может, руки мои не напишут
Очень нужные  людям слова,
Всё равно, пусть Вселенная дышит,
Пусть деревья растут и трава.

Жизнь моя! Стал солидным я разве?
У тебя как мальчишка учусь.
Здравствуй, общества разнообразие,
Здравствуй, разнообразие чувств.

                Этот, последний светловский сборник, не увидит свет при жизни поэта – выйдет, к сожалению, вскоре после его ухода. Через 4 года (в 1967 г.) Михаилу Светлову посмертно будет присуждена Ленинская премия.

                В честь Большого русского Поэта называют улицы и библиотеки, а также речной теплоход в популярном фильме «Бриллиантовая рука» (настоящее же название это круизного лайнера из фильма Леонида Гайдая – «Победа»).

                От Светлова осталась последняя тетрадь – он << её любовно называл «полосатенькой», остались листки  с почти неразборчивыми, перечёркнутыми  строчками. Вот что было на одном из них:

Без России не прожил я дня,
Ты, судьба, моя странная странница,
Неужели они без меня,
Все хорошие люди, останутся? >> (из воспоминаний М. Соболя).

                И снова – ситуации из жизни Светлова  ----  его юмор и не только (записано В Субботиным):
                «Встретил свою знакомую из Ленинграда, спрашивает, давно ли она в Москве. Та отвечает, что приехала в связи с 250-летием своего города. Светлов сказал:
                -- Для своих двухсотпятидесяти ты слишком хорошо сохранилась».

                «Спрашивает в Литфонде:
                -- Сколько будут стоить мои похороны?
                -- Три тысячи.
                -- Дайте мне две с половиной сейчас и хороните меня на остальные.»

                << Там, где надо, Светлов был твёрд. Однажды в «Метрополе» кто-то пренебрежительно отозвался о Маяковском. Вечно мягкий Светлов стукнул кулаком по столу.
                -- Маяковский моё знамя, -- сказал он, -- и ни одной буквы его я не уступлю >>. 

                «В последний раз приехал из больницы в ЦДЛ (Центральный Дом литераторов – В. К.) – попрощаться… Его спросили, как он себя чувствует.
                -- Я чувствую себя ангелом, приехавшим в ломбард за своими крыльями.»

                Последнее стихотворение Михаила Светлова написано смертельно больным поэтом  4 мая 1964-го года.   Тяжело читать его – ведь мы-то знаем, что Замечательный Поэт скоро умрёт… Вот оно – то, которое исследователи считают последним (не считая незаконченного стихотворного наброска).

Какой это ужас, товарищи,
Какая разлука с душой,
Когда ты, как маленький, свалишься,
А ты уже очень большой.

Неужто всё переиначивать,
Когда, беспощадно мила,
Тебя, по-охотничьи зрячего,
Слепая любовь повела?

Тебя уже нет – индивидуума,
Все чувства твои говорят,
Что он существует, не выдуман,
Бумажных цветов аромат.

Мой милый, дошёл ты до ручки!
Верблюдам поди докажи,
Что безвитаминны колючки,
Что надо сжирать миражи.

И, сыт не от пищи терновой,
А от фантастических блюд,
В пустыне появится новый,
Трёхгорбый счастливый верблюд.

Как праведник, названный вором,
Теперь ты на свете живёшь,
Бессильны мои уговоры –
Упрямы влюблённые в ложь.

Сквозь всю эту неразбериху
В мерцанье печального дня
Нашёл я единственный выход –
Считай своим другом меня!

                На стихи больше сил не было – Поэт  медленно умирал…

               
               

                Михаил Аркадьевич Светлов умер 28 сентября 1964 г. А год спустя было напечатано (в «Литературной газете «) замечательное его стихотворение, напечатанное как «одно из стихотворений, оставшемся в рабочем столе поэта.  Этим великим стихотворением я и хочу закончить мою композицию о Михаиле Аркадьевиче Светлове, прекрасном русском Поэте…

Нынче не совсем обыкновенный –
Мраморный я к людям прихожу, --
От склероза каменеют вены
Места я себе не нахожу,
Холодом настигнутое тело
Тёплого общенья захотело.

Берегов далёких обитатель,
Стань мне другом, дорогой читатель!
Через двести лет иль полтораста
Я кричу отсюда: «Мальчик! Здравствуй!»
«Девочка моя! Сквозь много лет
Белокаменный прими привет!»

Как всегда, стремился я вперёд,
Оступался – я не скороход.
Будь же проклят дважды или трижды
Тот, кто юность мыслит как печать!

Сердце! Будь интеллигентным, выжди,
Продолжай стучать, стучать, стучать!
Мне в твоём таком ритмичном стуке
Будущее протянуло руки,
И в меня, как в мужа, влюблена
Та, которая ещё не рождена.

Перейдя других времён преграды,
Наши жертвы требуют награды,
Мрамора условность ни к чему…
Мой потомок! Я тянусь к нему!

Он родился, учится ходить,
Мне б его  в штанишки нарядить,
Пистолет купить ему ребячий…
Таковы теперь мои задачи.

И на средства все, что накопил,
Я подарки внукам накупил.
Плавают, не вышли из игры
Чувств моих воздушные шары,
Вьются белки, бегают лошадки
В очень интересном беспорядке.

От любви мой путь всё время ярок,
Жизнь моя – грядущему подарок,
Будущее вижу наяву…
Мрамор дышит – я ещё живу!


 

 


    

«