Авраам

В краю зелёном и цветущем
В рассвете сил, просторе дня
Земным стежаньем занимался
Ни рук и тела не щадя.

В тени олив, прохладе зноя
С утра иль на исходе дня
Трудом земным он занимался
Себя и всех благословя.

Семью оставив, земли предков
Собрав неспешно караван
Исполнив повеление Божье
Шёл впереди всех Аврам.

Как поступил бы я — не знаю
И смог бы крест сей пронести?
Но Авраам был избран Богом
Бог охранял его в пути.

Летело время и события,
Господь его благословил,
Нарёк его отцом народов,
Завет с ним вечный заключил.

Но болью сердце озарялось,
Когда жене в глаза глядел:
Не мог принять и не хотел 
Бездетность Сары как проклятие
И укоризну злой судьбы.

Как поступил бы я — не знаю,
И смог бы жребий сей нести?

И четверть века пролетела,
Когда в один прекрасный миг
Над всей землёю прозвучало.
Слезу пустил отец-старик:
"Благодарю тебя, Всевышний!
Прошу — лишь строго не суди,
Благослови дитя родное
И береги его в пути!"

Как мало надо человеку,
Чтоб свой закат в тиши встречать:
Дитя растёт — и рада мать.
Резвясь под тёплыми лучами,
Надежду старости давать.

И Авраам был переполнен
С избытком нежностью своей.
Так рос Исаак в усладу дней,
Которых Бог дал Аврааму
Как прародителю людей.

Людей, что ходят и поныне,
Как Моисей водил в пустыне, —
Жестоковыйны и горды,
Но Богом избранны они.

Всё изменилось в одночасье,
Загрохотало всё в нутри.
На части сердце разрывалось
От слов: "Мне жертву принеси!"
Авраам смотрел, слеза катилась
По бороде его седой,
А в голове лишь имя  жертвы той:

"Исаак!  Исаак!  Не может быть!
Как искушение пережить?
Как Вере чистой и смиренной
Не прекратиться в сердце жить?"
Но повеление Божье свято.
Дурные мысли пронеслись.
Господь сказал — и значит: Быть!

В тумане утренней прохлады
Он скорбный начинает путь.
Назад уже не повернуть.
Надежды рушатся земные,
И тяжелеет веры путь.
И каждый шаг к горе немой
На части разрывает грудь.

Исаак же поступью игривой
На холм взбирается, спешит.
И кто дилемму разрешит?
И как бы поступили вы?
Не дай, Господь, такой судьбы!

Идёт отец, чернее тучи,
Промокли красные глаза.
Рука дрожит, и голос тихий
Ему запомнились тогда.
И плоский камень, как надгробие,
Неспешно устланы дрова.
Но где же жертва? И когда
Её доставят на закланье?
И Богу возлетит хвала?

Всю эту россыпь из вопросов
Исаак Аврааму задавал.
Смеялся, торбою играл,
Пока отец ему верёвку
И жестом место показал.

Природа стихла, время встало.
Покорно голову склоня,
Исаак всё понял и смирился,
С отцом на жертвенник взойдя.

Последний раз рука коснулась
Кудрявой сына головы.
Простились молча и не глядя.
Рвалось лишь сердце из груди.

Кинжал сверкнул, рука взлетела.
Закрыв глаза, Исаак лежал.
Но ангел Божий перед горлом
Авраама за руку держал.

Его слова, как дождь средь зноя,
В душе Авраама разлились:
"Достоин ты избрания Бога!
Под руку крепкую смирись
И дальше верою живой
К народу своему вернись!"

И сколько Божий век продлится, —
Пред подвигом души, друзья,
Как поступил бы я — не знаю:
Хватило б веры у меня?