Эпитафия. Моя последняя подружка

Сегодня ночью поняла, что должна сохранить имя моей кошечки Брыси, с которой жила уже более десяти лет практически молча. Но осознала окончательно, что она не подопечная моя, а настоящая подружка. Вернее – попутчица в путешествии во времени. Я начала чувствовать её приближение. Вернее, я продолжаю его чувствовать даже после того как её не стало Уже более двух месяцев прошло с того дня как её пришлось усыпить. Последнюю неделю она молча и тихо лежала на диванном покрывале рядом со мной ночью и днём, когда мне удавалось присесть рядом. Еду ей приходилось подвигать к самой мордочке, вернее  - окунать мордочку в баночку кошачьих консервов, которые приносила для неё Таня. Пила с трудом – приходилось выжимать ей в рот влажный диск, а ходить ей приходилось под себя – двигаться она не могла уже совсем. Но пока лежала тихо, я просто ждала, что конец её придёт прямо там, где она устроилась. Но нет, последний день она забеспокоилась, мяукнула несколько раз. От боли – так я поняла…
К счастью. есть Марина, моя соседка и приятельница, которая досталась мне после кончины Наталии Михайловны – она кормит целую ораву дворовых кошек и дома у неё они тоже обитают. Так вот Марина, увидев как плохо я хожу, согласилась отнести переноску с Брысенькой в ветеринарную клинику – лечить или усыпить: как скажут врачи. Устраивать её в переноску пришлось мне самой, она не сопротивлялась. Раньше близко её к этой самой переноске поднести – многократно мы с ней в эту самую клинику находились. А тут – я поцеловала её в лапки – голова уже поместилась в глубине – и отдала Марине. Ей врач сказал, что у моей кошечки паралич и инсульт – сделать уже ничего нельзя, только усыпить, чтобы не мучилась У вот её нет в квартире уже много дней, а я всё ещё чувствую волну воздуха как при её приближении. Правда уже слабее с каждой ночью.
А теперь самое время вспомнить как мы встретились и познакомились. В 2012 году около нашего подъезда ошивалась целая группа бездомных кошек – наша председательша кооператива ещё не разогнала эту пёструю компанию. И Наталия Михайловна из первого корпуса тоже приходила сюда их кормить. Но неожиданно среди этих кошек появилась ещё одна кошечка подросткового возаста, которую остальные дружно прогоняли, особенно в момент раздачи еды… Просто гнали и били. А она таилась поблизости и выскакивала, чтобы ухватить кусочек. Приблизившись, я заметила, что она нездорова – у неё гноилось ухо и на глазу виднелось бельмо. Видимо, её долго избивали и ей чудом удалось вырваться.
Мне её стало очень жаль и я старалась её накормить отдельно от других кошек. Кто-то из жильцов нашего кооператива даже пытался её поймать, чтобы забрать к себе, но она не давалась. Был конец ноября, всё холоднее становилось ближе к ночи. Покалеченная кошечка стала прятаться от мороза в сухих листьях, которые кто-то смёл под мой балкон – я ведь живу на первом этаже. А у меня в это время жил кот Кеша, вполне здоровый и самодостаточный. Но в последний вечер ноября мороз усилился, и я почувствовала, что не могу не думать о замерзающей под моим балконом кошечке – накинула куртку и вышла за дверь подъезда. Не успела я нагнуть голову, чтобы заглянуть в глубину под балкон, как больная кошечка кинулась ко мне на грудь и прижалась всем туловищем к меховому воротнику. И с ней, так крепко ко мне прижавшейся, вернулась в квартиру… Кеше на неё посмотрел без особого интереса. Она же, заметив его, спрыгнула с моего плеча и кинулась под ванну, в темноту.
