Заратустра

***
В окна заходит свет.
В сердце заходит радость.
Вот уже много лет:
брезжило и смеркалось,
хмурилось и цвело,
пахло и увядало.
Солнечное стекло -
разве же это мало?
Бережно развяжи
тот узелок-котомку
памяти, где стрижи
бабочки и иконки,
и полюби опять
то, что бывало прежде,
от головы до пят.
Празднично,
нежно-нежно. 

***
Темнела ночь. Шумела синева.
Деревья гнулись. Что-то в этом роде.
Хотелось быть, но не существовать
в природе. 

Хотелось сна, но только полусна. 
Весны хотелось, но ещё не скоро, 
и голоса, не выкажет лица
который. 

Не выкажет лица, но повторит
всё то, что подзабылось ненароком,
который знает о большом внутри,
широком,

о самом важном - пусть он говорит!
И эта синева шумит, как море.
И ночь темнеет. И снег. Снег рябит
в повторе.

Пусть будет всё вполночи, впол-лица,
вполголоса среди земных молчаний, 
до края сна, до точки, до конца.
Пророчь мне, проповедуй, прорицай,
по-о-бе-щай мне.

***
С утра просыпаешься - вот они,
родные твои стихи, -
гуляли меж аэропортами
и числами двадцать четвёртыми
и пятыми и, истёртыми,
вернулись - предвосхити!

Такие они хорошие. 
А где же вы были, где,
когда не на жизнь порошило,
смеркалось, рвалось, горошило,
и было совсем непрошено,
и в омуте, и в беде.

Случайное слово, кажется,
а может оно из тех,
что будут ещё, отважатся,
и сделаются, и скажутся,
недаром, звеня, куражится
рождественский этот снег.

Недаром чернеет синее,
кропленное звёздной мгой,
протяжное, паутинное
небесное нёбо с инеем
и дымкой наперебой. 

Недаром - недаром - вовремя,
во время чумной звезды.
Родные мои, всё скоро и
на двадцать четыре стороны,
за всё, что навек надорвано,
с несказанной высоты.

***
Так говорил Заратустра.
Так мне и снишься ты.
Так проступает утро
спичкой из темноты. 

Что же оно такое
в тихом твоём лице?
Так не хотят покоя
в самом уже конце.

Завтра приснишься снова. 
Так не бывать беде!
Так из простого слова,
брошенного нигде,
вдруг вырастает ветка,
облако и река.

Снись мне хотя бы редко.
Изредка. Из-ред-ка.

***
Мне сделалось тридцать восемь,
мне слышится белый шум.
И что-то меж дымных сосен
я тихо произношу.

И что-то по краю сада,
и что-то на кромке льда.
Мне большего и не надо
теперь уже - никогда. 

Терпения и покоя
и ласточки за окном.
Прощенье, оно - такое:
по всем, что по ни по ком.

Мне видится синий город
и кипенная звезда
и свет от неё, который
так долго, что навсегда.