Воспоминания Брата Валерия. Родная судьба

Вглядываясь в довоенное, далекое теперь уже, поколение, замечаю: оно было напористее, умнее, целеустремленнее. К этому поколению и принадлежит мой брат Иван Григорьевич Тетерев.
Родился Ваня в Смоленской области в 1931 году. Вместе с родителями приехал со Смоленщины в Башкирию. Деревеньки Краснокамского района — Калегино, Марьино, Смолокурка — маршруты его детства. В годы войны учился он в начальных классах в Марьино. Каждый день, зимой и летом по бездорожью, со Смолокурки напрямки туда 3 километра, обратно столько же. Появились тогда волки, и он, храбрясь перед младшим братом Алексеем, брал с собой ружье. Самому же было ли 10 лет? Семилетку заканчивал в старинном, купеческом, красивом селе Николо —Березовке. Где-то в шестом или седьмом классе влюбился в дочку завуча школы. И эта неразделенная любовь прошла с ним через всю жизнь. Любовь была чистой и светлой, он воспевал ее в стихах, которые начал писать очень рано и писал всегда. После школы поступил в Ейское высшее военно-морское училище летчиков.
Среднего роста, черноволосый, крепкий, энергичный, общительный, Ваня быстро стал лидером своего курса, любимцем офицеров. Ребята эти, опаленные войной, воспитанные на ее героике, хорошо обученные, с иголочки одетые, были гордостью воздушных сил, их будущим. Родина для них значила все.
Перед выпускными экзаменами курсантам дали кратко — срочный отпуск. Ваня поехал домой. В Москве увидел, как какой-то хлюст пристает к девушке. Вступился, наподдавал наглецу. А тот оказался сынком очень высокого чина. Брата разжаловали и направили матросом на Черноморский флот. Мечту о небе посоветовали забыть. Семь лет безупречной службы — коту под хвост. Единственное, что оставалось, — по морская форма.
После службы на флоте Иван решил, не уезжать домой, а поехать поработать на шахту, чтобы потом, уже с деньгами, с подарками вернуться на родину. На шахтах свои суровые нравы, где - то не выдержали нервы, и Иван оказался в Воркуте на лесоповале.
Как сейчас помню: зима... морозный вечер, коптилка на кухне. Мы все там, возле пачки. Открывается дверь, вваливается небритый мужчина в лыжном костюме и хриплым голосом говорит: "Узнаете?" Тишина... Потом мать и отец не раз объясняли, что узнали - то сразу, что замешкались только... С тем и согласились. Вот так ушел из дома паренек с горящими глазами и великой мечтой, а вернулся мужик, неоднократно и жестоко поломанный, без образования, без копейки денег, без судьбы и мечты. Надо было жить. Устроился преподавателем физкультуры в училище механизации.

Как - то, набравшись смелости, решил проведать свою первую любовь. Выяснилось, что она давно замужем, уехала с мужем к месту его службы. Увидел он в сестре ее младшей знакомые черты, начал ухаживать, и вскоре сыграли свадьбу. Работал, помогал по хозяйству и своим, и ее родителям. Появилась дочь, все вроде стало утрясаться.
Однажды в школе состоялась встреча выпускников. Он пришел туда. Смотрел на них, знакомых, нарядных, далеко обогнавших его в жизни. Не стал дожидаться конца, незаметно вышел. Открыл спортзал, взял винтовку, выстрелил.
Мать, обезумев от горя, металась от дома к больнице. Там — умирающий сын, вчера еще здоровый, крепкий. Здесь — куча детей, молчаливо глядящих, голодных, некормленая скотина... Смерть не хотела отступать. Слишком тяжелое ранение, бред, горячка. Но могучий организм, врачи и материнские молитвы сделали свое дело. Иван начал медленно поправляться. Сказал матери твердо: "Мам, не переживай. Все, не случилось. Буду жить".
Жить для него значило быть первым. Поправился. Поступил на заочное отделение Казанского университета по специальности "вычислительная математика". Закончив его, сразу же поступил в аспирантуру при Академии наук СССР. Долгие годы работал в дружном, добром коллективе НГДУ "Арланнефть" в Нефтекамске. Прошлое напоминало о себе тяжелыми депрессиями. Родные, друзья, сослуживцы боролись за человека. И он не подвел. Защитился. Переехал в Тюмень. Теперь уже десятки лет преподает в Тюменском индустриальном институте. Профессор, автор многих научных работ. Были срывы, были досадные неудачи. Был и каторжный труд, и полет. Пусть не тот, неземной, а все равно высокий, вольный. Как-то, уже седой, в компании встретил ту, незабытую. Разволновался, встал и начал читать: сначала те стихи из седьмого класса, потом зрелые, выстраданные... И - все ей, и все о ней.
А всего за долгую жизнь стихов у брата набралось около тысячи. Мы, родные, заволновались: да как же так? Уйдем мы, уйдет все, чем страдалось, чем жилось, уйдут и они, написанные обнаженным сердцем, кровью, страстями и муками человеческими. Отобрали к печати четыреста, потом поменьше — и вот она, жизнь земная, пахучая, терпкая.
Слабыми, а порой и наивными могут показаться стихотворения далекой детской поры. Но когда тебе 10—14 лет, когда все  искренне, до самого дна чистых детских глаз, хорошо все - таки:
Детство мое в фуфайке
И в стоптанных сапогах,
Вспугнув воробьиные стайки.
Застряло, смеясь, в дверях...

