Похождения Мончика. ч. 5

 Ч. 5.
ВОЛЧЬИ СТРАХИ

-Алло!Привет.Собираешься
на эти выходные приехать?
   - Привет, батя! Не знаю пока.За молоком и творогом могу приехать. Картошка заканчивается. Надо бы у вас взять ведерко. Тушенка, сало, грибы соленые в холодильнике есть. Пока не надо.
    - Я тебе не про продукты
 говорю. Это вы с мамкой решайте, что брать тебе с собой.. Мишка сосед заболел. Надо сетки сходить проверить. Уже две недели стоят.
    - Понял. Значит тогда точно
 надо приехать. Окей. Ждите в пятницу вечером. Баню протопи. Здесь негде помыться, только в доме в тазике. До общественной бани идти три километра. Не захочешь такую парилку.
   - Да, баню подготовлю к
твоему приезду. Днем затоплю. К 19.00. будет готова. К этому времени доберешься, если не будет метели. Ты, это, осторожно! Волки опять в деревню повадились. Вчера у Тамарки собаку загрызли. Позавчера у Ваньки  пес пропал. Серые рядом с поселком пасутся. Давно их не было. Снега выпало в этом году много. Волкам трудно охотится в лесу. Вот и прут к человеческому жилью с целью полакомится.
   - Ты Шарика не отпускай с
цепи. Хотя по таким сугробам они и через забор перепрыгнут. Во двор могут попасть, где будка.
   - В хлеву запираем на ночь.
Пусть с шакалами ночует. Там не достанут. Да и шум поднимет, если пытаются пролезть внутрь.
Ладно, давай. Мне еще надо дрова колоть и в баню воду таскать.
  - Пока. Приеду в пятницу.
Договорились. - Мон положил трубку телефона и вновь сел за печатную машинку. “Шакалами”отец называл овец. Репортер стал стучать по клавишам и на белом листе бумаги появились первые строки будущей статьи: “Собрание акционеров леспромхоза началось не совсем обычно При входе в Дом культуры в фойе раздавали пакеты с едой. Набор из сухпайков: галеты, печенье, конфеты, бутылка подсолнечного масла, пачка заварки, по банке тушенки и сгущенки. В кабинете, который служил гримеркой и примерочной,Дома культуры, стояли столы с яствами и алкогольными напитками: водка и ром. Любой работник леспромхоза перед собранием акционеров мог выпить и закусить. Тут же в фойе бухгалтер и кассир предлагали продать свои акции за наличный расчет. Акции предприятия, которые получили работники при приватизации леспромхоза, стали иметь реальную, хоть и небольшую стоимость. Для чего они нужны? Теперь голосуют на собрании не поднятием руки, как в колхозе у каждого один голос, а акциями. У кого их больше, тот и прав. Для этого руководство и скупает у работников их право голоса. Ну, и времена настали! А обещали, что “кто был ничем, тот станет всем”, то есть хозяева предприятий теперь сами работники”.  Мон убрал пальцы с клавиш печатной машинки и задумался. Если бы он тогда знал, что не пройдет и пяти лет и этому леспромхозу, как и двум другим в районе, придет полный конец и эти акции не будут стоить и медного гроша при процедуре банкротства предприятий. Но об этом пока не знали ни директоры, ни бухгалтеры, ни их замы. Все еще верили в перестройку и в то, что став хозяевами предприятий, они горы свернут, костьми лягут, но выведут производство из кризиса и станут миллионерами. Наивные люди. Воспитанные на вере в светлое будущее и лучшие времена, граждане тогда еще не понимали, что лучшие времена уже прошли. Наступили худшие. Не для всех, конечно. Кому война, а кому и мать родна! Это было во все времена. Стык 20 и 21 веков не исключение.
    Наступила пятница. Этот день выдался пасмурным и серым. Светло на улице стало ближе к 11 утра. В 14.00. уже почти стемнело. Электричка отправлялась из райцентра в 16.20. В 15.00. Мон закончил строчить статью на печатной машинке, отдал текст корректору на проверку. Далее окончательную правку делает ответственный секретарь. Компьютеров тогда не было и про интернет никто не знал. Мон быстрым шагом пошел домой. На сборы 15 минут и вприпрыжку он помчался на станцию, чтобы не опоздать на поезд. Следующая электричка пойдет на север только на следующий день в семь утра. Пассажирские поезда в лесу на заброшенной станции не останавливаются, кроме почтово-багажного поезда Вологда-Мурманск. Он отправляется из райцентра днем в 14.00. и на него Мончик с работы  никак не успевал. “Веселый”- так называли этот состав из-за того, что он останавливается возле каждого столба и стоит долго. Из 12 вагонов только два пассажирские в хвосте поезда, остальные - багажные, в которых везут почту и посылки. Их нужно разгружать на каждой станции, поэтому вместо 1 минуты на маленьких станциях "веселый" может стоять 5-10 минут.
