Кубок жизни близкого друга

Николай Иодловский


КУБОК ЖИЗНИ

       Мне кажется, что это то, что нужно! Стиль найден (и очень неординарный), а движение непредсказуемое. У вас хорошая изобретательность (фантазия), близкая по юмору к сказу, басне, детскому стиху. Есть привлекательность примитива – редкого дара в поэзии. Стихи, безусловно, найдут своего читателя.
Стихи действительно доставили мне истинное удовольствие. По-моему, для русской поэзии они странноваты (не все), кажутся написанными по английским образцам. Но это только в вашу пользу. Стихи необычны и смелы.
Вы, в самом деле, очень близки к лубку, у вас всё на иронии в шутке (над собой), всё на сочетании серьёзности и смеха. Это не глупости типа «смех сквозь слёзы», не пошлая сентиментальность, а ещё не получившее название новое направление в поэзии. Рад за вас. Так держать!

 Литературовед                Александр Белый


Х Х Х

На дворе колдует осень –
Сочных красок хоровод.
И в небытие уносит
Теплоты стозвонный мёд.

Но вмешались вскоре тучи,
Синь закрыли на запор.
И понёсся дождь колючий,
Словно конь во весь опор.

Бьёт дома и тротуары,
Прячет в листьях жёлтых боль.
Плачь, осенняя гитара.
Бедолаги мы с тобой!

Х Х Х

Надеваю маску скорби
И от горести скулю,
Потому что скорбь люблю.
Велика мне маска скорби.
Поношу, потом сорву,
Маску выброшу в траву.

Надеваю маску смерти,
Сердце рвётся из груди,
Жду бессмертья впереди.
Но мала мне маска смерти,
Тоже выброшу.
Она
И опасна, и страшна.

Надеваю маску жизни…

МУЗЫКА

Играет скрипка, исторгая
Волшебно-чувственный мотив.
И эта музыка святая
Тревожит, душу захватив.

Играет скрипка.  Жизнь проходит.
Она не выпита до дна.
Душа в волненьи где-то бродит.
А чья вина?
Ничья вина.

Х Х Х

Я – засушенный гербарий,
Дуралей, ни дать ни взять.
Засушила чья-то воля,
Только чья – не отгадать.

А потом между листами
Кто-то положил меня.
Пролежал не помню сколько,
Но проснулся от огня.

Еле спасся. Боже правый,
Нынче буду я умней.
Я засушенный гербарий
До скончанья наших дней.

СНЕГОПАД

Идут белые снеги.
Е.Евтушенко

Кружатся белые снеги –
Души умерших людей –
И застывают слезами
На холодном стекле.

Кружатся белые снеги,
Страстно ответить хотят,
Как же спасти нашу Землю
От разорений и бед.

Кружатся белые снеги –
Время неспешно течёт.
Может быть, вскоре и я
   В снег превращусь?

Х Х Х

По всем уголкам души
Раскидали деревья свою немоту.
Они, словно вымершие мамонты,
Толпятся в моём сознании
И спокойно слёзы льют
Жёлтыми листьями.
Я не могу
Видеть этих жёлтых слёз.
Жёлтый цвет – это разлука…
Усилием воли
крашу листья
В мой любимый, синий.
Они превращаются в цветы.
Синий – это цвет твоих глаз,
Любимая.
Я очень хочу,
Чтобы деревья
С синими листьями
Больше не плакали.

Х Х Х

Раскрыла пасть ночная мгла.
Дома беспомощно повисли.
Пятнистая Луна взошла,
Мои прочесть пытаясь мысли.

Взлетели звёзды в высоту
И зачадили, словно свечи.
Сегодня сердца пустоту
   Заполнить нечем.

Х Х Х

Памяти Даниила Хармса

Когда над миром цепенеет
Скоропостижная луна,
Душа от радости шалеет,
И зелень пламенем полна;

Когда над лесом сизокрылым
Восходит горечь облаков
И колобродит дождь унылый
Без лишних и ненужных слов, -

Тогда в грязи миров роятся
Стозвонных чисел города…
Я улетаю в космос, братцы,
Чтоб не вернуться никогда.