 

Детство с первым трактором, с первыми радиопроводами. Детство с ночным, с перелетными гусями, с мечтой... Но детство и с обидой, когда но всем светят редкие лампочки, когда загнали куда-то корову и нет молока. Детство с тревогой, с войной, с первыми вестниками Победы (“Дубосеково").
Меняется возраст, меняются и темы стихов. Невольно улыбнешься, читая наивно - страстные признания в юношеских грехах: "За баней", "В матросском кубрике", "Вечером". А за ними просматриваются уже извечные темы любовной лирики. Это хочется перечитывать:
Ты не меня хотела,
    Я не тебя хотел,
    Ты до меня опустела,
    Я до тебя опустел.
Натура неуспокоенная, невостребованная, поэт мечется по тесным кубрикам, казармам, размышляет мучительно: "Раздумье”, "Бессонница", "Ночь луною к закату клонится...". Мысли, которые позже, наверное, и приведут к трагедии.
Поэт рано начал терять друзей... Его друг, курсант Сазонов, "не выйдет из пике", а затем и сам он окажется сломанным и выброшенным из мечты:
Видно, вечно грустить о былом,
О своих переломанных крыльях,
О просторе, всегда голубом,
О друзьях, о родной эксадрилье...
"Времена года" —так автор назвал свои наблюдения, чувства, мысли, рожденные в общении с природой, сложившиеся в стихотворный цикл. В нем много зимы, ядреной, морозной, снежной. Лирический герой не боится могучей, буйной стихии, готов идти вперед до конца:
Я пройду по маршрутам нехоженым
Через вьюгу, буран и мороз...
А за зимой, конечно же, весна: "Был март великим музыкантом...". Кажется, что эти строки написал кто - то из больших мастеров. Думаешь даже, не прочел ли их где - то автор, может, отложились в памяти и забылись.
Был март великим музыкантом,
Когда, раскинув ноты в снег,
С неподражаемым талантом
Сыграл вступление к весне.
Грозовые летние раскаты, грусть осени:
И пьет по вечерам глухарка
Брусники красное вино...

 

И ожидание обновления:
Но не вечно невзгодам кружиться,
И природа в назначенный час
Возвратит все назад по крупицам:
И цветы, и деревья, и нас".

