Вступиться за овечек долг святой!

Вступиться за овечек – долг святой!
Так молвил главный лесничий, кряжистый такой.
И созвал он сходку, чтоб решить вопрос,
Как от волчьей наглости овечий род уберечь всерьёз.

Совет собрался – волки да медведи,
Лисицы хитрые, да зайцы-соседи.
Овечек, правда, не позвали – чтоб не смущать,
Да и к чему им тут, когда закон вершат!

Решили так: коль волк овцу обидит,
То овца вправе жалобу подать.
И волка строго суд тогда увидит,
И справедливость в лес вернётся вспять!

Но вот беда – закон-то вроде есть,
Да только волки всё равно хитрее.
Овца в суд явится – а волка и не счесть,
И дело тихо заминают, еле грея.

Так и живём – закон для виду вроде,
А волки всё таскают, как и прежде.
И думаешь порой – а что в природе
По-честному, по-божески, по-братски?

А между тем, в лесу молва пошла,
Что, дескать, волки вовсе не виновны.
Мол, овцы сами волкам на хвост пришли,
И провоцируют, чтоб было что им вспомнить.

И будто бы, закон-то справедлив,
Да только овцы им злоупотребляют.
Чуть что не так – бегут в суд, словно в тир,
И волка честного напрасно обвиняют.

И вот уже, глядишь, и сам лесничий
На овец косится с подозрением.
Мол, слишком много жалоб, неприлично,
И волки, может, жертвы обольщения.

А овцы что? Молчат, да в кучу жмутся,
И шерсть от страха дыбом поднимается.
И знают, что закон – он как лоскут,
Который вмиг в руках волков меняется.

И думаешь порой, куда податься,
Когда закон – лишь ширма для обмана.
И как овце от волка защищаться,
Когда вся власть в руках у хулигана?

И понимаешь вдруг, что дело не в законе,
А в том, кто этот самый закон вершит.
И что пока волк в судейской тоге,
Овце надеяться на правду не стоит.

И остаётся лишь одно – сплотиться,
И вместе против волчьей стаи встать.
Иначе волки всех овец съедят,
И некому будет в лесу правду искать.