ВРЕМЯ

Мои часы сбесились ныне:
Вперёд помчались. Боже мой!
От быстрой скачки сердце стынет,
Я ощущаю смрад и зной.

Старею,
Но перед кончиной
Часы вдруг повернули вспять:
Плывёт картина за картиной, -
Вот стал я юношей опять.

И детство возвратилось снова:
Игрушки, горка, пластилин,
И первое на свете слово,
И трёхколёсный лимузин…

Всё начинается сначала, -
Но сердце биться перестало!

Х Х Х

Я хотя не воробей,
А сижу себе на ветке,
Песни звонкие пою.
До чего же хорошо.

А в окошке надо мной
Над столом склонилась птица.
Пригляделся я, а это
Клювом пишет воробей.

Чудо вдруг произошло!
Поменялись мы местами.
Я чирикаю, летаю, -
Он же трудится, чудак!

Х Х Х

Осенний вечер нёс печали.
Осенний вечер – белый дед.
Глаза слезинки застилали,
Как будто вечера и нет.

Его пронзали сны фонарьи,
Машины мчались на ночлег.
Крутилось время по спирали,
И по спирали падал снег…

Х Х Х

О бледный день,
Поникшие снега.
Печали тень,
И жизнь не дорога.

Шальная ночь,
Свирепая пурга,
Уже невмочь, -
Но жизнь так дорог

Х Х Х

Я люблю провожать поезда,
И особенно в жгучую снежность:
Гложет необъяснимая нежность,
Словно еду в родные места.
Я люблю провожать поезда.
Звон прощальных приветствий и шум,
Голос диктора медно-взволнованный, -
Всё рождает движение дум,
Удивляет мой ум избалованный.

Я хочу убежать от себя,
Раствориться в потоке явлений.
Там, где зимние струи дождя,
Сплав отваги и горечь сомнений.
Можно быстро уехать, уйти,
Поменять и фамилию можно…
От себя убежать невозможно,
Даже если открыты пути.

Х Х Х

Я помню бабушкину сказку:
«Чтоб защититься от чертей,
На кончик носа без опаски
Предмет какой-нибудь пришей!»

Я выбрал пуговицу. Боже,
Пришил навечно – и теперь
Я верю, что она поможет
От злых чертей.  И ты поверь!

Давно ношу я метку эту,
Сношу сплошных издёвок свет.
У вас подобной штуки нету?
Тогда – привет!

ВЕТКА

Неужто веткой предстоит мне быть,
Любить листву как собственное тело,
Вдыхать ненастье грозовой судьбы,
Молиться солнцу тихо и несмело.
И защищать от непогоды птиц.
(Их песни – пластырь на больные раны.)
Склоняться перед грозным ветром ниц
Чтоб не развеять листьев караваны…


Х Х Х

Полунамёки,
Полувздохи,
Видений призрачных мазки.
Я собираю эти крохи –
И вновь рождаются стихи.

Да, жизнь – прекрасная злодейка,
В ней много солнца,
Много мглы.
Импрессион,
Не пожалей-ка
Своей сверкающей иглы!

Х Х Х

Я сдал в аренду тело:
Носите на здоровье.
Мне тело надоело –
Огромное, воловье.

Я сдал в аренду разум:
Зачем он в нашей смуте?
Не применял ни разу,
Не доходил до сути.

Теперь живу и трушу –
Так одолели страхи.
Как сдать в аренду душу,
Ведь не берёт никто?


ХРАНИ МЕНЯ

Храни меня от шуток дикарей,
От злого глаза и упадка нравов.
Храни от стычки жёсткой и кровавой
И от ошибок разных там судей.

Храни меня от глупостей моих,
От нелюбви к Отечеству и славе,
Невдохновенья и друзей лихих
И от возможности прослыть неправым.

Грани от охлаждения жены
И от стихов никчемных и бездарных.
Храни от слухов вредных и базарных,
От нелюбви моей родной страны.

Храни меня, Вселенская судьба.
Храни же непокорного раба!

ПОРТРЕТ СКРИПАЧА

Волнует скрипки пиццикато,
Я словно сам играл когда-то:
Венявским был и Паганини, -
Боль инструмента чту поныне.