Любовная лирика широка, многогранна, очень искренна, наивно интимна и светла. Сначала — робко, неумело: “Некрасивой девчонкой была...", "Подражание Апухтину", "Ты ушла, я не грущу, не плачу...". Иногда излишне помпезно: "Твои мечты чисты и юны...", "Не пойму, что случилось со мной...". И много поистине прекрасных, талантливых строк о любви: "Ты не сказала да...", "Даль завешена снежной порошею...", "О, как минуты быстротечны...".
По сложившейся советской традиции автор едет со студентами на уборку урожая и привозит из деревни не только почетные грамоты, но и массу впечатлений, чувств, настроений, которые вылились впоследствии в отдельную тему. Девушкам, одетым в фуфайки и скромные косынки, каждой отдельно, он посвящает по стихотворению. И вот у одной из них "со Вселенною спорят голубые глаза...", другая снится ему "нежной Данаей", третья восхитила солидного преподавателя искрометной цыганской пляской у костра, четвертая...
У поэта не спрашивают о годах. И все же, когда отнимаешь от 1988 года - времени рождения семидесяти восьми стихотворений, посвященных Ольге Плесенковой, — год рождения автора, получается многовато. Для нас, но не для Ивана Григорьевича. В сборник вошло чуть больше десяти стихотворений. Ну нельзя больше. Может просто бумага вспыхнуть. А он пишет вновь и вновь. И все Оленьке и Оленьке. Как она выдержала такое...
Стихи "Любимой женщине” посвящены верной, красивой, терпеливой жене, Маргарите Романовне, которая все эти годы была рядом со своим неуемным мужем ("Начало было, была весна...”).
Куда только буйная головушка ни заносила автора, а он вновь и вновь возвращался к ней, единственной:
Мы пережили много дней
И светло —дивных, и печальных...
Тонко подмечена поэтом философия семейной жизни с ее трудностями, раздорами ("Летит вперед стремительная птица…",    ”С беспощадной тоской...”), с примирениями ("Еще в тебе клокочет злоба... "), со страстями и усталостью.
И здесь же глубокие, полные большого внутреннего драматизма строки, посвященные той, которую любил всегда:
Пусть на пути кружат одни страданья —
Я все пройду,
Чтобы прийти к тебе!

И вечно неутихающий разлад в душе: "Всю ночь осенние ветра...”. В главе "Время меряет строгими мерками" — раз-мышления, воспоминания, ностальгия.
Приснилась школа, и родилось теплое, большое стихотворение. Свадьбы детей, золотая свадьба родителей, проводы уходящих... Нежные, искренние посвящения дочерям, Марине и Татьяне. Стихотворение "Стояла мать безмолвно у избы” - тревожное, глубокое, сложное. Не раз мы, помятые судьбой, возвращались в отчий дом, отогревались материнским теплом, горячими шанежками и парным молочком и уходили вновь. Лишь она оставалась, чтобы встретить нас снова.
В большом этапном стихотворении "Курю папиросу...” - размышления о вечном: о мироздании и о человеке, которому теплее и дороже земля, земная жизнь.
В течение многих десятилетий автор откликался на яркие, важные для страны события. Об этом принято было писать. Стихи из главы "И остался я в прошлом где - то...” — о нашей жизни "вчера”, которую забыть, перечеркнуть невозможно.
С ранних лет поэт поднимает тему добра и зла, справедливости, свободы...
Стихотворения, написанные еще во времена Сталина, поражают беспощадной, непримиримой оценкой существующего общественного устройства. Тема эта жила, росла, крепла. В годы оттепели поэт выступает публично, наивно и свято поверив в обновление... За это его в течение тридцати лет держали на учете и активно работали с ним знаменитые органы. Ареста удалось избежать только чудом. Но молчать он не мог.
О таких людях хорошо сказал Николай Бердяев: "Русская душа сгорает в пламенном искании правды, абсолютной божественной правды и спасения для всего мира и всеобщего воскресения к новой жизни. Она вечно печалится о горе и страданиях всего народа, и мука ее не знает утоления".
Гуди, набат! Пора, пора.
Долой ярмо, долой оковы...
- громко звучит гневный голос поэта.
Много стихов в сборнике посвящается разным людям, далеким и близким, родным и друзьям, юным и уже ушедшим, историческим личностям. В посвящении М. Рудкевичу автор размышляет о выборе пути. В посвящении М. Волконской его восхищает женская верность. На могиле Есенина поэт думает о трагических судьбах многих русских людей.
Дорога, дорога! Звенящие дали...
Все меньше в запасе непрожитых дней
- с грустью замечает автор. Но это минутное настроение. Главное для него - идти вперед, навстречу буранам, испытаниям, навстречу судьбе.


Ведь мир вокруг не познан до конца.
Таинственные силы в нем витают.
Пусть катит пот росинками с лица,
Нас новые тропинки ожидают
- так пишет сегодня Иван Тетерев — летчик, моряк, шахтер, заключенный ГУЛАГа, нефтяник, ученый, профессор. Так пишет мужчина, который не раз вступался за правду, за женщину, шел в кулачный беспощадный бой против троих, а то и пятерых. Так пишет гражданин России, для которого великое понятие "Русь" было, есть и будет началом и концом его, мерилом дел его, чести и жизни.
Так пишет мой брат Иван Григорьевич Тетерев.

Валерий Тетерев