    Мон спешил на вечернюю электричку и буквально заскочил в вагон за пару минуту до отправления. Он был одет в шерстяной свитер, дубленку из овчины. Под брюками солдатские кальсоны из белого хлопка.  На голове шапка-ушанка, на руках и ногах шерстяные рукавицы и шерстяные носки, связанные матушкой из шерсти овец. В полупустом рюкзаке только пустые стеклянные банки, которые мать просила привезти назад после использования. Она перед тем, как в них разлить тушенку, сваренную дома на печке, их дезинфицирует в кипятке. Варит из заколотой свиньи тушенку в большой 15-литровой кастрюле. На горячие банки закатывает железные крышки с резиновыми прокладками. Для полной консервации, ибо если внутрь попадает водух,мясо быстро портится. В холодном погребе такая тушенка может храниться не один год. Поросята идут под убой осенью и весной.
   Мон  сел на деревянную  скамейку внутри первого вагона. Пассажиров было немного, человек десять. Большинство из них выйдут через полчаса на следующей крупной железнодорожной станции. В теплом вагоне, прислонив голову к стене возле окна, он решил полчасика вздремнуть. Больше нельзя. Если проспишь полустанок в лесу, то придется выходить на следующей станции Заполярный Круг, а оттуда идти по лесу до шахтерского поселка уже не пять, а 11 км. Так уже случилось один раз летом: проспал! Одно дело проспать остановку летом, когда не холодно и нет снега. В этих широтах не темнеет и круглые сутки солнце не опускается за горизонт. Зато в летние месяцы мучает другая напасть: комары и мошкара! Всю дорогу от них отмахиваешься березовыми ветками, сорванными на обочине проселочной дороги. Это - помогает, но не спасает. Нужно постоянно одной рукой махать перед лицом и шеей. Полчища кровососов прорываются через эту искусственную преграду. Они жужжат над ухом и успевают жалить за шею, лицо, лоб, руки, сквозь носки на ногах,  через брюки или рубашку, если это не джинсы из плотного материала. Пока человек идет пешком по лесу, продолжается  борьба кровососов и их потенциальной жертвы, которая сотнями уничтожает их ударами ладони. Их размазывают по одежде и телу, оставив  мокрое место. На смену погибшим в неравной борьбе кровопийцам приходят новые полчища! И чем дальше в лес, тем больше кровососов.
    Зимой ситуация другая. Борьба за выживание преобретает другие формы. Не завязнуть бы в снегу, не сбиться с пути в метель, когда занесло лыжню. Не замерзнуть, когда мороз и температура воздуха минус 25 градусов. И темно. В морозную ночь лишь звезды и луна слегка освещают путь. Это даже не фонари на столбах вдоль дороги, а подвешенные на огромной высоте тусклые, едва заметные светильники. Они не разгоняют темноту полностью, а лишь разбавляют кромешную темень. За счёт отражения их свечения на белом снегу видно очертания лыжни или деревьев в нескольких метрах от смотрящего. Глаза человека быстро привыкают к темноте. Если бы  расширились зрачки на весь глаз, как у кота, видел бы как кошка. А  так заметны только очертания, а не предметы.
    Мон внииательно смотрел в окно электрички и считал станции. Иногда электропоезд делал непредвиденные остановки в лесу, подбирая железнодорожников. На всякий случай Мон выходил с вещами в тамбур и ориентировался по путейской избушке, сложенной из просмоленных керамзитом шпал. Она была размером 5 на 2,5 метра. Стояла в нескольких метрах от железнодорожного полотна. Внутри была печь-буржуйка из листов железа. Она согревала домик, пока горели дрова. В крайнем случае, если заранее заготовить чурки, в ней можно было переночевать до утра и в морозную ночь. Железнодорожникам, которые осматривали и ремонтировали пути, такие избушки у железнодорожного полотна нужны были для отдыха, обеда и ожидания электрички.
      Мон всегда садился в первый вагон, который обычно останавливался, проехав мимо домик. От света из окон вагона он заметил в темноте очертания знакомого строения. Электричка остановилась и открылись двери вагона со стороны леса, а не соседней железнодорожной колеи. Принцып, как и в метро. Только это не город, а лес. Мон спрыгнул со ступенек на снег. Кроме него никто больше не вышел из вагонов в этой глухомани. Электричка свистнула сигналом гудка, и быстро покатила прочь. Стук колес по рельсам становился все тише и тише.
“Так, что мы имеем?” - подумал Мон, прислушиваясь к звуку удаляющегося поезда. Вокруг стало темно и первые мгновения Мончик свою руку не видел, которая держала лыжи. Постепенно глаза привыкле. Мон посмотрел на небо. Оно было хмурое, без единой звездочки и без луны. Тучи закрыли свет. Поэтому стояла такая непроглядная тьма. Мон вспомнил, что бывало и похуже и потемнее. Зимой хоть снег за счет своей белезны делает видимыми очертания деревьев и дороги.
