Ведьма и воин!

О, ведьма юная, поверь, ты змея в обличье девы!
В твоих глазах я, как в омуте забвенья, на пределе нервы.
Ты сердце воина пленила колдовством,
Забыт рассудок, разум стал ничто.


Ты водила меня своими лесными тропами,
Где мрак и ужас незаметно правят свой парад.
Взгляд Горгоны, и ты меня пленила неземными чарами  —
Они мою любовь к другим на веки в камень обратят.

Душа моя — твоя добыча ныне,
И нет спасенья от любви такой.
Люблю тебя, как воля любит самодисциплину,
Как зверь голодный — жертву пред собой.

Искал исход, бежал от наваждения,
Но ведьма, прочь уйдя, в тумане растворилась, исчезнув словно привидение.
Оставив мне в наследство лишь проклятье и призрение.
Вечной любви печать на сердце наложив,
И вот теперь иду на смерть я в бою, тебя в душе простив.

Но знаю я, что ведьма не забудет,
Ее любовь — лишь тень в ночной тиши, без слов и без следов.
Ее объятья — холод, что не греет, ледяная,
И верность ей — обман для дураков.
Как ни люби ее, она всегда чужая.

И вот стою я, воин поседелый, изнутри весь потускнелый,
На поле брани, где мой жребий — пасть.
Кровавый горизонт, как лик зловещий, из адских подземелий,
Свидетель участи моей — пропасть.

В руках мой меч, холодный и послушный,
Готов принять последний смертный бой.
Но в сердце – образ ведьмы, неустанный,
Как червь тоски, что гложет день-деньской.
Ее улыбка – лед в пустыне знойной,
Ее слова – лишь эхо лжи в ночи.
И все же память о ней – яд сладостный,
Что отравляет душу и не молчит.

"Любовь – есть дым, от вздохов воспаривший", –
Шепчу я, вспоминая Шекспира.
И этот дым меня опутал крепко, я в его власти,
Лишив свободы, воли и добра.
Я – мотылек, летящий в пламя страсти,
Я – волк, попавший в сети колдовства.

Пусть смерть придет как избавление долгожданное, и я готов, и я ее приму,
Пусть кровь моя омоет эту землю.
Но образ ведьмы, девы-змеи юной,
Останется со мною как клеймо – на веки я люблю.
И даже в царстве мертвых, в вечной тьме,
Я буду помнить колдовские очи, что словно рана, глубоко останутся во мне,
И горький вкус любви, что отравила,
И проклятую клятву, что навек сплела.