Атаман

Глава 3.  Княжна Париса

Ночь на исходе. Стали звёзды угасать.
И филин прокричал о чём-то глухо.
А пламени костра всё хочется плясать
И пение цикад ласкает ухо.

Глядит задумчиво на пламя атаман,
Валежник в него изредка бросая.
И сна никак всё не возьмёт его дурман:
Он всё сидит, ничуть не засыпая.

А пламя пляшет в его сумрачных глазах,
Свой ритуал таинственный свершая.
На атамана смотрит месяц в небесах,
За звёздами вслед потихоньку тая.

Широкоплеч Степан. И кряжист, и могуч,
Как дух земли, что в плоть вдруг обратился.
Взгляд у него сейчас – как солнце из-за туч!
И замысел в них скрытый затаился.

У горизонта есть излучина реки,
Там виден град в сиянии рассвета.
Идти сейчас туда – как будто не с руки…
Какого ждать там от властей ответа?

Ох, в непростых раздумьях грозный атаман!
Поход персидский – враз его «прославил».
Да, воеводам дать придётся «на карман»…
«Лишь вышло б дело», – он ещё б добавил.

Чуть-чуть поодаль, в роще, разинский отряд –
Те, кто в походе выжил, – отдыхают.
В дозоре был всю ночь сторожевой наряд –
Опасности здесь всюду поджидают.

Ведь у властей задумка: их разоружить,
Забрать себе добытое в походе.
Но атаман сумеет их перехитрить,
Мозги легко запудрит воеводе.

Вести переговоры он большой мастак –
А просто знает все души изъяны.
Словечко никогда не скажет просто так –
Искусник ставить цепкие капканы.

Но только вот сейчас в мозгах всё набекрень –
С душой своей достигнешь ль компромисса?
Красавица княжна – чиста, как майский день –
С прекрасным светлым именем Париса.

Из дорогой парчи надет на ней халат,
Искусно на нём вышиты павлины.
Ну а под ним жакет – как огненный закат,
Застёжки так похожи на маслины.

Сорочка – нежный шёлк в гранатовых цветках,
Штаны – шикарный бархат изумрудный.
А пояс золотой?! – воскликнешь только:"Ах!"
Орнамент по нему какой-то чудный.

На ножках ботильоны – чудо каблучок!
И нитью золотой по голенищу –
Вот бабочка сидит, а рядом с ней сверчок –
В траве себе, наверно, ищут пищу.

На голове княжны прекрасный чахар-кад –
И закреплён он лентой золотою.
Туманная вуаль откинута назад,
Чтоб любоваться этой красотою.

На пальчиках её надеты перстеньки –
Тут изумруды, яхонты, сапфиры.
Таинственно сияют эти огоньки
На перстне, сотворённом в виде лиры.

Такое личико – увидишь ль где, когда?
Конечно, нет! Оно неповторимо.
Не трать на поиски бесценные года –
Ведь прошлое, увы, невозвратимо.

Какой, Париса, у тебя волшебный взгляд!
Похож на взгляд июльской лунной ночи.
И – точно – он дороже всех земных наград!
И этот свет душа вновь видеть хочет.

И прелесть губ твоих тревожит и манит.
Каков он, поцелуй твой незабвенный?
И ручка нежная касаньем одарит,
Рождая в сердце трепет вдохновенный.

Любуется сейчас на чудо атаман –
Княжна во сне о чём-то рассуждает.
«За что подарок сей Судьбой незримой дан?» –
Себя он то и дело вопрошает.

Как-будто бы и нет лишений и смертей,
И Астрахань опасность не готовит.
Нет больше ничего – он занят только ей!
И ум уже с душой почти не спорит.

ПОЧТИ – всегда не в счёт – вот то-то и оно.
Всё то, что взяли в Персии, – добыча.
Всегда на всех добыча делится равно –
У казаков в чести такой обычай.

По пленникам по всем такой же разговор,
Не может быть каких-то исключений.
Ну, а с княжной, – какой вдруг встанет договор?
А кто же знает? – есть лишь тень сомнений.

