Парень, который решил стать деревом

Он бродил босиком по пыльным тропам бытия,
Где каждый шаг – чужой, и каждая мысль – не своя.
Душа его, как птица, билась в клетке суеты,
И взор ловил лишь тени несбывшейся мечты.
Он думал: "Мир – обман, и люди – просто пыль,
Зачем спешить куда-то, если впереди – штиль?"
И в голове рождались странные слова:
"Я стану деревом, пускай шумит листва."

Припев
Он выбрал корень, вытянул свой ствол,
Забыл про смех и боль, и жизни произвол.
Стоял, раскинув ветви в небосвод,
И думал: "Вот теперь никто не лжет".
А корни проросли в сырую глубину,
И сердце превратилось в древесную смолу.
Он стал осиной или, может быть, ольхой,
Шептал ему лишь ветер: "Ты теперь – другой".


Мигали звезды, падал на землю первый снег,
Он слушал, как по венам движется сок-оберег.
Прозрачные сосуды, как струны, пели в нем,
И птицы вили гнезда под теплым рукавом.
Он видел, как менялись лица городов,
Как таяли надежды и звенели провода.
Он стал свидетелем бесшумной тишины,
Избавившись от собственной вины.

Припев
Он выбрал корень, вытянул свой ствол,
Забыл про смех и боль, и жизни произвол.
Стоял, раскинув ветви в небосвод,
И думал: "Вот теперь никто не лжет".
А корни проросли в сырую глубину,
И сердце превратилось в древесную смолу.
Он стал осиной или, может быть, ольхой,
Шептал ему лишь ветер: "Ты теперь – другой".


Но вот однажды, ближе к январю,
Когда мороз раскрасил и зарю,
Услышал он шаги, скрип снега под ногой,
И звон топора, пронзивший тишину покой.
"Какая ель!" – раздался чей-то бас.
"На Новый год – как раз!" – пронесся глупый сказ.
И рухнул ствол, и ветви задрожали,
А звезды, что на нем висели, вниз упали.


Лежал он, обрубленный, в праздничном убранстве,
Под мишурой и светом в суетном пространстве.
На нем горели лампы, а в нем жила тоска,
Что даже дерево не спрячет от клинка.
И дети веселились, не зная, что внутри
Он снова стал собой, отчаянно парив.
И думал он: "Куда теперь идти?
Ведь даже деревом не удалось мне обрести
Покоя".