Прикройся

– Немедленно прикройся! – одними губами прошептал, бледнея, Расс.

Актиний вздохнул.

– Да боже ж ты мой! Хватит! Я! Так! Больше! Не-мо-гу! – он с трудом разжал тугие скобы на плечах и сбросил с себя десятипудовую броню. – Хватит этой блажи! Хочешь таскать на себе этот гроб – наше вам, как говорится... А я – всё!

Каменные доспехи с грохотом повалились на плиты, и по сводам собора прокатилось низкое эхо. Актиний видел, что Расс отчаянно хочет броситься, прикрыть его, подобрать доспехи... Но в том была беда, что младший советник, и сам до глухого ворота скрытый под чёрными пластинами, едва ли мог неспешно пошевелиться.

Прохлада мраморных стен приятно обнимала за плечи. Актиний вдруг ощутил себя до невозможности лёгким – настолько, что, казалось, ещё немного, и он взлетит и зависнет под мрачным тёмным куполом – невесомый, как осенняя паутинка.

– Надень обратно... чтоб тебя! – беспомощно выругался Расс. – Если кто увидит...
– Как там у Шекспира? «И на здоровье, для того глаза». Да брось ты, неужели сам не хотел никогда..?
– Не хотел! Жена не простит, если сегодня помру.
– Какие у тебя нынче жизнеутверждающие рассуждения, – иронично заметил Актиний. Взлететь уже не хотелось. Он посмеялся над своей неуклюжестью, когда, сделав пару шагов, заметил, насколько высоко по привычке поднимает колени: ноги больше не дрожали под тяжестью каменных лат и сделались как гуттаперчевые.

– Уж какие есть. А для детей какой позор! Отец скинул броню прямо посреди собора, прямо как какой-нибудь распоследний забулдыга... После такого недолго и...
– Куда?
– Известно, куда!
– А забулдыге разве есть, что снимать?
– Фигурально выражаясь!

Расс грузно доковылял до колонны, у которой неподъёмной грудой покоились каменные наручи и изрядно потёртая кираса с трещиной в левом боку. Актиний помнил, как появилась эта трещина. Будучи ещё безусым юнцом, он случайно уронил каменную перчатку на похоронах одного из братьев, за что получил чувствительный тычок под рёбра от старшего клирика.

«Не будь слабаком!» – напутствовал Актиния клирик, и тот накрепко запомнил: если ты слаб – тебя тычут копьём. А быть без брони – значит быть слабым.

– Ну что тебе... Жить надоело? – жалобно спросил Расс.
– Таскать надоело этот мусор. Да не трясись – тебе чего бояться? Ты вон, до зубов прикрыт.
– Я за тебя...
– А не надо за меня. Я, может, устал – могу я устать, в конце концов? – Актиний сел на холодный мрамор, прислонившись к колонне спиной. Её рельефный монолит приятно вдавился в лопатки и позвонки. – Мир озверел... Только и знай – таскай на горбу защиту, а если нет – ты тряпка и мишень. Мы скоро срастёмся с ней, как эти... как там звались ящерицы с панцирем? Раньше были такие.
– Черепахи?
– Вот-вот... они самые. Будем жрать и спать, и не дай боги высунуть из панциря тупую ленивую башку.

Первым подошёл мальчишка. Невысокий, но ладненький, в мастерски подогнанных по росту щитках. Сразу видно, не из низов – так славно сидели на нём доспехи. 

Он ухмыльнулся дурашливо и пропел тихо, тоненько:

– А старший советник без брони-и-и...

Актиний улыбнулся. Впервые в жизни он чувствовал себя настоящим, живым. 

И тогда появились остальные. У одного торчала в кулаке пастушья палка, у другого – древко копья. Третий уже поднимал найденный так кстати камень – обломок не то его, Актиния, кирасы, не то мраморной колонны.
Сзади подтянулись лучники, неуклюже приковыляли базарные торговки. И все они гремели, гремели своими доспехами – закованные в них, как в передвижные саркофаги, наглухо, намертво.

«Не надо», – качнул головой Актиний, предупреждая движение Расса, и тот замер на месте, тоскливо глядя на обезумевшую толпу.

Живое кольцо сжималось. В нём были почтенные горожане, в нём были учёные старцы и престарелые матроны, в нём были ученики Гимназии при соборе, в нём были ткачи и трубадуры, императорские ловчие и конюхи, каменщики и поэты, незнакомцы и друзья...

Актиний не видел, кто ударил первым.