      Однажды осенью  отец довез на мотоцикле в воскресенье вечером до этого полустанка. Проезжая дорога для мотоциклов вела до старой железнодорожной насыпи, где когда-то была станция. Потом отсыпали новую линию напрямую через озеро, убрав резкий поворот. Станция стала не нужна и от нее осталось пара полуразрушенных домиков. По старой железнодорлжной насыпи до новой идти около километра пешком. Отец высадил Мончика из коляски “Урала”,  развернулся и укатил домой. Свет фар освещал дорогу,  и стоило мотоциклу развернуться, как наступила непроглядная мгла.  В первые секунды Мон опешил. Он не видел собственных рук. До старой насыпи от дороги нужно было пройти 100 метров через кусты берез, ив и рябин. И эта сотня метров превратились в мучение.Стояла темень, как под землей в шахте, где не видно ни зги. Мон двинулся вперед на ощупь и время растянулось в целую вечность. Несколько минут он  шел эти несчастные сто метров, выставив руки перед собой и постоянно натыкаясь на ветки деревьев. Тропинки под ногами  видно не было и он ее быстро потерял. Шел на ощупь, выставляя вперед ногу и щупая землю, чтоб не оступиться. Камни, пни, деревья, ветки, ямы превратились в  преграду. Когда же наконец, вышел на старую насыпь, на которой больше не было ни рельсов, ни шпал, а только гравий под ногами, идти стало легче. Глаза немного привыкли к темноте, Деревьев на насыпи нет,  и дорога относительно ровная. От того места, где остановился мотоцикл, до железнодорожных путей расстояние меньше километра. Путник буквально на ощупь старался идти быстрее, чтобы не опоздать на электричку. Перспектива возвращаться домой пять километров в такую темень пугала. Споткаясь и ругаясь, Мон дошел до железной дороги. Через пять минут появилась электричка, которая свиснула, остановилась, подобрада путника и быстро стала набирать скорость. “Успел! “- с облегчением подумал Мон.
     Зимой ночью в лесу светлее, чем осенью. За счет белого снега.  В мороз он будто светится изнутри от света луны и звезд на небе. В пасмурную погоду,  когда на небе не видно звезд, снежный покров позволяет видеть очертания леса, дорожной колеи или лыжни. В нескольких метрах перед собой можно различить силуэты предметов или деревьев.
     Мон с грустью посмотрел вслед удаляющемуся поезду. “Следующая электричка остановится только утром. Если остаться здесь ночевать, то надо искать в лесу  дрова. Темно, хоть глаз выколи. А у меня нет даже фонарика. Можно, конечно, ломать высохшие ветви сосен. А вокруг железной дороги один березняк. Да и топора нет. Много ли на лыжах насобираешь и натаскаешь дров в избушку? На это уйдет час или два. За это время я до Карельского дойду. Что тут думать? Надо действовать. Вставай на лыжи! “ - ободрял себя Мон. У него были широкие охотничьи лыжи, которые одевались прямо на валенки. Креплений на них никаких не было. Носок обуви просовывался между лыжиной и полукруглым широким ремнем из брезентовой плотной ткани. Лыжные палки Мончик никогда не брал с собой, ибо они нужны были только на крутых подъемах. Через два километра будет скалистая горка, не особенно крутая. В крайнем случае, можно снять лыжи и пройти пару десятков метров пешком. Снег не такой глубокий в декабре.. В феврале случаются сильные метели и тогда наметает большие сугробы. В марте самое лучшнн время ходить по лесу на лыжах. Ночью температура опускается до минус 15 градусов. Днем светит солнце и оттепель. Кромка снега за день подтаивает, а ночью замерзает. Образуется наст, по которому на открытыз местах можно даже ходить без лыж и не проваливаться. Мончик вспомнил, как в детстве по насту катались на санках и один год он был настолько прочный, что по снежному лесу гоняли на великах. Это было прикольно, особенно улететь черз руль, когда у какой-нибудь сосны или ели наст слабее и на скорости переднее колесо внезапно проваливаетмя в снег на половину. Велосепедист по энерции перелетает через руль и бухается в сугроб. У детей от этого радости были полные штаны.
     Охотничьи лыжи пропитывались осенью горячей смолой. Это и есть деревенская лыжная мазь, ибо другой не было. Поверхность не скользкая. Смола скорее делала лыжи устойчивыми к мокрому снегу, который благодаря ей не налипал сильно толстым слоем на поверхность.