Так у меня появилась эта молодая чёрная кошечка. Которую тут же обозвала Брысей. Кеша – полосатый серо-белый красавец, жил у меня уже несколько лет, а презентовала его мне Наташа, главная моя подруга за всю жизнь, хотя встретились мы с ней только когда я переехала в Москву. Мы с ней жили одновременно в Ленинграде в пятидесятые годы, даже по улице Петра Лаврова она студенткой ходила в один из филиалов Мединститута, а училась всего лишь в четвёртом классе. Но как оказалось позднее, любили в Эрмитаже одни и те же залы. И эти общие воспоминания об одновременной жизни в Ленинграде как-то очень сблизили нас – было схожее мировосприятие, которого более ни с кем в жизни не ощущала…
Так вот, маленького Кешу Наташа спасла – он был малюсенький, только что рождённый котёнок, один из четырёх – трое уже остыли, оставленные вряд ли по своей воле только что разродившейся кошкой. Наташа его подняла, согрела и выкормила из шприца тёплым молоком. А когда он подрос и окреп, подарила (отдала!) его мне – у неё уже жили две кошки, а я страдала после кончины кошечки Дымки…
Так появился у меня Кеша, и жили мы с ним вполне дружно и складно: он любил прыгать и скакать по квартире, когда подрос. О Кеше у меня написан уже отдельный текст, и даже напечатан был в книжке «Промежуточные нейтроны». Но о Брысе ещё при жизни Кеши очень помню один эпизод. Она быстро приняла своё подчинённое место, не вылезала из тёмных закутков в моей однокомнатной квартире, ела после Кеши, иногда они даже играли. Но вот наступила необходимость её стерилизовать – в ветеринарной клинике определили, что ей уже восемь месяцев. Прошла эта операция для неё без осложнений, на другой день ей нацепили на брюшко кукольный фартучек (прямо с игрушечной фабрики, что ли). Фартучек это был ситцевый, синий в белые цветочки, обшитый по краям белой ленточкой. И кошечка в этом фартучке напоминала девчонку, постоянно убегающую от Кеши, то есть от мальчишки. Трогательный очень был у неё вид… Наверное фартучек этот припрятан где-то и сейчас.  А Брыся привыкла не попадаться на глаза по возможности, а прятаться в квартире в недоступных местах. Например, под кухонным диваном. Поэтому и сейчас, когда её не стало, мне кажется, что она спряталась и просто не хочет выходить
Я ощущаю её присутствие и сейчас, когда прошло почти два месяца после её усыпления. Брысенька была очень нешумной кошкой – почти не мяукала, когда хотела намекнуть что голодна – просто усаживалась возле своих мисочек на кухне Не лезла ко мне на руки – просто вспрыгивала на диван, если я сидела на нём в это время и не препятствовала, чтобы я её гладила. Или даже вспрыгивала на меня, на ноги. Но ненадолго. Очень была независима и самодостаточна.
Когда я уходила из дома, просто громко говорила: «Я ухожу. Не волнуйся. Скоро приду». И при возвращении она ждала меня в коридорчике – сидела, навострив ушки. Настороженные ушки у неё торчали почти всегда.
Моя троюродная сестра Натали Карпышева всю жизнь занималась животными и по любви, и по профессии. У неё дома всегда настоящий зверинец, но в основном она специалист по собакам. Однако Брысю запомнила – как она всегда лично при наших встречах присутствовала – вылезала из своих тайных убежищ, сидела или лежала в углу дивана на кухне, а иногда даже забиралась на колени к моей гостье. Натали сразу почувствовала в ней личность.
     Я не заметила, когда она заболела. У неё давно, ещ1когда она жила на улице, гноилось правое ухо – доктор Горохов А.В. пытался это гнилое ухо лечить, выписывал лекарства, я добросовестно выполняла все манипуляции, но ничто не помогала. В конце он предложил сделать ей трепонацию черепа, но я конечно же не согласилась И перестала её беднягу в эту клинику таскать А тут и доктор Горохов перевёлся куда-то в другое место… Вторым уязвимым местом  Брыси был правый глаз с бельмом, но я уже знала, что лечить пятно бесполезно, и оно её практически не беспокоило.На протяжении 12 лет, которые мы с ней жили вместе в одной квартире, ухо у неё то начинало гноиться, то проходило само собой…Но не зафиксировала, когда начал интенсивно гноиться уже другой глаз – левый. И ещё точно не запомнила, когда кошечка моя начала испытывать трудности при мочеиспускании и опорожнении желудка. Глаз слезился гноем всё интенсивнее, но Брыся уклонялась, когда я пыталась гной убирать ватным косметическим купоном. Она даже начала мяукать перед тем как взобраться на свой лоток. Так я прошляпила начало её болезни – до того как целые комья гноя накапливались на мордочке и становились всё увесистее.. Иона оставляла лужицы не дойдя до своего лотка, а какашки находила даже на ковролине в комнате. Усиливался и запах, о чём всё настойчивее говорила мне Танюша при своих еженедельных приходах. Как я понимаю теперь, это уже были следствия её болезни, которая возможно жила в ней ещё до того, как я принесла её в квартиру…
Сподвижница – вот какое словцо пришло в голову сегодня ночью, когда я вспоминала мою кошечку. То, что она присутствует  где-то очень близко, ощущаю еженощно. Но только сегодня догадалась, что она взяла на себя мои хвори. Ведь как диагностировал врач из ветклиники, её главные хвори: паралич и инсульт. Я как раз вчера вечером поняла, что именно в эту сторону меня и тянет. Двигаюсь по дому с трудом, дрожат руки, шатает, но ничего не болит. (Тьфу-тьфу!). А утром понимаю, что могла и не проснуться в эту ночь, снова стала бояться, что не сразу откроют дверь квартиры, лучше не запираться. И слово сподвижница  означает, что рядом со мной Брыся меня оберегала. Брала на себя мои недуги. Не попутчица, не соседка, не подружка. Уже более двух месяцев как мой дом осиротел, а я всё ощущаю её где-то поблизости.
 Она по окраске была чёрненькая, но на груди белая звёздочка, а ниже белело пузико. И очень гладкая, мягкая шерстка, когда я её гладила. Прикосновения (не тактильность!) было нашим главным способом общения и взаимопонимания. Я благодарна Тому, кто нам эту возможность послал… Мне представляется, что нежность и податливость её шерстки есть отражение её нежность души, потому и не могу с ней расстаться…