Смерть

               
                Да не будет ему ни мгновенья покоя... ни часа;
                И пусть вечной будет мука его, и грёзы о смерти,
                Иль проклятья мои возложи на чело свое и носи их,
                Или в сладкой ночи небытия погаси меня навек!

                Михай Эминеску. Молитва дака


Ходьба. Медленная, вязкая, как бред умирающего. Ноги тонут в раскаленном песке, каждый шаг — падение, из которого нужно выкарабкаться. Знойный ветер, словно наждак, обдирает кожу. Солнце — огромный, безразличный глаз надзирателя — застыло в зените. Полдень.

Куда я иду? В каком направлении? Этого знания нет. Есть только приказ, вшитый в спинной мозг: идти. Неосознаваемая, безграничная сила толкает вперед. Сам маршрут, кажется, не имеет значения. Да и может ли что-то иметь значение в этой бесконечной пустоте, где единственное событие — это твой следующий шаг?

Я упал. Механизм тела исчерпал свой ресурс. Воды. Одно-единственное слово, раскаленный гвоздь, вбитый в мозг. Во рту сухость пустыни. Какая мука — вдыхать этот воздух, который не освежает, а лишь продолжает сжигать изнутри. Пальцы судорожно сжимают песок, будто пытаются выжать из него влагу.

Лежать нельзя. Надо идти. Приказ остается в силе.

С нечеловеческим усилием приподнимаюсь на локтях. Руки дрожат, в глазах туман, сквозь который проступают всё те же красные, бесконечные пески.

«Воды... дайте мне воды...» — я попытался закричать, но из горла вырвался лишь слабый, сиплый шелест, будто это песок заговорил изнутри. А зачем кричать? Кто услышит? Кому я нужен здесь? Сейчас я один. Абсолютно один.

Боже, как жжет солнце. Вся кожа — один сплошной волдырь. Я не дойду. Пора прекратить это бессмысленное сопротивление и просто умереть.

Но зачем я все еще цепляюсь за жизнь? Чем она меня прельщает? Этими муками? Или иллюзорным оазисом счастья, который рисует воспаленное воображение?

Я боюсь смерти. И это — самая главная нелепость. Бояться избавительницы. Ведь жизнь и страдание неразрывны. Смерть не приносит мук, это жизнь, уходя, в последней агонии старается растерзать нашу плоть. Жизнь мстит нам за то, что мы ее покидаем. А смерть — избавляет от этой мести. Если жизнь — это горе, то смерть — наше единственное возможное счастье.

Так почему же я так боюсь тебя, госпожа Смерть?

Ты уничтожишь мое сознание. Мое «Я». Но ведь этого «Я» не существовало целую вечность до моего рождения, и разве это было плохо? Кусочек безличной материи, из которой состоит мое тело, на краткий миг выделился из мира, получил условные границы, обрел способность воспринимать себя и возжаждал вечности. Какая гордыня! Будучи мимолетным порождением вечного мира, мое индивидуальное сознание наивно решило, что вечность — это его личный атрибут.

Но законы неумолимы. Они сотрут мою уникальность. А сознание не хочет с этим мириться. Сладость бытия, эта страшная инфекция, заражает и его, и подчиненную ему материю. Они вместе заболевают жаждой жизни. И только смерть способна их излечить.

Так в чем же тогда безнадежность моего положения?

Я называю безнадежностью смерть? Какая ирония. Наоборот. Смерть — это и есть моя надежда. Надежда, уничтожающая мое эгоистичное сознание, стирающая границу между мной и природой, возвращающая меня в ее лоно.

Настоящая безнадежность — это вечное существование. Вечное сознание, обремененное памятью о каждом шаге по этой пустыне. Вот он, подлинный ужас, — вечное страдание, из которого нет выхода. Вечная погоня за солнечным зайчиком бессмертия в этом проклятом, фантастическом мире.