Ситцевый ветер. Глава 7

          Выписка Николаши из больницы получилась излишне пышной и тем ни менее теплой. Главврач, пожелавший лично осмотреть молодого человека перед уходом, бегло, как и подобает опытному медику, проверил пульс, пощупал лоб, для чего-то провел обеими руками от скул к шее, и видимо, оставшись довольным результатами своего исследования, пожелал Николаше никогда с ним не встречаться. Это вызвало ожидаемые, но все равно искренние улыбки подчиненных, после чего свита удалилась по своим делам.
          Наступила очередь Варвары Степановны.  Она достала из-за спины пакет, в котором дружно пахли пирожки с горохом, передала их Николаше, продолжая приглаживать свой дар в чужих ладонях. Постепенно её руки, сохраняя прежние движения, поднялись вверх, к голове, которую она аккуратно наклонила и поцеловала парня в лоб. Окончательно растрогавшись, Варвара Степановна прижала Николашу к себе, и он обнял ее одной рукой.   
          В этот момент Варваре Степановне померещилось, будто она сейчас обнимает сына, не вернувшего с войны, и в ее душе смешалось несколько разных чувств – и боль своей утраты, и внезапная радость от обнимающего ее ребенка, и тревога за него. Мать, забытая в ней когда-то, вырвалась наружу, вырвалась с нерастраченной еще силой материнской любви и заполнила больничный коридор с унылым освещением, открытую медсестринскую с кипящим инструментами и даже огромный парк, укрытый влажной пурпурной листвой.
          Винавер наблюдал за этим прощанием с нескрываемым умилением. Было во всем происходящем что-то настоящее, правильное, искреннее, неподдельное в своей простоте, и человеку, привыкшему внимательно наблюдать за жизнью, невозможно было удержаться от довольной улыбки. «Горечь и обожание в одном флаконе… Неподражаемо!» - подумал он.
          - Ну, иди – Варвара Степановна тихонько подтолкнула Николашу к Винаверу.
          - Я провожу – сказал библиотекарь, рукой предложив Николаше немедленно начать свое движение к дверям.
          Варвара Степановна, убедившись, что ее никто не видит, быстрым движением перекрестила спины обоих и прошептала:
          - С Богом…
          Николаша и Винавер зашагали по знакомой дорожке, оба понимая, что, скорее всего, это их последняя совместная прогулка, книга жизни уже переворачивает очередную страницу, и встретятся ли они еще когда-нибудь вне больничной палаты – неизвестно.
          - Ах, какая погода – восхищался Винавер, - удивительная… Вы чувствуете, какой воздух? Плотный, насыщенный, как суп в нашей столовой. И ветер, знаете, такой – в меру. Когда дышишь ветром, ощущаешь себя полностью свободным человеком, не замечали?
          Николаша прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. То ли под воздействием слов своего товарища, то ли от резкого прилива кислорода, он ощутил волну, прокатившуюся по его телу, мощную, искрящуюся волну с дальними бубенцами и песнопениями, на миг соединившую Николашу с остальным миром в непонятной еще мимолетной радости.
          - Михаил Игнатьевич, можно напоследок одну просьбу.
          - Конечно, мой друг, какие могут быть сомнения.
          - Мудрый совет от умного человека, - Николаша глядел Винаверу прямо в глаза – всего один… можно?
          - На какую же тему совет?
          - О жизни.
          Винавер улыбнулся, но в этой улыбке была лишь грусть и легкая тревога.
          - Давать советы о жизни – дело решительно непростое и неблагодарное, юноша. Очевидно потому, что у каждого свой путь, а значит, свои задачи и свои решения. Но я не могу Вам отказать… Давайте присядем.
          Библиотекарь долго пристраивался к лавке, поправлял больничный халат и подбирал пояс, приглаживал полы на коленях, очевидно, выстраивая будущую речь.
          - Вам еще рано, юноша, а мне в самую пору думать о старости. Да-да, о старости. И знаете, что приходит в голову? Старость наступает тогда, когда ты начинаешь мечтать о прошлом, а не о будущем. Есть в этом объективная безысходность, диктуемая возрастом, но нет в этом истины. Совершенно!
          Михаил Игнатьевич замолчал. С ветки, нависшей над лавкой, на Винавера смотрел потрепанный воробей, словно ожидая продолжения рассказа.
          - Прошлое переполнено магнитами… Люди, приятные или очень близкие, события, до сих пор волнующие память, сама медовая непосредственность детства, очарование юности, первые победы и неожиданное желание любить… Что-то помнишь в общих чертах, какие-то моменты и события просто отчеканены, но притягивают и те, и другие, тащат к себе со всё нарастающей силой. Усядешься в кресло или на кровать, укроешься теплым и обязательно тяжелым пледом, призовешь к себе воспоминания – и не хочется их отпускать, все поднятое из глубин памяти представляется таким легким, милым, пропитанным тайными лучами дневного света. Как тут устоять!   
          Последние слова почти прозвенели в воздухе, воробей испугался их и решил перелететь на ветку повыше.
          - Помните, мы с Вами рассуждали о качестве времени?
          - Отлично помню – Николаша говорил чистейшую правду, потому что всегда старался запомнить слова своего соседа по палате и даже несколько раз их переосмыслить.
          - Во-о-т - протянул Михаил Игнатьевич, - здесь они нам очень пригодятся. Мы ничего не можем менять в прошлом, оно статично, все перемены доступны только для настоящего и будущего. Это факт общеизвестный. А мы с Вами внесем в него некоторые собственные коррективы – неважно, сколько времени осталось на будущее, абсолютно не имеет никакого значения! Год, день, одна минута – всё для чего-то, и кто знает, в какой временной отрезок Вам удастся достичь наибольшего смысла своей жизни. Мечтайте о будущем, всегда мечтайте и ничего не бойтесь – всё случится, как суждено!
          Винавер встал и обнял вставшего за ним вслед Николашу. Воробей осознал, что разговор закончен, ничего умного он уже не услышит, нервно чирикнул по этому поводу и упорхнул. До ворот шли уже молча. У калитки Винавер повернулся к Николаше:
          - Могу и я попросить у Вас совета, мой друг? Да-да, Вы не ослышались – библиотекарь осторожно взял за локоть удивленного парня – именно совет. Как Вы думаете, может мне и правда вернуться к преподаванию?
          Как обрадовался Николаша такому вопросу! Значит, он имеет вес в глазах Михаила Игнатьевича, значит, этот умный и благородный человек считает его достойным давать советы. И радость оказалась настолько мощной, что разорвала в сознании все мысли и даже слова, простые слова, которые можно было бы сказать.
          Так и не справившись с волнением, Николаша не нашел ничего более уместного, как протянуть Винаверу руку:
          - Спасибо Вам за все.
          Старый мудрый учитель улыбнулся, расценив отсутствие ответа как смущение, а не как нежелание его давать, и опять обнял взволнованного парня:
          - Удачи…
          Николаша еще раз восторженно поглядел на Михаила Игнатьевича и пошел к остановке, а Винавер долго смотрел ему вслед, потом перевел взгляд на осиротевший больничный парк с некогда такой уютной альтанкой, на кивающие ветвями деревья и на родившиеся позади основного корпуса тучи, обещавшие скорый и неотвратимый дождь…