Ведь он же атаман – закон должон блюсти.
Традиции беречь – святое дело.
Кривить своей душой – Степану не к чести.
Да, нужно разговор повесть умело.

Да что там казачки... Конечно, скажут: ДА!
Неужто ж не уважат атамана?!
Ведь он за них горой, коль вдруг придёт беда,
И подсобит из своего кармана.

Вот за стеной кустов послышались шаги.
Кто знает, может, послухи тут рыщут?
Вон Астрахань, а значит – здесь кругом враги,
С него зараз всё воеводы взыщут.

Послухи – доносчики

Степан из ножен саблю медленно извлёк –
Огонь в клинке зловеще отразился.
И в сторону кустов задумчиво изрёк:
«Ты перед смертью хоть перекрестился?

Коль не боязный ты, то враз и выходи.
Не анчибел же ты – давай гутарить.
Брехню пустую ты мне здесь не городи –
Иль ноне на костре тебя поджарить?"

Анчибел – бесёнок, злой дух

Из-за кустов осторожно выходит есаул Иван Черноярец – друг Степана Разина

– Вот, Тимофеич, враз сейчас и выхожу,
Я досе проверял все караулы.
Робята зорко бдят, – тебе я доложу,
Зараз готовы к бою есаулы.


Мотрю, ты всё не спишь – решил вот подойтить.
Да многим, я скажу тебе, не спится.
Коль досе ты покой не можешь обрести –
То, значит, на душе чаво-то мнится.

– Нехай усердно бдят – положено же им.
Мне послухи блазнятся что-то ноне.
Обучены они повадкам плутовским
И служат государевой короне.

Блазница – чудится, мерещится, казаться

Ведь человек вот так, а Бог ему инак –
Мы ж истину сию давно познали.
На то же он и Бог – подаст оттуда знак,
Лишь только б мы его усердно ждали.

Надейся на него, а сам-то не плошай!
Сберём-ка круг с утра для разговору.
И тяму, брат, взнуздай, да и дела решай,
Чтоб было всё потом по уговору.

Тяма – ум, смекалка

– Ты, Тимофеич, щас уважь меня чуток,
Приляг и прикорни же хучь маненько.
Для тямы нужен сон – ну хоть один часок!
Ночь не прошла – дела решать раненько.

Разин внимательно посмотрел на Черноярца, улыбнулся и снисходительно сказал:
– Почто ты вдруг, Иван, заботливый такой?
Не с жонкой же гутаришь – с атаманом!
Ну ладно, что уж там, уважу, Бог с тобой,
А ты пока побди здесь за дуваном.

Дуван – добыча

– Конечно пригляжу! – ясырь-то вон какой!
Княжна персидска – просто загляденье.
Продашь её – и враз ты с полною машной!
И вновь запой, а не одно раденье.

Ясырь – пленник, пленница

Лицо Разина помрачнело. Тяжёлая атаманова рука легла на плечо Ивана Черноярца.
– Не хочу я её, братишка, продавать.
Ну где ещё красу таку увидишь?
Степан, Степан, загинь, – то на кругу решать,
Остынь, казак, – ведь честь свою обидишь.

Загинь – угомонись

– Да я ж не супротив, я ж за тебя всегда.
Как скажешь, Тимофеич, так и будет.
И против казаки не будут никогда –
Ватага наша вновь ясырь добудет.

– Не дело говоришь ты мне сейчас, Иван.
Средь казачков я это пресекаю.
Ты ж знаешь, что на всех весь делится дуван,
А тут я сам себе, что ль, потакаю?

Набедиться никак я, братко, не должон,
Княжна вонзилась в душу, как заноза.
А мож её швырнуть в пучину волжских волн?
Коню же легче, коли баба с воза.

Набедиться – что-то сделать не по совести, не по чести

– Ты душу не ломи – всё проще будет, брат!
Я от себя кубыть им всем предложу.
Подарим, мол, княжну, чтоб атаман был рад,
Простецкую при том сострою рожу.

Кубыть – как-будто

– А ты, браток, хитёр! Ну ладно, спать пора.
И помни: мы о ней не говорили.
А ну, Иван, подбрось в костёр ещё дрова –
Пусть тайной будет всё, что мы решили.