Она огромна, как Юпитер.
Сжигает солнышком в зените –
И нежным звуком, долгим пленом
Я упиваюсь.   Боль нетленна.

Её не вытащить из сердца.
Она поток и счастья дверца.
Скрипач и скрипка – крылья птицы,
И друг без друга не взлетится!

Х Х Х

По пустыне ветром вею,
В океане – на волне.
Очень многое умею,
Хорошо отныне мне.

В городах я – гарь и копоть,
А в лесах – сплошной озон.
Я умею небо штопать,
Только это не резон.

Наделён талантом плакать.
Я реву, грозой грозя.
Но доверчив, как собака, -
А вот этого нельзя!

Х Х Х

Я выпил кубок смерти,
Но умереть забыл.
Брожу теперь фантомом,
Пугая всех подряд.

Бродить мне надоело,
Хочу в могилу лечь,
Но родственники, Боже,
Все против.  Вот беда.

Я выпил кубок жизни –
Воскреснуть нету сил.
Я как бы существую,
И как бы нет меня.


Х Х Х

Стремятся к вам мои мечты
В неясный шорох темноты.
Не спится в этот поздний час,
Я снова думаю о вас.

Вы так прекрасны и горды,
Как водопад живой воды,
И ослепительно нежны, -
Но мне, признаться, не нужны!

Х Х Х

Чудо-юдо рыба кит,
Завтра Кипр, сегодня Крит.
Самолёт, автомобиль,
Что-то враки, что-то – быль.
Солнце, воздух и песок,
Море, дождика рывок.
Отдыхаю, словно бог,
После всех своих тревог.
Заграница – райский сад,
Но хочу уже назад,
В яму русской новизны, -
Где поэты не нужны.

Х Х Х

Налейте мне бокал печали,
Его я выпью, а затем
Я откушу кусок медали,
Не пережёвывая съем.

Налейте мне бокал веселья,
Его я мигом осушу.
Потом, надевши птичьи перья,
Меня подбросить попрошу.

Меня подбросят до дурдома,
Сдадут по описи врачу.
Всё ненавистно и знакомо, -
А я нежданного хочу.


Михаилу Грозовскому


Х Х Х

Ползёт рука по потолку
Иль это мнится мне?
Кричит рука: «Кукареку!» -
Иль это снится мне.

Бегу по лезвию ножа
И балансирую от страха.
О, как боюсь я мандража, -
Иль это снится мне?

Сейчас проснуться я хочу,
Коль пробуждение – свобода…
Открыл глаза.
Кричу!
Кричу, -
Иль это снится мне?
Х Х Х +
Волнует ночь деревья и кусты,
Летает песня грустных сновидений
И оседает в лапах темноты,
В непостижимых ласковых мгновеньях.

Мой мозг, как воск,
Размяк под знаком сна,
Виденья тоже не дают покоя.
Висит пятном надменная Луна
И льёт на город вещество седое…

Х Х Х

Режусь сам с собой в картишки,
От восторга хохочу.
«Дама пик» маячит слишком,
Я такого не хочу.

Эта карта, как заноза
И отрава для души.
Помоги, метаморфоза,
Эту стерву задушить!

МАШИНЫ

Разноцветные овечки,
Что вы мчитесь под дождём?
Ваши шинные колечки
Утопают нынче в нём.

Любит вас асфальта тело,
Как услужливо оно.
Ну, а мне, осточертело
Дня плаксивое кино.

Х Х Х

Мерю я шагами коридор,
Думаю: «Ну, до каких же пор
Будет донимать меня сейчас
Злого павиана мерзкий глаз.

Смотрит он, надеясь на успех.
Хочет обмануть меня и всех.
Жаждет он в моё доверье влезть,
А потом всех за обедом съесть.

Что за наваждение, друзья, -
Павиан – изнанка бытия!

Х Х Х

На площадке возле севера
Рос огромный человек.
Был одет в сплошное нечто,
С кирпичом на голове.

Сильно мучился от жажды,
Потихонечку скрипел,
А к нему тянулись люди
Отдохнуть от всяких дел.

Теребили молча пальцы,
Предлагали сбить кирпич,
Но мотал он головою
И просил воды попить.