   Мон одел на валенки лыжи и сделал первые шаги. “ Темно-то как! - подумал он. - Лучше бы мороз был и звезды на небе”. Он едва различал впереди очертания дороги, лыжни и деревьев на обочине. Мон осторожно скользил, двигаясь вперед со скоростью 3- 4 км в час. Он вдруг вспомнил последний  звонок отца на работу и предупреждение о том, что по ночам вокруг поселка пасутся волки. “Как же я не подумал об этом раньше? Торопился как всегда не опоздать на электричку. Даже кухонного ножа с собой не взял. И топорик дома оставил! “ - с сожалением подумал он.  Не каждую зиму, но периодически волки наведывались и грызли собак. Но чтобы они нападали на человека... Такого не было никогда! По крайней мере, он бы об этом слышал. Надо было хоть патроны взять от ружья у соседа-охотника, чтобы стоял запах пороха, которого боятся серые хищники. Ибо охотник у них единственный враг в лесу,  который представляет опасность. Мон прибавил ходу, стараясь идти быстрее, но так, чтобы  не вспотеть. Ему хотелось добраться до поселка, пока нн наступила ночь. Всякие нехорошие мысли крутились в голове. Он старался сквозь темноту различить деревья и что возле них. Поэтому постоянно оглядывался и мотал головой по сторонам. Пройдя примерно 2 километра, Мон стал подниматься на скалистую горку. Здесь вдоль дороги не росли высокие сосны и ели, а на обочине стояли редкие березы.
    В горку идти не так весело, как катиться по лыжне вниз. Путник запыхался и тяжело дышал. Вдруг ему показалось, что он слышит какой шорох. Мон невольно остановился и стал прислушиваться. С опаской оглядыватлся по сторонам, чтобы быть готоввм к внезапной атаке. В лесу стояла мертвая тишина. Возле деревьев на обочине ничего нельзч было рассмотреть. Ветки сливались в одну серую массу. “ "Что это было? Что за шум? Может в кустах прячутся и караулят волки? Что ж я фонарик не взял и нож?  Может это от страха померещилось? Бывают же в пустыне у людей галлюцинации, когда им кажется, что впереди озеро с водой.”, - мысли проносились в голове одна за другой. Он стоял и прислушивался. Тишина. Не слышно не звука. Как на кладбище. “Почудилось, наверное.  Но я же слышал в кустах какой-то шум. Надо идти. Я посредине пути. Угораздило же меня влипнуть в эту историю”...
   Мон сделал несколько шагов вперед. И, вдруг, ужас обуял его. Сердце стало бешено колотиться и секунды превратились в минуты. Его бросило в жар и он буквально взмок от пота. Все это продолжалось мгновение, может быть самое долгое в его жизни. Он застыл от ужаса и сразу не понял, что произошло.  Громкий шум, хлопки, шуршание.Мон остолбенел. А случилось следующее.
     Когда Мончик сдедал вперед несколько шагов, буквально  в метре-двух от лыж из под снега вылетели косачи или глухари. Кто их в темноте разберет! Это относительно тяжелые птицы, которым для взлета нужен разбег. Поэтому на ночь они зарываются в снег на открытом пространстве на пригорке, на скале или на дороге. И делают в стороне под снегом запасной выход на случай атаки хищником. Лыжи Мона скрипели по снегу и птицы это услышали. Под снегом они стали пробираться к выходу и этот шум услышал путник. Он остановился и стал прислушиваться. Замерли и тетерева, чтобы не выдавать свое место положение. Когда человек двинулся вперед, птицы ринулись вперед и стали взлетать. Их было две или три особи. А может и больше. Они выпорхнули из под снега и полетели, набирая высоту. В темноте в первые мгновения Мон не понял, что произошло. Он застыл, как вкопанный. Он буквально взмок. Шум крыльев взлетающих птиц вывел его из шокового состояния. Точнее, птицы уже удетели, и до него стало доходить, что это дичь, а не волки окружили его.
    Мон выдохнул, вытер руковицей пот со лба и включил десятую скорость. Оставшиеся два с половиной километра до поселка буквально летел на лыжах, не останавливаясь, не глядя по сторонам и не прислушиваясь к тому, что вокруг происходит. Ему уже было все равно. Только одна мысль побыстрее добраться до дому будоражила сознание. И лишь когда он вышел на пригорок возле отвала старой шахты и до поселка оставалось 300 метров по прямой, он почувствовал облегчение.  Уже были видны уличные огни на столбах возле домов, Мон вздохнул с облегчением и сбавил скорость. Первым у калитки его встретил пес Шарик, который радостно вилял хвостом и лаял. Мать услышала и вышла на крыльцо. Мон поставил лыжи под навесом и зашел в дом. Во дворе стояла натопленная баня.. И только а парилке, обливаясь уже потом от высокой темперетуры, а не со страху, Мон почувствовал себя в полной безопасности. Какое же жто счастье, быть дома среди людей, поддавать парку, а не быть одному посреди ночного дикого, страшного и темного леса!