Цой жив!

Тяжёлой поступью солдатской,
Глядя на стёкла у витрин,
Идёт прохожий Петроградской,
Взывает к робости морщин.

Живёт он в городе обычном,
Где ночью светят фонари.
Машины ходят здесь ритмично,
Скончался кто-то у двери.

В субботу вечером тоскливо
Пойдёт он с девушкой в кино.
Ей лишь бы петь и быть красивой,
Ему домой пора давно.

Одна лишь теплится надежда,
Развеять сумрак затяжной.
Она кричит ему поспешно:
Попробуй спеть зараз со мной.

Ведь ты был раньше не бездельник
Плясал под твист, пел рок’н’ролл.
Теперь же попросту нахлебник,
Скучаешь даже под футбол.

И я, и город, и планета,
Мы все больны уж тяжело.
С ума сошли, под шум кассеты
Стенание стука  отвлекло.

Оставим наших двух героев,
И сменим улицу и двор.
Ведь город всё же продолжает
Жить жизнью, хоть уже темно.

Найдём типичный муравейник,
Где люди бродят там и сям.
На лавках капли от портвейна,
Троллейбус ходит по часам.

Но жизнь здесь биться начинает
Лишь с наступлением темноты.
Ведь по брусчатке прошагают
Анархий гордые сыны.

Сидели громко, пили пиво,
Гуляли ночь всю до утра.
Подметил кто-то справедливо:
«Наш дом безъядерный, пора!»

У них есть время, нету денег,
И место сделать шаг вперёд.
Придётся горько за бесценок
В котельной вкалывать весь год.

Троллейбус сжечь - уже подавно
Возникла мысль - глухой рефрен
Пронзает души, и нещадно
Сердца их жаждут перемен.

Но вот и утро наступает,
И муравейник снова встал,
Как солнце ласкового мая,
Как трактора и как металл.

В парадной рядом очутились
И анархисты, и чета.
Взаимно злобно покосились,
И разбежались кто-куда.

Один лишь парень одинокий
В кожанке чёрной и в штанах
Нечаянно взглянул на окна,
А рядом с ними и стена.

Она исписана подавно:
«Серёга лох», «Володя бог»,
«Продам гараж», а еще явней:
«Антон плюс Маша есть любовь».

Но эти надписи так блеклы,
На фоне лишь шестёрки букв.
Написано так гордо бегло,
Начертано как громкий звук.

Оставим детям эти строки.
Их эхо верно сохранив,
Узнают пусть родные внуки,
Что вот уже века «Цой жив!»

21.06.2025