Respice post te! Hominem te memento!

              (ОБЕРНИСЬ! ПОМНИ, ЧТО ТЫ ВСЕГО ЛИШЬ ЧЕЛОВЕК!*)


Т.

                Memento mori


На днях кто-то умер:
Камень огромный в карьере
Скатился на буровую машину.
Он смертью своею напомнил мне о Булгакове.
И о том, что и я, может быть,
Буду «выключен» также внезапно?
На случай такой повторюсь:
Сожгите;
Включите Nirvana
(Начать можно с Radio Friendly*…).
Кресты и поминки - отбросьте,
Взамен накормите голодных собак,
Сбор проведя для приютов.
(И, может, приснится им что-то получше?!*)

На камне пишите Проперция строчки:
«Qui nunc iacet horrida pulvis,
unius hic quondam servus amoris erat»*.

(Смышлёный читатель может припомнить:
Letum non omnia finit*
И камень Иосифа,
Но уверяю, о том, что и это цитата из трудов Секста -
Я узнал чуточку позже.
Если точнее, то вечером!
Вирш писал утром.

Рим… Бродский…
Можно вспомнить,
Как писал он римскому другу,
Что осень скоро придёт,
Всё в округе меняя.*)

Рожу мою не рисуйте!
Лучше - кудрявого Мальчика с луком.
И тысячи стрел, что в грудь мне
Этот проказник вонзил.

А можно и просто сбросить в канаву -
Мне разницы нет никакой.

Моритуро 20.06.2025

* Из главы 33 «Апологетики» Тертуллиана.

В Древнем Риме эта фраза произносилась во время триумфального шествия римских полководцев, возвращающихся с победой. За спиной военачальника ставили раба, который был обязан периодически напоминать триумфатору, что, несмотря на свою славу, тот остаётся смертным.

* Memento — императив единственного числа недостаточного глагола memini. Mori — инфинитив отложительного глагола morior. Дословный перевод — «вспомни о том, что будешь умирать»

* «Radio Friendly Unit Shifter» (с англ.«Альбом, звучащий на всех радиостанциях») — песня американской гранж-группы Nirvana, впервые выпущенная на третьем и последнем студийном альбоме коллектива «In Utero»

* отсылка к песне группы ДМЦ - Что снится собаке?

* цитата из Секста Проперция (II книга XIII элегия)
 «Кто ныне лишь пепел холодный,
Был когда-то рабом, верным единой любви».

* На лицевой стороне надгробия поэта Иосифа Бродского нанесены его инициалы на русском и английском языках, а также годы его жизни. На обратной же стороне выгравирована цитата из Проперция на латыни: Letum non omnia finit, что с дословным переводом означает - Со смертью все не кончается/Не всё кончается смертью.

Традиционно для ленивых и любознательных:
С.Проперций

II.XIII

В Бактрах столько бойцы ахеменовых стрел не готовят,
Сколько мне их Амур в грудь остриями вонзил!
Настрого впредь запретил изящных муз презирать он
И среди них повелел в роще Аскрейской мне жить, —

Не для того, чтоб дубы пиэрийские мне подчинялись
Или с исмарских долин мог я зверей уводить, —
Нет, но скорей для того, чтоб дивить мою Кинфию песней:
Тут инахийского б я славою Лина затмил.
Но привлекает меня отнюдь не красивая внешность

Женщины и не ее гордость делами отцов;
Сладко мне было б читать в объятьях разумницы милой,
Чей утонченнейший слух песни оценит мои.
Этого лишь бы достичь, а смутные толки народа —
Ну их; мне верным судьей будет моя госпожа.

Если вняла бы она и мир бы со мной заключила,
Вынес бы я без труда даже Юпитера гнев!
В час же, как темная ночь навеки закроет мне очи,
Слушай, какой соблюдать надобно чин похорон:
Лики предков моих пусть не тянутся шествием длинным,

Пусть не возносит труба жалоб напрасных судьбе.
Незачем телу лежать на ложе из кости слоновой,
Незачем спать мертвецу на атталийском одре.
Пусть с благовоньями чаш не несут вереницей; пусть справят
При погребенье моем скромный плебейский обряд.

Хватит мне, хватит вполне, коль в процессии будут три книги:
Как величайший свой дар их Персефоне снесу.
Ты же, ты следом пойдешь, обнаженные груди терзая,
Ты не устанешь в тот день имя мое призывать,
Хладные губы мои прощальным живить поцелуем

Станешь, когда принесут с миррой сирийской оникс.
После того как зажженный костер превратит меня в пепел,
Пусть невеликий сосуд скроет останки мои,
Пусть посадят мне лавр на скромном холме погребальном,
Чтоб осенил он своей тенью могилу мою.

Два пусть напишут стиха: «Кто ныне лишь пепел холодный,
Был когда-то рабом, верным единой любви».
Эта гробница, поверь, не менее будет известна,
Чем обагренный курган воина Фтийской страны.
В день, как достигнешь и ты рокового предела, припомни

Путь и, седая, приди к памятным этим камням,
Но и дотоль берегись забывать обо мне погребенном:
Знает и верно хранит вечную правду Земля.
Если б из трех сестер хоть единая мне повелела
С жизнью расстаться, когда в люльке еще я лежал!

Душу зачем сберегать для такого тяжелого часа?
Нестор, три века прожив, все ж превратился во прах.
Если бы вдруг сократил его долголетнюю старость
Фригии воин любой на илионских валах,
Видеть ему б не пришлось роковых похорон Антилоха

И восклицать: «О Смерть, что ты забыла меня?»
Ты же, однако, не раз оплачешь почившего друга:
Вечно любили ведь те, кто безвозвратно ушел.
Это нам та подтвердит, чей охотник — светлый Адонис —
Лютым убит кабаном на Идалийской горе:

Ведь говорят, когда этот лежал в болоте красавец,
Ты, о Венера, ушла в лес, распустив волоса.
Но воззовешь ты вотще, о Кинфия, к телу немому:
Что тебе смогут сказать бренные кости мои.

~~~
И.Бродский

Письма римскому другу
(Из Марциала)

Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.

Дева тешит до известного предела —
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятья невозможны, ни измена!
* * *
Посылаю тебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.

Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных —
лишь согласное гуденье насекомых.
* * *
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он — деловит, но незаметен.
Умер быстро — лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.

Рядом с ним — легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях империю прославил.
Сколько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
* * *
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.

И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники — ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
* * *
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела —
все равно что дранку требовать от кровли.

Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я — не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
* * *
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.

Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им…
Как там в Ливии, мой Постум, — или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
* * *
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще… Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.

Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
* * *
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.

Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
* * *
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце,
стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.

Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке — Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
1972 г.