Пророчество безмолвия

«И где же Бог твой?» — шепчет мрак из клетки.
Я сам себя здесь в стены заложил.
С надеждой в спину — выстрел. Точен. Меткий.
И разум — плен. И совесть — как нажил.

Он звался Эл. И в коде значил «лишний».
Его черты — стёрты, как след в песке.
Но он хранил стихи, как пепел жизни,
Как прах отца — в запретном рюкзаке.

Он знал: за слог — расплата. За идею —
не смерть, а хуже: вычитание Я.
Но ночью, шёпотом, в зубах тюремной феи
он вслух читал: "Да будет тишина..."

Весь мир — архив. Где чувствам нет ограды,
Где душу сканят, чтобы вычесть грех.
Здесь мысли — в счет. Здесь боль — в разряд зарплаты.
Здесь страхи — норм, а вера — как побег.

Он шел один. По штрих-кодам на плитке.
Свой след — цифровой, стереть нельзя.
И каждый день — как отголосок пытки,
Где ты — лицо, но без имени душа твоя.

В глазах стояла мать, чьё слово «помни»
было стёрто. Ластик — статус: «молчать».
Он помнил боль. Он не был просто номер.
Он был — не бог. Но умел сострадать.

В подземной шахте, где хранился воздух,
он тихо вырезал на стали: «Я».
И этим словом, дерзким, одиноким,
он поджигал сухие письмена.

Ты молишь тьму. Не для спасенья — смысла.
Чтоб кто-то шепчущим дыханьем дней
Сказал тебе: «Ты жил. Не зря. И искра
Была в тебе. Хоть мир считал — ничьим.»

Но тишина. И снова ночь безмолвна.
И снова сны — без глаз и без лица.
Но в черепе у мертвого, как звонко
Звучит одно: "Я был. И начнусь — с конца."