80. Былички тутошние. Лес
Он наблюдает за тобой отстранёно и строго. Огораживает. Огораживается. И нет такой силы, которая заставит человека шагнуть вдаль-вглубь, если лес этого не пожелает.
Нет слов, чтобы передать первобытный холодный ужас, охватывающий тебя на пороге последнего (первого?) шага в зелёное, дышащее, живущее по своим неведомым законам единство.
И уже не так снисходительно относишься к стародавним, от прабабок и дедов дошедшим (нет, скорее, врученым до времени и разумения) быличкам, пересказам, недомолвленым (всегда! сколько ни слышала!) рассказам уже из ближайшего (твоего и моего) времени.
Недомолвленым, потому как того требует разумная, из мудрой глубины родов стерегущая (берегущая!) осторожность. Не навредить бы. Себе. Всем. Слишком приоткрытым (сказал - зашло и зажило рядом с тобой) случаем-словом. Есть на земле такие вещи, о которых вслух, для задела-забавы, говорить не принято. Чтобы не затронуть (не потревожить, не разбудить) легковесным словом неизведанную древнюю силищу. Может, оно и вовсе поблазнилось. Привиделось. Морок застил. Чего слово в ступе толочь. Удержаться-то оно правильнее будет. Оттого встреченную уже кем-то правду, (коли случай-надоба пересказать выпадет) в разные цветасто-сказочные одёжки наряжают.
И в неведомую минутку, свесив голову с огромной, тепло и надёжно дышащей русской печки (крепость белая неприступная – не страшно!), вслушиваешься в раздумно и веско сказанные слова. Улавливаешь (даже не ухом, сердцем) знакомые имена, клички, фамилии, заповедные названия мест и тайных тропок, озерков, непростых ручейков, известные только местным, тутошним от пятого корня. Разбираешь потом всё, что сказалось (открылось) иногда всю свою остатнюю долгую (дарованную без условий и ограничений – живи! дыши!) жизнь.
У меня это случилось довольно рано. До седин. Редкий случай.
…Мох. Кора. Всё затянуто в коричневое и зелёное. Рыхлое. Мягкое. Давно и долго подломленные столетние стволы. И вдруг, малым краешком, мгновенно, не дольше разбега молнии, открылось. Или всё же привиделось? Хозяин. Не велик и не мал. Рост крепкого широкоплечего, вовсе не смятого временем старика. Коли шелом и латы – так и за Муромца Илюшу сошёл бы. Борода. Не в земь. Не зелёно-седая. Ярко-рыжая! Кудри-волны, что кленовый лист, только без резной остроты, едва до груди доходят. На пне полусидит, впривалочку к заржавлено-коричневому стволу. Одна нога чуть повыше вольно плотный до осязаемой густоты воздух подпирает, вторая мох и папоротник лапоточком вовсе не маленьким мнёт. Взгляд зоркий. Но дурмана-страха не напускает. И рубаха, рубаха – лён и шитьё ниткой красной в две ладони - на подоле, ниже колена, и на рукавах.
Я смотрю. Он наблюдает. Вижу. Мыслю. Двигаться вот только отчего-то не получается. Белым в глазах метёт. Красно-рыжим слепит-добавляет. Рассеялось. Взгляд в заржавлено-коричневый огромный ствол уже не упирается, вглубь леса старые стволы и белые берёзы выхватывает. А у правой ноги (в левой руке только травный пахучий пучок – время-то собирательное) лис красы необыкновенной переминается. Рыжий. Крупный. С бело-сказочным манишным окрасом на груди. Смотрит озорно (точно вам говорю!), почти весело. Играть будем? Нет, брат. Не до того.
… Лес может не пускать.
Он наблюдает за тобой отстранёно и строго. Иногда огораживает. Иногда огораживается. И нет такой силы, которая заставит человека шагнуть вдаль-вглубь, если лес этого не пожелает.
Я спокойно и радостно захожу в лес. В заповедные, именно мне отведённые Хозяином места. Беру без жадности. По надобе-делу. Благодарю искренне. Дали - отвесь поклон на четыре стороны, скажи ласковое слово. И, обязательно, подарок оставь. Горбушку хлебную, какую ни то, на чисто ометённом (кем и для чего?) пне. Или помощь окажи, хоть малую самую. Сучья с тропинки хоженой прибери. Из ручья (вода сладкая-сладкая!) запнувшийся в ненужном месте камушек вынь. Да на сторону-то швыром не кидай. Положи. Уважение всему в лесу оказывать должно.
И в неведомую минутку, (где та печка - крепость белая неприступная!), уже сам роняешь знакомые имена, клички, фамилии, заповедные названия мест и тайных тропок, озерков, непростых ручейков со сладкой-сладкой водой, известные только местным, тутошним от пятого корня.
Вот сегодня – вам.
Распорядитесь с умом-терпением.
На земле всё также случаются вещи, о которых вслух, для задела-забавы, говорить не принято.
Из своего волшебного, вовсе недалёкого (всегда рядом!) детства
ваша московская девочка, сельская Джульетта
Марина Бондарева
Свидетельство о публикации №125061606075